а как отрокам приходит пора воинами становиться, их безбожные жрецы что-то делают, от чего у юнцов волосы седеют. Оттого и седуны. Ходят они лапами, в каждой две сотни язычников, и над ними главный, в барсовой шкуре. Прочие человеки для них хуже скотов…
– Вы, епископ, нарисовали прелестный портрет. Седые варвары в барсовых шкурах – это так романтично, мой оруженосец, без сомнения, будет в восторге. Но, насколько мне известно, вышеупомянутые седуны по нашу сторону гор особых вольностей себе не позволяли.
Рокэ повернулся к адуанам:
– Губернатор доносит, что в Варасте сейчас больше двадцати тысяч бириссцев, – это правда?
– Вранье! – отрезал Клаус. – Хорошо если лап двадцать наберется. Да им больше и не надо – нагрянули, пожгли, порезали, и назад. Их дело такое, разбойничье. Чтоб побыстрей да потише, большими стаями они не ходят.
– Очень хорошо, – кивнул Рокэ. – Лово, если что, их учует?
– Еще бы! – Клаус любовно взглянул на своего урода. – Он у нас такой, кого хошь выследит.
– Почему вы меня искали?
– Господин Прымпирадор… – начал Жан, но Бонифаций договорить таможеннику не дал:
– А потому, что сии воины, зная многое, что родившимся не в Варасте неведомо, желают отплатить злокозненным язычникам за их непотребства. Жан и Клаус собрали таможенных стражей, охотников и пастухов, коих судьба привела в окрестности Тронко, дабы оказать вам посильную помощь.
– Мои разведчики обойдутся без дезертиров, – скривился Манрик. – Я не верю этим людям. Нам внушают, что против нас не больше четырех тысяч, но, пусть господин губернатор и допускает некоторое преувеличение, мы можем с уверенностью говорить, что в Варасте действует пятнадцатитысячная армия.
– Вам бы, сударь, прошу прощения, с такой верой в то, что сами не видели, клириком быть! – вдруг выпалил Жан. – Нет там пятнадцати тыщ и не было никогда. Седуны не числом берут, а наглостью да нашей глупостью…
– Еще одно слово, дезертир… – Манрик вскочил, его лицо стало красным. Собака подняла голову и глухо заворчала; епископ поставил стакан, намереваясь ответить, но не успел.
– Сядьте, генерал. – Ворон и не подумал повысить голос, но «навозник» молча упал в кресло. – Никто вам этих людей не навязывает. Значит, хотите с армией идти?
– Так точно! – выпалил чернявый.
– Оба решили? – Голос Алвы был все таким же ровным.
– А то как же, – удивился Клаус. – Мы ж все на пару.
– Приказ о вашем производстве в капитаны и введении в командование двумя отрядами разведчиков из числа бывших адуанов и варастийских добровольцев будет готов через час. Господа, – Рокэ отвернулся от остолбеневших варастийцев, – утром мы выступаем. Кроме адуанов, со мной пойдут девять тысяч человек – пять конных полков, три пехотных, кэналлийцы и часть артиллерии. Генерал Манрик принимает командование над остальной частью армии. Ваше дело – защищать Тронко и особу губернатора. Начальником штаба у вас остается Хэвиленд. Маро, Шенонсо, Монтре поступают в распоряжение командующего. Вейзель, Савиньяк, Дьегаррон, Феншо-Тримейн, Бадильо, прошу вас отдать соответствующие распоряжения своим людям и к полуночи вернуться ко мне за дальнейшими указаниями. Ваше преосвященство, примите мою благодарность, вы нам очень помогли.
– Я отправляюсь с вами, – не терпящим возражения тоном заявил епископ, – дабы укреплять дух богобоязненного воинства и нести многомерзким язычникам свет олларианства.
– Как пожелаете, но удобств не обещаю.
– Тело наше подчиняется душе нашей.
Бонифаций тяжело поднялся и направился к выходу. Рокэ с невозмутимым лицом пропустил святошу вперед и вышел вместе с Дьегарроном и Бадильо. Таможенники и их пес убрались следом.
– Надеюсь, господин генерал, вы с двадцатью тысячами удержите врага за Рассанной до нашего возвращения? – Оскар Феншо нежно улыбнулся Манрику.
– Если вы вернетесь, – огрызнулся «навозник». – Эта парочка заведет вас в ловушку, это так же верно, как…
– Как то, что вы попадете из пистолета в пролетающую корову, – заметил Савиньяк, натягивая перчатки.
– Дурной пистолет, – буркнул Манрик. – Вы это знали, потому и предложили пари.
– Я и впрямь знал пистолет, – не стал спорить кавалерист, – и еще я знал стрелка.
– Уймитесь, господа, – вмешался Вейзель. – Может быть, мы расстаемся навсегда, не стоит на прощание вспоминать всякие глупости.
– Какие именно? – Рокэ стоял в дверях, с ленивым любопытством разглядывая набычившегося Манрика. – Я, кажется, слышал слово «пистолет».
– Ерунда, – поморщился Вейзель. – Манрик поспорил с Савиньяком, что собьет из его пистолета воробья с соседней крыши, но промахнулся.
– Все дело в пистолете, – стоял на своем проигравший.
Рокэ шагнул к Эмилю.
– Пистолет!
Кавалерист с готовностью протянул Алве оружие; он молчал, но черные глаза смеялись. Рокэ взял пистолет правой, переложил в левую и, почти не глядя, пальнул в сторону окна. Комната наполнилась пороховым дымом, но стоявшая на подоконнике бутылка не пострадала.
– Видите, – удовлетворенно произнес Леонард Манрик, – из дурного пистолета промахнется даже лучший стрелок.
– Верно и обратное. – Алва бросил злополучное оружие на стол. – Дурной стрелок промахнется даже из лучшего пистолета.
Ответить Манрик не успел. Савиньяк с воплем: «Леворукий и все твари его, вот это выстрел!» – вытянул руку в направлении камина. Три свечи, стоявшие на каминной полке, погасли.
Глава 5
Агарис
398 год К.С. 9-й день Летних Волн
1
Свой день рождения Матильда Ракан давно не отмечала, вернее, почти не отмечала. Вдовствующая принцесса не стеснялась ни бедности, ни возраста, но видеть приятелей покойного супруга – слабосильных попрошаек и нытиков, оплакивавших даже не вчерашний, позавчерашний день, – было выше ее сил. От рассказов о том, что четыреста лет назад талигойские коровы доились маслом, по улицам ходили жареные куры размером с гусей, женщины были исключительно златокудрыми девственницами, а мужчины – непобедимыми и благородными рыцарями, Матильду тошнило. Сейчас. Сорок с лишним лет назад, когда молоденькая алатка влюбилась в принца-изгнанника, Люди Чести казались ей чуть ли не небожителями и каждое сказанное ими слово было истинно, как Эсператия.
Потом пришло разочарование. Матильда как-никак родилась дочерью правящего герцога не столь уж и маленькой страны, в государственных делах она разбиралась с детства. Когда первый угар прошел, новоиспеченная принцесса Ракан с ужасом поняла, что оказалась среди людей, у которых нет ничего, кроме чужого прошлого и злобы на весь свет вообще и бывшую родину в частности. То, что всю жизнь торчавшие в Агарисе благородные потомки несли о «великой Талигойе», было откровенной чушью – подобных земных Рассветов не существует и существовать не может.
Еще глупей были разговоры о том, как вернуть любезному отечеству прежнее величие. Матильда неплохо знала историю Золотых Земель. Нынешний Талиг был в полтора раза больше и в дюжину раз сильней захваченного Франциском Олларом одряхлевшего, рассыпающегося королевства. Принцесса пробовала с книгами
