бумаги разлетается по полю. – Вам, мисс Кёртис, я выражаю особую благодарность. Спасибо, что терпели и не выгнали меня, хотя я давал много шансов это сделать. – Очаровательная улыбка подлеца отплясывает на губах Томаса. – В качестве морального ущерба могу нарисовать ваш портрет. Повесите его в своем кабинете и глядя на него будете вспоминать обо мне, – Хард говорит с придыханием и театрально прижимает ладони к сердцу.
Студенты сгибаются пополам от смеха и припадочно ржут, наконец-то дождавшись настоящей выпускной речи.
– Спасибо… – Том задерживает серьезный взгляд на мисс Кёртис и медленно проходится по всему преподавательскому составу, отдавая им дань уважения, и возвращается ко мне. Потому что все слова благодарности так или иначе предназначены для меня одной.
– Ты такой актер, Хард, – висну у него на шее и плотно прижимаюсь к твердому прессу, пока брюнет подпирает задницей капот своей машины. Кончиком носа задеваю его приоткрытые губы и перебираю волосы. Ладони Томаса покоятся на моей талии.
– Мне понравилась твоя речь, – шепчу в губы и невесомо целуя, настолько не ощутимо, что Хард подвывает от потребности и углубляет поцелуй, бестактно прорвавшись языком в мой рот.
– Том! – заслышав знакомый голос, британец предпочтительно делает вид, что не слышит, а я пихаю его кулаком в бок, наказывая за плохое поведение мимолетной грубостью. После грандиозной речи Харда выпускники получили свои дипломы и памятные фотографии с преподавательским составом. По окончанию все разбрелись, и большая часть студентов с их родственниками заполонили университетскую стоянку.
Нашествие родственников вводит Харда в ступор, но я любезно освобождаю путь и позволяю своему растеряшке принимать поздравления. Томас смотрит на меня грустным взглядом, обвиняя меня в предательстве.
– Том… – отец сгребает его в охапку и крепко при крепко обнимает, вкладывая всю свою любовь. Брюнет от такого натиска почти задыхается и выглядит до невозможного смешно и растеряно. – Поздравляю, – Тео отходит на расстояние, чтобы лучше рассмотреть своего взрослого сына. И нереально красивого. Черт, Майя, не пялься!
– Томас, поздравляю, – бабушка по-деловому протягивает брюнету руку.
– Спасибо, миссис Льюис, – её поздравления он принимает с большим энтузиазмом и снова они обмениваются друг с другом странными взглядами, понятными им одним. Меня это нервирует, ощущение, что на космическом уровне они говорят обо мне. Хард замечает моё волнение и негодующий взгляд, и обхватывает меня за талию, притягивая к себе. Так мне спокойнее.
– Том… – по нему словно пускают разряд тока в двести двадцать вольт. Он сильнее вдавливает ладонь в изгиб моей талии. Во всех встречах с матерью я всегда была для Харда спасательным кругом, не позволяя ему утонуть в ненависти и злости.
Табита держится на почтенном расстоянии. Безупречная и роскошная. Элегантное платье алого цвета идеально обтягивает стройную и подтянутую фигуру, а копна кудрявых волос – её главное достояние и гордость. Изящным движением пальчиков поправляет непослушные пряди волос, что лезут в глаза. Это привычка передалась и Тому. Он морщится, глядя на знакомый жест.
– Я спросила разрешение у твоего отца, чтобы прийти… – Табита крутит браслет на левом запястье, но уверенно смотрит сыну в глаза, стойко выдерживая его холодность. – Прости, что не предупредили тебя. Я поздравляю тебя, Томас, – она с трудом улыбается. Тяжело дарить свою улыбку, на которую отвечают гневным взглядом. Я стараюсь сгладить углы затянувшегося молчания и убаюкивающе поглаживаю Харда по спине.
– Ну хоть где-то ты решила поприсутствовать в моей жизни… – подавляю писк и возмущенно таращусь на самодовольную рожу Тома. Это, конечно, не самое худшее, что он мог ответить.
– Справедливо, – Табита усмехается, и мы все облегченно выдыхаем. В отместку за перенапряжение щипаю Харда за шею, но только скалится своей поганой улыбкой, которую я так люблю. Томас и сам выдыхает, но очередного налета на его хрупкую неприступность он совершенно не ожидал.
Незнакомый парень набрасывается на Харда с удушающими объятьями, припечатывая его к капоту автомобиля еще сильнее. Я пугливо отпрыгиваю в сторонку и с безопасного места наблюдаю за комичной картиной: светлый паренек буквально виснет на шее Томаса, в то время как Хард стоит каменной статуей и обескураженно моргает. Еще чуть-чуть и его хватит сердечный приступ.
– Я Остин, – мальчишка светится от счастья, и во все глаза смотрит на своего… старшего брата! Господи, это сын Табиты и младший брат Томаса! Я готова завизжать от столь шокирующего открытия.
– Ну, привет, Остин, – не верится, что это происходит на самом деле, но Табита вытирает скупые материнские слезы. В глубине души ей была важна встреча ее сыновей.
Без насмешек и грубости, но с требовательностью Хард отстраняется от брата, разрывая столь близкий контакт. Даже наши с ним объятья не такие тесные!
– Мама много про тебя рассказывала, – Том моргает, вспоминая о ком говорит его позитивный братишка. Вот сейчас он сорвется!
– Похвастаться нечем. В основном только плохое, – глубоко посаженные глаза Остина распахиваются от восхищения, – но всё чистая правда. – Еще несколько секунд и он зацелует Харда до смерти, потопив его в братской любви. Остин и Томас непохожи. За исключением глаз – терпко-насыщенного карего цвета. Остальное во внешности Остина передалось ему от отца.
Брат Харда стоит около матери безумно счастливый и сияющий. Ребенок, который знает, что такое материнская забота и любовь. Он окутан ей с детства и по сей день, а любовь матери оставляет свет в душе ребенка, которая проявляется во всем: от внешности и до поступков. Родные братья – совершенно разные люди. Брошенный в детстве и прибывающий во мраке всю жизнь – Томас и любимый сын своей матери – Остин.
– А вы нас не оставите? – Хард протяжно выдыхает, когда все его объявившееся семейство во главе с моей бабушкой оставляют нас наедине.
– Господи… – Томас съезжает по капоту и вытягивает ноги, упираясь в асфальт. – Давай куда-нибудь сбежим, чтобы я мог тебя трахнуть и снять это напряжение. Иначе я просто сдохну, – он обреченно стонет в ладони, а затем притягивает меня к себе и упирается лбом мне в солнечное сплетение.
– Том, у меня для тебя кое-что есть, – самый важный момент в моей жизни! Хард поднимает голову и смотрит на меня с недоверием и интересом. – Помнишь, я обещала, что преподнесу тебе рождественский подарок позже? – он слишком яростно кивает головой. – Это тебе, – вручаю Томасу запечатанный конверт с заявлением о зачисление в Академию искусств.
– Что это? Твоя фотосессия в белье? – возмущенно складываю руки на груди, пока этот придурок вскрывает конверт.
– Нет.
– Без белья? – пошло лыбится. – О, ты меня балуешь, – за это он получает от меня кулаком в плечо и
