французских заложников в обмен на своих. В сложившейся обстановке Албукерке с горечью осознал, что ему ничего не оставалось сделать, как только смириться с произошедшим.
Конец истории таков. Прибытие Албукерке со своими белыми бойцами, мулатами и рабами-неграми, «столь же закаленными, как и солдаты», побудило Дюге-Труэна ускорить подготовку к отплытию. Окончательно рассчитавшись с португальцами, он передал им город и форты и 13 ноября отплыл. Горожане остались благодарны Дюге-Труэну за его рыцарское обращение с женщинами и ранеными, попавшими в плен. Жители вернулись в свои разграбленные дома, и у них не было проблем в торговле с любезными французами. Дюге-Труэн также вернул иезуитам большую часть церковной утвари, которую спас от разграбления. И последнее, но не менее важное. «Благородный джентльмен» дал прибежище на своих кораблях приверженцам криптоиудаизма, которые ожидали депортации в Португалию, чтобы предстать перед судом инквизиции.
Дав разрешение горожанам и купцам на выкуп своей собственности и позволив вести торговлю золотым песком и полновесной монетой, Дюге-Труэн сумел собрать значительную денежную сумму для судовладельцев из Сен-Мало в дополнение к золотым слиткам, полученным от города. Исходя из того, что сахар и другие товары, захваченные в портовых складах, будет невозможно продать во Франции по высокой цене, он отдал следующее распоряжение: погрузить товары на два больших захваченных у португальцев судна и отправить их в плавание вокруг мыса Горн в Перу, чтобы сбыть там эти товары испанцам. Оставшиеся суда и товары были проданы португальцам по предложенной ими цене. Даже Албукерке, который был настроен против подобной торговли с французами, в итоге приобрел у них порох.
Постоянно дувшие встречные ветры заставили французского главнокомандующего отказаться от первоначального плана разграбления Баии на обратном пути во Францию. В Гвинейском заливе его флотилию задержал штиль. На широте Азорских островов его суда попали в страшный шторм (29 января 1712 г.), и два корабля пошли на дно со всей командой. Одним из них был «Magnanime», вместе с ним погиб де Курсерак и большая часть выкупа из Рио. Подобная трагедия случилась и с армадами дона Франсиско де Толедо и дона Антонио де Окендо в тех же местах в 1625 и 1631 гг. соответственно. Несмотря на гибель судов со всеми сокровищами, материальный ущерб был восполнен, когда во Францию вернулись из плавания в Тихом океане два корабля, с выгодой реализовав свой сворованный в Рио товар. Дюге-Труэн был встречен при французском дворе как истинный герой и своими отважными действиями поднял моральный дух французов в трудное для страны время.
В Лиссабоне, наоборот, полученная новость крайне расстроила португальцев, тем более что правительство направило заранее в Рио свое предупреждение о грозившей городу опасности. Конечно, это не стало полной неожиданностью. Судя по пессимистическому тону переписки между главными советниками короны в октябре 1711 г., можно сказать, что португальские министры были готовы к самому худшему. Например, герцог Кадавал придерживался мнения, что если французы захватят Рио-де-Жанейро, будет невозможно изгнать их, полагаясь только на португальскую армию и флот. В таком случае англичан и голландцев надо будет просить предоставить корабли и экспедиционные войска для отвоевания города. Но солдаты должны быть португальцами, ведь если послать англичан, то тогда они предъявят претензии на Бразилию. Но война в Испании шла настолько неудачно, что герцог не надеялся, что удастся использовать хотя бы часть подразделений из состава тех войск, которые защищали Португалию. В итоге Дюге-Труэн добился поставленной цели, на большее он и не рассчитывал. Переговоры о мире, которые начались в январе 1712 г., говорили о том, что конец войны был близок. В действительности переговоры тянулись еще мучительно долгих три года. Португалия, которая получила незначительную дипломатическую поддержку от Англии, втянувшей ее в войну, должна была удовлетвориться при заключении мира тем, что были признаны ее права на Амазонию и ей была возвращена колония Сакраменто.
Албукерке, хотя и прибыл слишком поздно, правда не по своей вине, был встречен вздохом облегчения горожан-беженцев и солдат Рио. Они отказывались признавать власть трусливого Кастро де Морайса и настаивали, чтобы Албукерке взял власть в свои руки. Так он и поступил, войдя 16 ноября в разграбленный город три дня спустя после отплытия французской флотилии. Свидетель этого события писал: «Вслед за ним явились многочисленные беженцы, которые спасали свои жизни, скрываясь в окрестных лесах. Их громкие стенания были выражением охватившего их глубокого горя, и в глазах генерала, наблюдавшего за ними, отразились муки его разбитого сердца». Он отказался арестовать Кастро Морайса, как того требовали горожане. Но впоследствии экс-губернатор и большинство главных виновников случившегося бедствия были доставлены в Португалию на суд. Кастро Морайс был разжалован и приговорен к вечному изгнанию в одной из индопортугальских крепостей, но приговор был отменен 30 лет спустя. Гашпар да Кошта был брошен в тюрьму в Лиссабоне сразу по своем прибытии в Португалию вместе с бразильской флотилией. Однако неизвестно, какой приговор он получил.
Албукерке больше года надзирал за восстановлением Рио-де-Жанейро. Город, благодаря золотым копям Минас-Жерайс, быстро восстановился после катастрофы 1711 г. Он не забывал напоминать короне о том достойном подражания рвении, которое жители Сан-Паулу и эмбоаба показали в сентябре того года, и потребовал, чтобы их верность была соответствующим образом отмечена. Восстановление Рио было не последней услугой, которую Албукерке оказал Бразилии. В 1714 г. он участвовал в усмирении мятежа в Пернамбуку, в котором напряженные отношения между «сынами почвы» и иммигрантами из Португалии привели к взрыву, который отчасти напоминает гражданскую войну в Минас-Жерайсе.
Глава 5
Плантаторы и бродячие торговцы
Может, и не стоит особо подчеркивать параллель между гражданской войной в Минас-Жерайсе и восстанием в Пернамбуку, но нельзя отрицать одну общую черту. В этих конфликтах проявилась взаимная нелюбовь между «сынами почвы» и новоявленными иммигрантами из Португалии. Так же как уроженцы Сан-Паулу, которые, справедливо или нет, гордились своим якобы благородным происхождением и смотрели свысока на старателей и торговцев европейского происхождения, так и аристократы, владельцы плантаций сахарного тростника в Пернамбуку, презирали трудолюбивых простолюдинов-иммигрантов, которые зачастую, заработав целые состояния, занимали более высокое положение, чем плантаторы. Самозваная аристократия Пернамбуку была совсем не знаменита и не имела большей частью родовитых предков. В середине XVII столетия португальский губернатор Салвадор де Са, хорошо знавший Бразилию, заметил, что «жители Пернамбуку не самые избранные в этом королевстве». Но уже сменились поколения, как они осели на этой земле. Они внесли основной вклад в изгнание голландцев в 1645–1654 гг. Образ жизни этих людей, ставших плантаторами и рабовладельцами, с неизбежностью вел их к тому, чтобы считать себя аристократами, что ставило их в своих
