к сооружению рвов и частокола вдоль реки. И работают днем и ночью, пока все не будет готово. Работать придется посменно, чтобы строительство не прекращалось ни на минуту. Западни и частоколы должны протянуться на двадцать миль к северу и югу.
Сложнейшая задача – но это стоило сделать. За то время, что длился их разговор, гельветы собрали далеко на востоке несколько сотен человек. И, как заметил Лабиен, это было лишь предупреждение о том, что ждет впереди.
– Я думал, ты не захочешь так сильно ввязываться в эту войну.
Проконсул отвел взгляд от реки.
– Я действительно не хочу, Тит, но, раз Сенат заставляет меня защищать аллоброгов, мне нужна полная свобода действий, – объяснил он. – Иначе мне придется сражаться со связанными руками. Помпей дал мне легионы скрепя сердце, он отвлекает нас от главной цели и направляет в волчье логово. Как бы то ни было, мы углубимся в эту темную пещеру, но я хочу развязать себе руки, хочу в случае надобности пересекать реки и нападать, когда сочту нужным и где сочту нужным. Но в глазах Сената все должно выглядеть законно. Аллоброгам следует потребовать у сенаторов моего вмешательства. Помпей не сможет отказать, мы быстро справимся с этой задачей и вернемся к первоначальной цели.
– Дакия? – спросил Лабиен, желая услышать вожделенное слово.
– Дакия, – подтвердил Цезарь.
Восточный берег Родана
Главный лагерь гельветов
Тем же вечером
Они разбили передовой лагерь, ожидая прибытия в долину большинства переселенцев, которые собирались перейти реку по мосту и вторгнуться в желанную Галлию.
– У нас неприятности, – сказал Намей, входя в палатку вождя.
– В чем дело? – спросил Дивикон.
Намей был одним из его доверенных людей, и его заявление обеспокоило вождя гельветов.
– Выйди и посмотри сам, – сказал он.
Дивикон, стреляный воробей, не любил загадок, но ему не хотелось спорить с Намеем в эту трудную минуту: им предстояла переправа через бушующую реку. Оба вышли из палатки. Поверхность Родана пылала от берега до берега – римляне подожгли мост.
– Как зовут этого проконсула? – спросил Дивикон.
– Юлий Цезарь.
– Не вы ли утверждали, что Цезарь – пустое место? – добавил он, обращаясь к Намею и Веруклецию, еще одному доверенному человеку. – По-вашему, этот пожар – дело рук посредственности?
Оба молчали. Пылающий мост говорил о способности принимать решительные меры. Цезарь был смельчаком – быть может, даже безумцем, – но ни в коем случае не посредственностью.
– Я хочу узнать о нем больше, – продолжил Дивикон, – а он должен знать, кто начальствует над гельветами. Ступайте и предупредите его, что мы перейдем реку по плотам, которые начнем строить сегодня же. А еще скажите, что это может быть мирное переселение, если он отнесется к нам как к друзьям, или жестокая война, если он отнесется к нам как к врагам. Скажите ему, что я Дивикон, много лет назад победивший римлян, что я стар, но полон сил и мудрости, поскольку за спиной у меня огромный опыт. Сообщите все это и принесите его ответ.
Намей и Веруклеций переглянулись.
Им до ужаса не хотелось беседовать с врагом-римлянином, но Дивикон не любил повторять свои приказы.
Западный берег, неподалеку от Генавы
Сумерки
Римские часовые, выставленные у сожженного моста, заметили освещенную факелами лодку и подняли копья, но центуриону хватило ума не отдавать приказа «Мечите!». Одинокая лодка означала не близкое нападение, а готовность к переговорам. Центурион, знавший, что такое война и ближний бой, понимал, что всегда лучше закончить дело миром.
Посланники высадились на берег; их не тронули и под охраной доставили в преторий проконсула. Там гельветов встретил Цезарь, сидевший в окружении Лабиена, Бальба и юного Красса. Намей и Веруклеций назвали свои имена, изложили просьбу вождя и объяснили, кто он такой. Они также напомнили Цезарю и остальным начальникам, что некогда Дивикон воспользовался вторжениями кимвров и тевтонов, чтобы разорить галльские земли и Нарбонскую провинцию, и даже победил консула Луция Кассия Лонгина.
Как и ожидалось, призрак нашествия кимвров и тевтонов смутил римских начальников. Люди Дивикона поняли по лицам римлян, что вспоминать об этом им неприятно.
Цезарь склонил голову, поднес руку к подбородку, встал и обратился к послам:
– Помня о былых вторжениях, Рим не может позволить ни одному северному племени устремиться на юг и напасть на племена, союзные Риму, как и на сам Рим. Передайте своему вождю лишь одно: я не позволю ему вторгнуться в земли аллоброгов и тем более в римские провинции. Рим считает, что Дивикону надлежит вернуться назад, в Гельвецию, на свои земли. – (Намей и Веруклеций смотрели на него с вызовом.) – Сообщите также, что двигаться на запад или юг ему запрещает Юлий Цезарь, племянник семикратного консула Гая Мария.
Послы онемели. Подобно тому как имя Дивикона навело римлян на дурные воспоминания, от имени Мария Намей и Веруклеций наморщили лбы и невольно попятились.
– Переговоры окончены, – заключил Цезарь.
Восточный берег, главный лагерь гельветов
Час спустя
Дивикон внимательно выслушал Намея и Веруклеция. Оказывается, безвестный проконсул – не кто-нибудь, а племянник Гая Мария.
– Хорошо… – сказал он. – Посмотрим, унаследовал ли он дух или же только кровь своего предка.
Западный берег, неподалеку от Генавы
Несколько дней спустя
Легионеры увидели, как плоты, груженные десятками вооруженных гельветов, приближаются к берегу.
Римские солдаты неподвижно ждали приказа центурионов, держа наготове пилумы.
Цезарь наблюдал, расхаживая между легионерами.
Вражеские плоты подплывали к берегу.
Высадка должна была произойти через несколько секунд.
– Пора, во имя Юпитера! – провозгласил Цезарь.
Его приказ повторили трибуны, центурионы и все начальники, стоявшие на берегу.
На гельветов, начавших высадку, хлынул железный дождь. Десятки врагов – почти сотня – были убиты или ранены. Кого-то спасли щиты, но с ними пришлось расстаться: в щитах застряли пилумы. Те, кто не был пронзен копьем, бросились на римлян.
– Пора! – повторил Цезарь.
Лучники обрушили стрелы на врага, почти лишенного защиты; еще десятки пали в бою. Но, несмотря на потери, гельветы продолжали двигаться к частоколу, за которым прятались римляне.
Цезарь молчал, стоя на вершине башни и пристально глядя вниз.
– А-а! – вопили гельветы, падая во рвы прямиком на торчащие колья: укрытые ветками и землей и потому невидимые глазу, они пронзали тела нападавших. Немногие воины, избежавшие ловушек, с мечом наперевес неслись дальше под вопли пронзенных товарищей.
– На выход! – скомандовал Цезарь, на этот раз не повышая голоса.
Несколько центурий вышли из ворот, устроенных римлянами по всему частоколу, окружили оставшихся в живых гельветов и стали добивать копьями или стрелами тех, кто застрял во рвах.
Восточный берег, главный лагерь гельветов
Дивикон издали наблюдал за побоищем. Это была последняя попытка
