женщина, влюбленная в молодого еще лесника Клоуна и имеющая с ним тайную связь.
Все это раздражало Ленусь, как и вечный ор мелких под двором, зовущих Лизку играть в подкидного. Это была слишком шумная и живая деревня. К тому же слишком вонючая, как выразилась Ленусь, потому что тогда в каждом доме еще вели хозяйство. Даже Нина Васильевна и Григорьич завели свиней. Правда, свинки только второй месяц жили в домике, а Нине Васильевне уже надоело с ними возиться.
Как стемнело, на дворе подвесили пару керосиновых фонарей, и, пока Нина Васильевна гремела посудой и звенела приборами, Мишуня, вооружившись кальяном, разведенным Ленусей, начал читать «Похождения бравого солдата Швейка». Мать натужно смеялась, Григорьич ржал раскатистым, противным и высоким смехом.
«Наверное, я такая же, как они, ничем не отличаюсь. Какая я артистка. Я дрянь. Я стала грубой и косноязычной. Я теряю себя», – думала Лиза, вытирая слезы. Но, услышав легкий стук в окно веранды, встала, накинула олимпийку и вышла на крыльцо. Мишуня, не переставая читать, потягивал кальян. Длинная, белолицая и красивая, как модель, Ленусь, без тени возраста под глазами, сидя на качелях, пила пиво из высокого бокала. Мать суетилась за столом, нарезая огурцы и хлеб.
– Мам, я прогуляюсь с Глебом… – спросила Лиза, подойдя к матери.
Нина Васильевна вздохнула.
– Может, не надо, пока Ленусь тут… А то она тебя зашпыняет.
– Плевать, – буркнула Лиза, – отобьюсь.
– Ну иди, только не очень долго… – вздохнула Нина Васильевна. – Ты долго с ним гуляешь.
– Мы просто ходим. В лесу ходим. Дышим. Болтаем… – отозвалась Лиза.
– «Болтаем», – передразнила ее мать. – Ладно…
Лиза, ни с кем не прощаясь, выбежала за ворота.
– Привет лоху! – крикнула Ленусь в спину Лизе.
– Таких не знаю! – огрызнулась Лиза и хлопнула дверью.
Мишуня чтения не останавливал.
– Ты чего такая? – спросил Глеб, подходя из мрака. – Плакала?
– Идем, идем, – сказала Лиза быстро. – Идем купаться.
– Ночь же…
– Ну и что… пусть ночь… – и лицо Лизы стало почти детским.
Глеб стащил с себя курточку, от которой пахло табаком и немного сеном. За спиной его что-то висело, то ли рюкзак, то ли свернутый плащ.
– Накинь-ка, – сказал он. – Я еще плащ прихватил, посидеть чтобы.
Лиза надела курточку, и они пошли прочь от двора.
Луна светила позади, и Лиза видела две одинаковые тени на дороге, свою и Глеба. Только ее тень была длинноволосой, а его – подстриженной, и от этого равенства теней Лизе захотелось смеяться.
Ведь если тени равны, то и люди тоже…
Глеб все еще боялся брать Лизу за руку в деревне, но, когда они оказались на повороте к реке, на заросшей ольхой дороге, он цепко схватил ее локоть и пополз вниз, к горячей ладошке, целуя ее запястье.
– У тебя горячие руки, – сказал он в пустоту ночи. – Ветер поднялся, идем от реки.
– Нет, я не вернусь, пока они не заснут, – сказала Лиза с обидой. – Пусть заснут. Идем в лес… Лучше бы мне вообще жить в лесу.
– В лес нельзя. Там опасно во время ветра. Сучки падают.
– Пойдем тогда укроемся от ветра и где-нибудь пересидим.
– Пойдем, – вздохнул Глеб, – если больше некуда. Мои тоже все дома…
И он, прихватив ее за локоть, метнулся к кустам.
– В кусты? – вскрикнула Лиза от неожиданности.
– Да, а чем тебе кусты не дом? – сказал Глеб.
Лиза нервно засмеялась. Ей было стыдно и обидно, а больнее всего за слова Ленусь.
В кусте ветер был не слышен. Он шумел где-то за пределами, обходя его, как шатер. Глеб что-то перебросил через плечо и развернул плащ, в котором пас коров.
– Вот тут мы точно дома, – сказал он и, усевшись на ветки, увлек за собой Лизу.
Ее лицо оказалось совсем рядом, и Глеб замер на мгновение. Лиза впервые была так близко, вся, он вдохнул ее тепло и, отпрянув, набросил на верхние ветки плащ, раскинув его жестковатые крылья вокруг.
Под плащом почти сразу же стало жарко.
– Скажи мне: сколько тебе лет? И если не столько, сколько на самом деле, ты пойдешь к себе домой, а я к себе… – сказал Глеб шепотом, заправляя волосы Лизы за ухо.
– Двадцать, – ответила она глухо. – Я же… уже два года отучилась в театральном… Меня отчислили… за профнепригодность. Так сказали…
Глеб улыбнулся.
– А… то есть ты плохая артистка, что ли? Нет…врешь ты классно.
– Хорошая… но я отказалась целоваться со своим партнером… он мне не нравился… не нравился, и точка…
– А… добре, панночка… – добавил Глеб. – Убедила! Верю. Кто там говорил: верю, не верю… А я думал, что ты только школу окончила.
– Нет, ты ошибся, – прошептала Лиза, беря его лицо в ладони.
Она дрожала так, словно замерзла и не могла согреться, но это был не холод, а наоборот – жар.
– Глеб… поцелуй меня как тогда, в лесу… сюда поцелуй, – шепнула она прямо в ухо Глебу и поднесла его руку к шее.
Ветер будто бы гремел далекой жестью, бился о борта плаща, и куст гудел от напруги.
Лиза водила руками по голой груди Глеба и вдруг стала развязывать завязки его штанов, беспокойно перебирая пальцами. Глеб схватил ее за руки.
– Что ты делаешь… зачем…
– Я хочу потрогать…
– Зачем тебе… не шали!
– Хочу…
Глеб, не в силах сопротивляться, помог с завязками и опустил голову ей на плечо, предавшись жаркому любопытству.
– У меня в голове закипело, – тихо сказал он, выдувая носом горячее дыхание.
– И хорошо… – ответила Лиза хитро.
– Хорошо-то хорошо… только… опасно. Или тебе все равно, что опасно?
Лиза тихо смеялась, целовала его, прикусывая вместе с веревочкой от крестика кожу над ключицей, и будто бы ждала чего-то. Глеб сосредоточенно молчал и тоже улыбался.
Наконец Лиза соскользнула с его коленей.
– Давай побудем здесь еще.
Глеб завязывался накрепко.
– Нет, идем. Ты шкодница. Я начинаю тебя бояться уже.
– А себя не боишься?
– Боюсь. Поэтому нам надо идти домой.
– Еще рано. Мои не уснули.
– Идем ко мне, на сено. Хотя… нет… не треба* так…
Лиза застегнула рубашку с выражением растерянности на лице.
– Ты думаешь, я не готова, да? – Голос ее подрагивал.
– Я не готов.
– Я не нравлюсь тебе… Ну, как женщина?
Глеб снова притянул ее к себе.
– Слушай, женщина… Ты так прекрасна, что даже, наверное, солнце перед тобой станет на колени. Но я не встану. Так, трохи* опущусь… Меня так воспитали.
– Встанешь… – шепнула Лиза и больно укусила его за подбородок.
– Ты не женщина, ты лодка с пьяными матросами. Твой парус красного цвета, я видел такой в детстве.
