«Magnanime» (74 орудия). Все остальные корабли флотилии последовали за ним в кильватерном строю. Еще только начал рассеиваться туман, а французские корабли уже медленно входили в гавань. Португальцы тем временем все никак не могли прийти в себя от неожиданного появления противника. Его суда продвигались вперед, несмотря на то что оказались под перекрестным огнем батарей фортов Санта-Круш и Сан-Жуан.
Португальские командиры полностью растерялись в такой кризисной ситуации. Отдаваемые приказы противоречили один другому, и губернатор не смог вовремя послать подкрепления на наиболее угрожающие направления атаки противника. Гашпар да Кошта предпринял безуспешную попытку сняться с якоря, в результате тросы были перерублены, и суда сгрудились у самого берега. Матросы подожгли три своих корабля, чтобы они не достались французам. С захваченного судна «Nossa Senhora da Barroquinha» французы сняли бронзовые орудия, а затем его подожгли. В фортах не хватало артиллеристов. В Санта-Круш было всего 30 пушкарей и солдат, а в Боа-Виажень только 5. Паника стала еще большей, когда на острове Виллеганьон случайно взорвались несколько бочек с порохом, убив и ранив около 50 человек. Тем не менее, несмотря на полную неожиданность вражеского нападения и вызванную ею деморализацию защитников, в результате артиллерийского огня с фортов французы потеряли убитыми и ранеными около 300 человек, прежде чем их корабли вышли из зоны обстрела. Затем они встали на якорь поблизости от укрепленного острова Илья-дас-Кобрас в виду набережной города. Этот островок, который был ключом к обороне, но на котором оставалась только тень гарнизона, был занят французами утром следующего дня. Его защитники бежали, едва завидев противника.
Несмотря на потрясающий успех Дюге-Труэна, одержанный им за сутки после своего неожиданного явления, позиция защитников была все еще далеко не безнадежной. Оценка военных сил, остававшихся в распоряжении губернатора, имеет большой разброс в показателях. Однако, согласно надежному свидетельству одного англичанина, «у португальцев было 1000 регулярных солдат, 2000 моряков, 4000 горожан-ополченцев и от 7 до 8 тысяч черных рабов». Вероятно, эта оценка близка к действительности, поскольку городской гарнизон насчитывал 5 пехотных полков, третью часть которых составляли ветераны. В итоге можно сказать, что число защитников значительно превышало численность нападавших. Дальнейшее течение событий доказывает известный афоризм Наполеона: «Нет плохих солдат, есть плохие офицеры».
Франсиску де Кастро Морайс и Гашпар да Кошта Атайде начали обвинять друг друга в трусливой нерешительности во время следующих критических дней. Надо сказать, все свидетельствовало, что они оба были по-своему правы. Разлад пошел сверху и распространился среди подчиненных, как это часто случается на войне. Но и в таком случае нерешительность и бездействие командиров компенсировались отвагой и инициативой их подчиненных. Их было всего трое, кто призвал к наступательным действиям. Это был Жиль де Бокаж, родом из Нормандии, который поступил служить на португальский военно-морской флот несколько лет назад, и двое известных эмбоабас — брат Франсишку де Менезеш и Бенту Амарал Коутинью. Монах в рясе вел себя с завидной храбростью, так что французские моряки стали называть его «брат Жак».
14 сентября Дюге-Труэн дал приказ о высадке десанта численностью в 3300 моряков и солдат к северо-западу от города, который не встретил сопротивления. Около 500 человек, страдавших цингой, высадили на берег одновременно; после четырех-пяти дней они почувствовали себя гораздо лучше и присоединились к своим товарищам. Затем французы заняли несколько высот, господствовавших над городом, в то время как Дюге-Труэн оборудовал в качестве своей штаб-квартиры загородный дом епископа. Расположив батареи на высотах и на Илья-дас-Кобрас, французы начали обстреливать город, что вызвало большие разрушения, но потерь в людях почти не было.
Действуя по собственной инициативе, Бокаж установил несколько пушек в дормитории бенедиктинского монастыря, огонь которых нанес большой урон осаждавшим по их признанию. Переодевшись в пленного французского матроса, он сумел выведать у попавших в плен разведчиков-французов планы их командования. На основе полученной информации он убедил губернатора разрешить ему предпринять контратаку на одну из французских батарей, на что он раньше всегда получал отказ. Хотя и застигнутые врасплох, французы после яростного боя отбили атаку. Потери понесли обе стороны. Губернатор опять впал в пассивное состояние и категорически запретил любые наступательные действия. Тем временем Гашпар да Кошта, полагая, что все потеряно, уже намеревался бежать в Баию, если бы не жесткие протесты иезуитов. Все эти сомнения и колебания в верхах далеко не лучшим образом влияли на моральный дух защитников города. Многие из них уже перестали надеяться на окончательную победу с такими трусами главными командирами.
19 сентября, окончательно подготовившись к финальной бомбардировке и штурму города, Дюге-Труэн обратился к губернатору с требованием капитулировать. Он потребовал также выплаты большой компенсации за смерть дю Клерка и за плохое обращение с его людьми, наказания ответственных за это и немедленного освобождения выживших французских пленных. В случае отказа он угрожал разрушить город и его окрестности, превратив все в пепел. Франсиску де Кастро Морайс отказал ему в вежливом, но решительном тоне. Он отрицал причастность к убийству дю Клерка и заявил, что виновные в этом ужасном злодеянии будут наказаны, если только будут найдены. Он утверждал, что французские пленные не подвергались плохому обращению и что он спас их жизнь, защитив от негров, которые непременно расправились бы с ними. В завершение своего ответа он заявил о своей решимости защищать город до последнего и выразил убеждение, что Бог поможет его справедливому делу.
Получив столь решительный ответ, Дюге-Труэн возобновил бомбардировку города с большей яростью, чем прежде. Батарея в бенедиктинском монастыре была его главной целью. Некоторые из защитников дезертировали, но большинство мужественно сопротивлялось, надеясь на подход отрядов милиции под командованием Антониу де Албукерке из Минас-Жерайса. За ними послали сразу же, как только прибыли французы. Если бы пришла своевременная помощь, то осаждавшие могли бы оказаться между двух огней, и тогда они разделили бы судьбу людей дю Клерка, как это случилось в прошлом году. Но разложение в верховном командовании только продолжалось.
21 сентября в воскресенье губернатор собрал военный совет, на котором большинство участников высказалось за эвакуацию города. Командир полка из Сакраменто резко высказался против, указав на то, что от французских обстрелов погибло ничтожно мало людей, и подчеркнул, что губернатор обещал стоять до последнего. В шесть часов в тот же вечер губернатор сделал публичное заявление, что никто не должен отходить на десять шагов от своего поста под угрозой смерти. Однако вскоре после наступления темноты один из полков милиции начал отход, и сразу же распространились панические слухи, что все потеряно. Когда об этом доложили губернатору, он больше не колебался и отдал
