эти девушки если бы ревновала, – Хард хмыкает и сексуально кривит губы, – но я не ревную. – Отхожу на несколько шагов назад, чтобы оценить глубину произведений в полном объеме.
– И дышишь ты отрывисто потому что не ревнуешь, – Том посмеивается, опустив голову и сводит меня с ума своей очаровательной улыбочкой и подрагивающими кудряшками, спадающими на лоб.
– И как это понимать? – скрестив руки на груди, поворачиваюсь к Харду и подозрительно прищуриваюсь.
– Ты напрягаешься, когда врешь. Тело тебя выдает. Ты начинаешь рвано дышать, но признаю, очень умело это скрываешь за изящным потиранием груди. – Хард говорит с расстановкой, показывая, что он читает меня как открытую книгу. – Стараешься не говорить лишнего, потому что дрожащий голос выдаст тебя еще сильнее.
– Как ты…
– Я выучил тебя наизусть, Майя. У меня для этого было достаточно времени, – снисходительно улыбается, а я мне хочется хорошенько его стукнуть. Неужели я такая предсказуемая?
– Значит, когда ты не отвечал на мои звонки, то был занят? – недоверчиво выпячиваю губки и постукиваю ножкой как самая настоящая женушка, подозревающая своего обожаемого в измене.
Том обходится легким кивком головы.
– А я думала покоряешь новые высоты, пытаясь вернуть себе былое величие и статус ловеласа и мудака, трахающегося всё что движется, – соблазнительно касаюсь кончиком языка верхней губы и вижу, как вены проступают на бицепсах Харда.
– Фу, как грубо, Майя, – от сдерживаемой ярости Томас присвистывает, но хорошо себя контролирует.
– Некоторые картины я видела в твоем альбоме. Ты перенес их на полотна? – взглядом обвожу все произведения, вернувшись к более насыщенной теме, чем выявлению признаков, выдающих мою ревность и лишний раз не тревожу своего взвинченного малыша.
– Академия одобрила все мои зарисовки и предложила на выбор превратить их в полноценные картины. Я поселился в этой галереи на несколько месяцев, а эта выставка – мой экзамен, – слышу тревожные нотки в голосе Томаса и сердце предательски ёкает. Он переживает. Мечта всей его жизни сбывается здесь и сейчас.
Вдоль панорамных окон установлены планшеты на белоснежных вертикальных подставках, на которых в режиме нон-стоп на ускоренной скорости транслируется процесс создания произведений. Любоваться не только картинами, но и знать, как они создавались.
– Когда будет выставка?
– Выставка пройдет в два дня: пятницу и субботу. Оказалось слишком много желающих, которые хотят познакомиться с работами молодого, но перспективного художника, – Хард отшучивается, но не может устоять на месте от распирающего волнения.
– Когда станешь знаменитым, оставишь автограф? – игриво стреляю глазками в сторону Томаса и быстро переключаю внимание на очередную картину. Одной шаловливой выходки достаточно, чтобы завести Харда и избавить его от лишних волнений.
– Ты чистое полотно, – Том жестко врезается грудью в мою спину, откровенно прижимаясь пахом к моей заднице, – на котором я хочу оставить свои отметины, – обжигающее дыхание брюнета разжигает пожар в моей притихшей душе. – Например, здесь? – мелкими и частыми поцелуями Хард покрывает мою шею. Засасывает кожу, пытливо терзая её зубами. – Или здесь, – покусывает мои дрожащие и вздернутые плечики до появления сдавленных стонов, что эхом разлетаются по галереи. – Или… – Томас часто дышит мне на ушко и скользит ладонью по моему животу, подбираясь к пуговице на джинсах и расстегивает. От прохладных пальцев Харда на горячей коже выгибаюсь, ощущая знакомое жжение между ног и тяжесть внизу живота. Совершенно бестактно Том оттягивает резинку моих трусиков и проникает в райский уголок. На контрасте горячей плоти пальцы Харда кажутся просто ледяными.
– Том… – осуждающе вскрикиваю и несколько секунд не предпринимаю попыток прекратить эти вульгарные шалости, затерявшись в острых и необходимых ласках брюнета. Взываю к своей силе воли и бью Харда по руке. На моё стремление восстановить порядок, Томас прыскает от смеха, но перестает меня терзать. Я быстро застегиваю пуговицу и разглаживаю джинсы, стараясь унять дрожь.
– Хочу тебе кое-что показать, – Том говорит совершенно серьезным тоном, словно несколько минут назад и не хотел трахнуть меня прямо на полу галереи среди своих картин. У него выдержки больше, чем у меня.
– Кое-что особенное… – снова берет меня за руку и тянет за собой в следующий зал. Я успеваю только переставлять ноги, поспевая за широкими шагами брюнета. Кареглазому черту жутко не терпится показать своё очередное творение и насладиться моей реакцией.
Хард сопровождает меня в картинный зал и бесшумно прикрывает дверь. На эмоциях я не сразу понимаю, что именно так взволновало Томаса. А потом я вижу свой портрет, написанный Хардом на курсах по живописи. Мое изображение смотрит на меня в упор, поражая своей простотой и утонченностью. Последний раз я видела эту картину в спальне Тома и тогда он сказал, что она станет главным достоянием его первой выставки. И Хард сдержал своё обещание!
Из глаз предательски брызжут едкие слёзы на перебой с тихим смехом счастья, когда отдельные моменты из жизни складываются в целую историю. Нашу с Томасом историю. Заплаканным взглядом принимаюсь рассмотреть другие полотна и чем больше картин вижу, тем отчетливее понимаю, что везде изображена я. Верчусь на месте и кручу головой в разные стороны, пытаясь уделить внимание каждому произведению и в то же время ничего не вижу. Все плывет перед глазами от жгучих слёз, застилающих взор.
– Это я… – говорю хриплым от слез голосом. – Это всё я… – обвожу рукой все картины вокруг себя. Настоящая я заключена в нерушимое кольцо своей жизни, запечатленной на полотнах.
Том украдкой кивает и держится особняком, давая мне возможность привыкнуть к увиденному. Осознать его.
– Всё эти рисунки были нарисованы в альбоме, и ты перенес их на полотна? – диким взглядом перемешавшегося непонимания и восхищения смотрю на Томаса.
– Все до единого! – ни один мускул на его лице не выдает эмоций, но в глазах бушует чудовищный шторм, уничтожающий все на своем пути. – Я ведь говорил тебе, что эта картина, – Хард устремляет взгляд на мой первый портрет, – станет моим достоянием.
– Целая выставка, Том… – облизываю соленые губы и смахиваю капельки слёз со щек не в силах оторвать глаз от своего хрупкого образа спящей девушки. Картина символизирующая начало наших отношений. Юная особа, доверившаяся подонку и губителю женских сердец, сейчас занимает его сердце.
– Я выбрал самые любимые рисунки, отражающие твой хрупкий образ и силу духа, – Том расхаживает за моей спиной, сложив руки на груди. Он безумно похож на художественного эксперта, критикующего и объясняющего каждую деталь и линию на картине. Хард полностью в своей стихии, а я чувствую, что меня насильно заточили в замкнутом пространстве воспоминаний. Ком слёз образовывается в горле и нещадно давит в груди. Всё это
