в мандражирующие руки и печатаю второе сообщение Харду: «нет, извини, всё нормально, не надо приезжать». Чем я думаю? Мне элементарно хочется, чтобы британец был рядом и смотрел на меня в упор своим беспокойным взглядом, молчаливо ожидая моей исповеди, давая мне возможность выговориться. Однажды Томас уже спас меня от ревущего потока боли в моей душе, окутав заботой и любовь. Но он не может делать это всегда. Хард не обязан приезжать по первому моему зову. Несмотря на стабильность в наших сложных отношениях, ему не нужны мои проблемы, а поделиться мне больше не с кем.
Я собираю волосы в тугой хвост резинкой и по грудь опускаюсь в воду, чувствуя обволакивающее тепло и глухие удары моего уставшего сердца. Мой телефон упрямо молчит: ни ответных сообщений, ни звонков. Мозгами я понимаю, что это очевидное развитие вещей, а сердце сжимается и разжимается, стараясь притупить тупую боль от мерзкой правды. Набираю полную грудь воздуха и полностью погружаюсь в воду. Открываю глаза и мир через гладь воды кажется таким смешным, искаженным и непропорциональным. Я улыбаюсь, наблюдая как мелкие пузырьки выходят из носа и рта и поднимаются на поверхность. Закрываю глаза на мгновение, игнорируя нарастающее давление на уши и легкие, требующие воздуха. Сквозь толщу воды слышу, как открывается дверь и бьётся о стену, а потом кто-то хватает меня за плечи и вытаскивает из воды.
– Майя… – голос Харда дрожащий от испуга и вибрирующий от злости, возвращает меня в реальность и осознав, что я до сих пор не дышу, начинаю кашлять. – Какого черта ты творишь? – он встряхивает меня за плечи, впиваясь пальцами под кожу, словно боится, что я снова уйду под воду.
– Ты получил мое сообщение? – сидя на корточках около ванны, британец утвердительно кивает. – И все равно приехал?
– Ты написала, что я тебе нужен, – теплая ладонь Харда гладит мои мокрые волосы и стирает капли воды с моих щёк. Когда мои печали и слёзы по отцу превратились в тихую радость и слёзы по Тому? Быстро умываюсь, чтобы соленые капли слез слились воедино с проточной водой.
– Что случилось?
– Мой отец вернулся, – снова! Ответ звучит безэмоционально. Встречи с отцом превратились в неприятную и болезненную традицию. Хард с силой стискивает мои плечи, но я не чувствую даже этой боли, словно все чувства и ощущения во мне разом отключились. Тревожный взгляд его карих глаз блуждает по моему лицу, ожидая или требуя немедленных объяснений. Мне нравится, что Том не обращает внимания на моё обнаженное тело. Значит его волнует не только отсутствие одежды на мне, но и моя внутренняя покорёженная сущность.
– Хотел поговорить. А я просто убежала и спряталась в своей комнате, как в детстве. – Глаза начинает щипать от подступающих слез, и я часто-часто моргаю, борясь с желанием разреветься на груди у британца. Хард выпрямляется, осматривает ванную, находит махровое полотенце, вешает себе на плечо и насильно заставляет меня подняться на ноги и выбраться из этой чертовой ванной, притупившей моё сознание. И брюнет снова остается абсолютно холоднокровен в отношении моего полного обнажения, но только рядом с Томасом я могу не бояться, обнажая свою душу и выставляя себя напоказ вместе со своими страхами и терзаниями. Я уязвима и беспомощна, почти как в детстве. Только на месте человека, который меня всегда обижал, рядом тот, кто сможет меня понять.
Том укутывает меня в полотенце и придерживаясь за его руки, выбираюсь из ванны с трудом перебирая ногами. Британец поддерживает меня за талию и давление теплой ладони вселяет в меня некую уверенность и пробуждает, впавшие в летаргию, ощущения.
Мы возвращаемся в спальню, и я замечаю, что балконная дверь открыта нараспашку. Хард снова воспользовался своим любимым способом проникнуть в мою комнату. Я невольно улыбаюсь собственным мыслям и проявление хорошего настроения не остается без внимания брюнета.
– А я думал, что ты уже поставила замки на дверь, – довольно хихикаю и обращаю благодарственный взор на Томаса. Он провожает меня до постели, и я ложусь на мягкую кровать. Сам Хард медлит, прикидывая насколько уместно в такой ситуации забраться в постель к девушке, которая пережила эмоциональное потрясение.
– Иди сюда, – протягиваю руки к Тому и получив разрешение, он ложится рядом со мной, но между нами достаточно расстояния, чтобы сохранять дистанцию, которая показывает, что Хард не намерен воспользоваться моей уязвимостью. Он обнимает меня за плечи и заметно напрягается, очевидно внезапно осознав, что кроме полотенца на мне ничего нет.
– Зачем он вернулся?
– Не знаю. Я не видела его несколько лет, за исключением того дня на кладбище, и вычеркнула из своей жизни как неудачный опыт в родственных отношениях между отцом и дочерью, – гляжу в потолок и машинально перебираю пальцы Томаса, который из опасения не совладать с собой, не решается меня обнять. – После всего что он сделал, его возвращение как злая насмешка. Он хочет поговорить, а я хочу совершить что-то незаконное против человека, причинившего мне столько боли. Не понимаю, как вообще пережила внезапную встречу с ним? – покачиваю головой и прикрываю глаза. – Спасибо, что вернулся… – поворачиваю голову и смотрю на Томаса, сталкиваясь с тенью непонимания на его лице и незнакомыми чувствами, которые возникают в тот момент, когда ты делаешь что-то по-настоящему важное для того, кого любишь.
– Нужно было позвонить мне раньше, чтобы тебе не пришлось проходить через это дерьмо одной, – Том сжимает мое плечо, и горячая знакомая волна истомы растекается по телу.
– Мне придется с ним поговорить, даже если я этого не хочу, чтобы раз и навсегда поставить точку и избавить свою жизнь от его вторжений. Навсегда. – Хард резко садится на постели и бросается на меня разъяренные взгляды. Потом встает с кровати и целенаправленно скрывается в ванной комнате, возвращаясь уже с маленьким полотенцем. Забирается обратно на кровать, прислоняясь спиной к изголовью постели и стягивает влажную резинку с мокрых волос. Пряди рассыпаются по подушке и Томас аккуратно промакивает волосы сухим полотенцем, а я с трепещущим сердцем в груди неподвижно лежу и почти не дышу. Нежность и забота Харда меня так стремительно захлестываю, что боюсь разреветься как дура.
– Как твои отношения с отцом? Как вы провели праздники? – британец кряхтит то ли от недовольства, то ли от попыток совладать со своей радостью, но движение его рук в моих волосах такое же аккуратное и бережное.
– Мы были на пороге третьей мировой войны. Раньше он звонил мне каждый день и прикрываясь банальными вопросами, интересовался моей жизнью, пытался вправить мне
