время… мысль крутилась где-то на задворках сознания. В тени боли, голода и усталости. Но сейчас, когда я хоть немного привёл себя в порядок, она выходит на первый план. Настойчивая. Острая.
Я не стал жрать трупы.
Это казалось бы очевидным решением в такой ситуации. Мозг подавал сигналы: "мясо рядом", "энергия доступна", "просто сделай укус". И ведь я ловил себя на этих мыслях. Задумывался. Представлял. Один раз даже рука потянулась — машинально. Просто посмотреть… просто подумать, а если…
Но я удержался. И теперь… чувствую, что поступил правильно.
Не из-за морали. Здесь, в этом мире, мораль — это роскошь.
Нет, дело в другом.
Я вспоминаю лица тех, кого мы встречали в поселении. Странные, искажённые черты. Человеческие, но… что-то не то. Словно кожа натянута не на те мышцы. Зрачки слишком широкие. Речь — слишком медленная или слишком быстрая.
А потом — эти разумные в бою. Те, что были сильнее, чем обычные монстры. Странные, как будто мутировавшие.
Я тогда подумал, что это результат местной эволюции. Или результат силы, накопленной за счёт убийств.
А теперь думаю: а может, они просто начали есть?
Тех, кого убивали. Без разбору.
Может, с этого всё и началось — один укус, один выбор, сделанный не умом, а желудком.
И тогда я понимаю… возможно, человек здесь исчезает не от ран, не от яда или зверей.
Он исчезает внутри.
Когда уступает.
Когда говорит себе: "ну, только раз…"
Я не хочу стать таким. Пусть я останусь голодным, пусть еле держусь на ногах, пусть трясёт от боли и ломает тело — но я не дам этой твари внутри меня вылезти наружу.
Может, именно поэтому у меня получилось дойти до третьего уровня средоточия.
Может, потому и система молчит о каннибализме. Не поощряет. Не предлагает.
Может, она следит.
Или кто-то за ней…
Я тяжело выдыхаю, закусываю фрукт и прижимаюсь затылком к дереву. Он тёплый, шершавый. Настоящий.
— Я всё ещё человек, — шепчу вслух. — Пока.
И с этого "пока" начинается следующее утро.
Я проснулся чуть раньше рассвета — инстинкты не подвели. Слишком тихо стало. Опасно тихо.
Съел последний фрукт, отпил немного воды, привёл в порядок снаряжение. Доспех держался, но выглядел… уставшим, как и я. Латка тут, обрывок ремня там. Щит треснут по центру, перевязан, чтобы не развалился. Копьё — целое, к счастью, но наконечник уже потемнел от засохшей крови.
Солнце только начало касаться кромки холмов, когда я двинулся дальше. Шёл медленно, чутко, внимательно. Каждый куст — потенциальная засада, каждый камень — тень, где может затаиться новый кошмар.
В голове всё ещё гудело от перенапряжения, но тело слушалось лучше. Кажется, перестройка почти завершилась — движения стали точными, резкими, экономными. Я чувствовал копьё. Не просто держал его — чувствовал, как продолжение руки.
Ни следа орды. Лишь редкие следы — обломанные ветки, клочья шкуры на сучьях. Но никаких голосов, ни топота.
Я не верил в удачу, но всё же… что-то ушло. Или затаилось.
Очередной бой был тяжёлым, но коротким. Двое бездушных — тощие, когтистые, с глазами, похожими на пустые дырки. Один прыгнул из-за куста, второй попытался обойти.
Удар щитом сбил первого, копьё воткнул во второго, потом добил и первого. На автомате. Быстро.
Я шёл дальше.
И вдруг… наткнулся на него.
Полузасыпанное земляное углубление, будто чья-то старая засада. Листья, пыль, и — тело.
Я сначала застыл. Присмотрелся.
Мертвец. Не бездушный. Человек. Или, по крайней мере, был им.
Лежал на боку, сжимая копьё. На лице — пустота. Без ужаса, без гнева. Просто — тишина.
Но то, что по-настоящему привлекло внимание — доспехи.
Старые, но почти не повреждённые. Пыльные, да. Кровь на плече, на боку — но металл цел.
Шлем — плотно сидел на голове, с тёмным забралом. Наплечники — не гнулись, как мои.
Да и само копьё — на вид крепче, с утолщённым древком и стальным навершием у основания, будто им можно и бить, и рубить.
А второй — короткий клинок у пояса. Нож, но явно боевой.
В дополнение рядом лежал щит, в отличие от моего — целый.
Я осмотрел тело. Телосложение похоже на моё. Рост почти такой же.
Может, он погиб недавно. Может, давно. Неважно.
— Прости, — пробормотал я и начал переодеваться.
Сначала снял его поножи — кожаные, усиленные металлическими вставками. Плотно облегали мои икры, сидели идеально. Затем — кираса. Пришлось возиться с креплениями, но стоило того.
Шлем оказался настоящим подарком. Прорезиненные прокладки внутри, подвижное забрало, боковые фиксаторы. Надёжный.
Я надел его и почувствовал себя укрытым, как под броней танка.
Копьё закрепил за спиной, второе — своё — оставил в руке. Старый, неоднократно разбитый и залатанный, щит уже не имело смысла таскать: тяжёлый, трещина пошла почти до края. Оставил его рядом с телом.
— Надеюсь, ты не обидишься.
Взял боевой нож с пояса погибшего. Рука сама легла на рукоять.
Подумал, что надо будет запомнить место. Возможно, он из нашей деревни. Возможно, его будут искать.
Хотя, скорее всего, уже нет.
Я отошёл на пару шагов, вдохнул и огляделся.
Доспехи сидели хорошо. Шлем слегка приглушал звук, но усиливал ощущение защищённости. Новое копьё — идеально сбалансировано. Рука не уставала.
Я пошёл дальше.
Осторожно. Молча. С чувством, будто теперь мой шанс стал чуть выше.
И где-то внутри мелькнула мысль — а вдруг у него тоже был масштабируемый средоточие?
И не справился. Или… не успел.
Я должен успеть.
Я двигался быстрее, чем когда-либо. Не просто бежал — скользил по земле, как будто она больше не держала меня. Тело отзывалось на каждый импульс мысли. Повернуть — поворот. Удар — удар. Прыжок — взлёт.
Эти новые доспехи будто дополняли меня. Лёгкие, надёжные, подогнанные по телу, они не мешали ни движению, ни дыханию. Щит я уже не носил — в этом этапе он только замедлил бы. Теперь я полагался на скорость, рефлексы… и мощь.
И она была.
После активации третьего уровня средоточия тело изменилось глубже, чем я ожидал. Кожа стала плотнее, мышцы налились, но не разбухли — скорее, уплотнились, стали собранными, как стальной трос. Сухожилия подрагивали от нетерпения, когда я стоял слишком долго. Зрение — чётче. Слух — острее. Реакция… иногда казалось, я вижу нападение ещё до
