смываемый водой и обреченный на новое падение. Наша покорёженная любовь – песчаный замок, который мы не можем сберечь…
Думаю, что Хард испытывал те же чувства, но уверенно шел к своей цели и добился нужного результата. Часть меня испарилась и перестала существовать, более не справляясь с этой разрывающей болью в груди. Словно кто-то голыми руками на живую разорвал мою грудную клетку и одним четким движением нанес удар по моему сердцу, оставив в память невидимый глубокий шов. Самое страшное, что именно поступок Тома вернул мои кошмары, которые я старалась подавлять и глушить долгие годы. Хард мог стать лучиком света в моём мраке, протянуть руку и вытащить на свет, избавив от пугающих и расплывчатых образов. Вместо этого британец стал тем человеком, что навлек на меня беспросветную тьму. Нуждаясь в нем, я потерялась в темных коридорах своего подсознания и спокойный сон сменился страшным кошмаром, в котором я искала Томаса, но оставалась одна. Тишина была мне единственным спутником.
Блуждая в потемках сознания, искала своего несносного подлеца, что сможет спасти меня и будет рядом. Сквозь пелену летаргического сна слышала свой жалобный голосок, зовущего своего кучерявого мальчишку по имени и с дрожащим сердцем ожидала ответа. Тишина во сне и наяву убивала меня, и я все глубже уходила на дно темной бездны, какой мне казалась жизнь без Харда. Срывающимся от паники голосом продолжала звать его, бегая по темным коридорам в поисках выхода из этого беспросветного кошмара. Я знала, что, если увижу Томаса во сне или услышу его голос по ту сторону сна, кошмар падет как средневековые крепости под натиском штурма завоевателей. Но я не слышала любимый мной голос Харда, а чувствовала его… Требовательные прикосновения к плечу, кажется, он пытался разбудить меня, но сразу проснуться, вынырнув из водоворота кошмара, тяжело. Томас не сдавался, по крайней мере, мне отчаянно хотелось в это верить. Хард обнимал меня за талию. Приятную тяжесть его спортивного тела ни с чем не спутаешь. Сквозь завесу сна чувствовала убаюкивающие поглаживания по волосам. Как в фантастических фильмах четкая картина пугающих образов за закрытыми веками рассыпалась и перестраивалась в более приятные образы.
Помню нежные касания шероховатых пальцев Харда к моим шрамам на левом боку, сравнимые с разрядом тока. Отрезвляющие, пробуждающие и будоражащие, секундой позже сменившиеся горячими поцелуями. Ни с чем несравнимая знакомая истома вмиг освободила каждую клеточку тела от сковывающего страха. Даже во сне моё тело отзывалось на родные и любимые прикосновения Томаса и успокаивалось, позволяя насладиться покоем. Кошмар постепенно отступил и рассеялся. Сознание стало ясным и пустым, не отягощённое думами и страшными образами. Безмерная радость накрыла с головой как пуховое одеяло и блаженная улыбка застыла на губах от осознания того, что мой бесцеремонный, наглый негодник рядом со мной… Но я впервые показала свою абсолютную уязвимость и полную зависимость от Харда. Это пугало…
Пугает и сейчас, стоит мне вспомнить вопрос Тома о моих кошмарах. Слишком откровенный и личный разговор для такой шаткой влюбленной парочки, чей уровень доверия и понимания оставляет желать лучшего.
– Что ты чувствовала? – Томас лежит на кровати, положив голову мне на колени и разглядывает белый потолок, боясь столкновения с моим пустым взглядом. Я тяжело вздыхаю, прокручивая в памяти яркие события прошлого. Перебираю жесткие пряди волос Харда – меня это успокаивает.
– Было ощущение, что меня заживо выжгли изнутри, – нервная рябь проносится по телу британца и привлекательные кубики пресса хаотично подрагивают. Том нервно сглатывает и на ощупь находит мою ладонь, аккуратно укладывая её себе на грудь в области сердца. Как подтверждение того, что оно навсегда принадлежит мне.
– Первые секунды, когда я видела… – язык не поворачивается сказать о поцелуе британца с левой девкой, которую он использовал как вещь, чтобы навредить мне, более стоящее и дорогой вещи. Проталкиваю образовавшийся комок слёз и отвожу взгляд в сторону. Пелена едких слёз застилает взор, но показывать их Томасу – последнее чего я хочу. Если заплачу, уже не смогу открыто рассказать о своих чувствах, а я хочу, чтобы эта неблагодарная скотина поняла насколько мне больно. И насколько сильно он уничтожает меня. Каждый день.
–…мне хотелось испариться. Исчезнуть. И где-нибудь в уголке, подальше от посторонних глаз, тихонечко лелеять невыносимую боль, которую я отчаялась пережить. – Том накрывает мою маленькую, прохладную ладошку своей широкой и теплой, и сильнее прижимает к груди, боясь окончательно потерять меня. С каждым словом и признанием, я ускользаю от британца и лишь одно – это прикосновение, связывает нас невидимыми нитями, которые не оборвать. Настолько сильно они переплелись и запутались без шанса на освобождение. Но хочу ли я этой свободы? Если бы хотела, не сидела бы сейчас на постели Харда.
– Позже оцепенение сменилось непомерной яростью и желанием нанести тебе непоправимый вред.
– Почему не сделала этого? – Томас хрипит, самозабвенно разглядывая потолок и с большей силой цепляясь за мою тонкую кисть.
– Потому что я не могу причинить тебе такой боли, какую ты причиняешь мне, – даже во имя моей лучшей жизни без него! Ни одна жестокость и боль не могут быть оправданы.
Хард поворачивает голову и тревожным взглядом всматривается в до боли спокойные, неподвижные черты моего лица. Под ладонью чувствую лихорадочные удары загнанного сердца британца, уставшего от постоянного состязания с хозяином и попыток доказать ему, что я не заслуживаю столько перенесенной боли.
– Но злость быстро прошла, сменившись безразличием, – не хватает сил, чтобы взглянуть в грустные и покорные шоколадные омуты Томаса. Одного взгляда хватит, чтобы простить очаровательного подлеца, который прямо сейчас лежит у моих ног как побитая собачонка.
– Мне не хотелось устраивать скандал на глазах у всего университета. Самое страшное, что мне вообще было не интересно почему и зачем ты сделал это. – Зная Харда, он совершал необдуманные поступки просто потому что мог. Ему приносило это удовлетворение, а результат от содеянного помогал самоутвердиться. Впервые в жизни британца что-то пошло не так и он не получил желаемого наслаждения, столкнувшись с разочарованием в глазах небезразличной ему девушки. За эту соломинку я ухватилась как утопающий без надежды на спасение. По этой причине я не выгнала Харда из своей спальни, позволив ему произнести ничего не значащие глупые извинения и даже коснуться себя. И по этой же причине я сама заявилась домой к брюнету, пьяная и желающего его общества. В принципе, как и сейчас.
Настоящая правда Харда меня удивила, слегка затронув оборвавшиеся нити души. И правда эта подействовала как исцеляющий бальзам. Лишь Томас
