кого нет больше предложений, мы приступаем к голосованию, а потом к подсчету голосов. Для этого мне будет нужен помощник. Анья, ты поможешь мне?
И вы еще спрашиваете? Конечно, помогу!
– Итак, давайте подведем итоги наших дебатов. Вот какие у нас есть варианты. – Мисс Джонсон сжала руку в кулак, а потом стала разжимать палец за пальцем, произнося черепашьи имена: – Мэри. Элен. Ниндзя. Кока-Кола. Джорджия.
В Америке, когда считают, пальцы принято разгибать, а не загибать, как у нас.
– Хорошенько подумайте, прежде чем сделать свой выбор, – наставляла нас мисс Джонсон. – Избиратель должен быть очень ответственным.
– Мисс Джонсон, а пончиков точно не будет? – спросил Чарли, который, как мы все знали, к концу первого урока всегда был уже очень голодный.
– К сожалению, нет.
– А если без шоколадного крема?
Мисс Джонсон раздала каждому из нас по небольшому листку бумаги и попросила написать то черепашье имя, которое нам понравилось больше всего.
Подсчет голосов, правда, несколько затянулся, потому что Чарли умудрился пролить на наши избирательные бюллетени ту самую банку кока-колы со стола мисс Джонсон. Но когда мы все-таки разложили листочки на пять стопок и посчитали, сколько голосов было в каждой, мисс Джонсон торжественно вышла на середину ковра и объявила результаты.
С небольшим отрывом, как и полагается в демократическом обществе, победила Джорджия.
– Молодец, Эмили, поздравляю! – сказала мисс Джонсон. – И нас всех я тоже поздравляю. Дети, запомните: очень важно, чтобы голос каждого человека был услышан. И это у нас сегодня получилось.
Вечером, после ужина, мы с папой затеяли игру в шахматы. Мама сидела с нами за столом, пила чай и листала учебник. Папа показывал мне анпассан, такой хитрый ход, когда пешка вроде бы просто прогуливается по шахматной доске, а потом вдруг нападает и съедает пешку противника.
Первую партию выиграл папа. Вторую, применив этот самый анпассан, – я, хотя мне показалось, что папа мне немного поддался. Третья партия затянулась. Я нацелилась на папину ладью, а он ловко убегал от меня, съев по дороге моего коня, ладью и кучу пешек.
– Давайте уже заканчивайте, – сказала мама. – Завтра рано вставать.
– Ну вот так всегда, на самом интересном месте, – вздохнула я.
Нехотя я поднялась со стула и начала убирать фигуры в коробку.
А потом задумалась.
Что там говорила сегодня мисс Джонсон про демократическое общество? Про мнение и голос?
– Мам, я не хочу идти спать.
– Но уже почти девять часов.
– Ну и что, что девять.
– Анюта, ну ты же сама все знаешь, – ласково сказала мама. – Если ты ложишься поздно, утром тебя не добудиться.
– Ну и что…
– И потом целый день будешь ходить сонная и в плохом настроении. – Мама погладила меня по голове.
– Ну мам…
– И у нас с папой еще куча дел. Давай иди чистить зубы.
Но я никуда не пошла. Наоборот, я принялась заново расставлять фигуры на шахматном поле.
– Мам, – сказала я твердо. – Я решила, что не пойду спать.
– Как это?
– Не пойду, – повторила я, гордо подняв подбородок. – Это мой выбор, я имею на него полное право.
Я взглянула на свое отражение в окне, и оно мне очень понравилось. Я выглядела так же убедительно, как Райли сегодня утром, ну разве что без бумажного микрофона.
– Хм, – насупилась мама. – Выбор? Право?
– Ну да, – сказала я уже менее уверенно. – Нас так в школе учили. Каждый человек имеет свое мнение и свой голос. И его должны уважать. Разве справедливо, что взрослым все можно: и поздно ложиться, и сидеть сколько хочешь в интернете, – а детям ничего нельзя?
Мама сделала глубокий вдох и принялась помешивать чай в чашке.
Папа округлил глаза и покачал головой, давая мне понять, что сейчас что-то будет.
– Хорошо, – сказала наконец мама. – Ты хочешь получить права и свободу, как у взрослых?
– Да, – кивнула я.
– Тогда мы с папой прямо сейчас отправимся спать. А ты можешь засидеться допоздна.
– Что, правда? – От радости я заерзала на стуле.
– Правда. Только чтобы все было по-честному, нужно сначала сделать парочку взрослых дел.
– Хорошо. Каких?
– Ну смотри. – Мама принялась по-деловому загибать пальцы. – Убрать со стола, помыть посуду, приготовить на завтра котлеты для ланча, прибраться в гостиной.
– Хм… – промычала я.
– А еще хорошо бы сбегать за апельсиновым соком, у нас он закончился. Да и молока осталось на донышке…
– Но…
– И постирать ту груду белья, в которой потерялся Джордж, то есть Джорджия, – сказал папа. – У меня так и не дошли до него руки.
– И высушить, – добавила мама серьезным тоном, хотя было видно, что она еле сдерживает улыбку. – И погладить в принципе тоже будет не лишним.
– А как же…
– И решить очень сложную задачу по статистике, – продолжал папа.
– И дописать реферат.
– И знаешь еще что?
– Все, все, стоп! Я поняла! – Я замахала руками. – Я согласна идти спать!
Мы все засмеялись, и я стала убирать шахматные фигуры в коробку. А потом папа с мамой вдруг хитро переглянулись, и папа сказал:
– Ладно. Давай еще одну, последнюю партию. А потом сразу в кровать.
Да уж, непростая штука эта ваша демократия.
Глава 12. Лулу
Была середина ноября. Оля с Лешей присылали нам фотографии засыпанных снегом дачных сосен. Бабушка с Дедушкой укрывали на зиму виноград и кусты роз.
А в Нью-Йорке было тепло и солнечно, как будто снова вернулось лето. Зимой и не пахло.
По случаю такой хорошей погоды мы с классом поехали на экскурсию в зоопарк.
Утром мы собрались на площадке около школы. За оградой нас ждал желтый школьный автобус, такой, какие показывают в американских фильмах.
Мисс Джонсон раздала нам одинаковые оранжевые футболки с кометой на груди, эмблемой нашей школы, – чтобы ей было легче отличить нас от других детей в зоопарке, да и чтобы сами мы не отстали от группы. Футболки по размеру были рассчитаны скорее на пятиклассников, чем на нас, поэтому мы натянули их поверх одежды и теперь были похожи на выводок оранжевых гномов, а не на скопище комет в открытом космосе.
– Дорогие кометы! – прокричала мисс Джонсон. – У меня важное объявление!
Но кометы не слушали, гномы – тоже. Кто-то полез на турник, кто-то разговаривал о том о сем, а кто-то (а именно – Хэнк и Чарли) мутузили друг друга рюкзаками.
Тогда мисс Джонсон залезла в карман джинсов, извлекла оттуда небольшой свисток и засвистела так громко, что если бы мы и правда были кометами, то от ужаса мы
