что до сих пор не умеет узнавать время по часам.
Жрицы ахнули.
Хелльвир устало поднялась на ноги и отошла в сторону; юноша сел, оперся локтями о колени и принялся растирать лоб ладонями.
– Онестус, ну и ночка выдалась, – пробормотал он. Поднял голову, обвел комнату бессмысленным взглядом. – Сэйтир? – удивился он, глядя на целительницу. – Как я здесь оказался?
Целительница убрала со лба юноши волосы и проверила у него пульс. Потом подняла рубаху. На груди не было ни ран, ни шрамов. Она несколько мгновений разглядывала его, потом коснулась его щеки.
– Ионас? – срывающимся голосом произнесла она. – Ты…
Она в последнюю минуту сдержалась и проглотила слово «живой».
– Я в порядке, – буркнул он. – Просто выпил какую-то дрянь.
Потом он заметил расстегнутую рубаху, засохшую кровь. Снова взглянул на лекарку, на этот раз с тревогой.
– Что-то случилось? – воскликнул он. Увидел Хелльвир. – Я… я вас знаю?
– Нет, – ответила девушка и постучала себя по плечу.
Захлопали крылья, и Эльзевир уселся на свой «насест». Хелльвир обернулась к жрицам, но те молчали – видимо, ждали, что она сочинит правдоподобное объяснение.
– Вы подрались на дуэли, – обратилась она к мальчишке. – Но были слишком пьяны, чтобы сражаться. Поскользнулись и ударились головой. Вас принесли в лазарет.
– Я… – Он покачал головой, потер глаза. – Я ничего не помню…
Сэйтир отвесила ему затрещину, и он жалобно замычал.
– Это тебе за неприятности, которые ты нам доставил! – рявкнула она.
Лекарка сердилась, но Хелльвир показалось, что она с трудом сдерживает слезы. Хелльвир подумала, не стоит ли расспросить Ионаса о покушении теперь, когда он соображает, что к чему, но на нее внезапно навалилась усталость.
– Мне нужно идти, – обратилась она к жрице, которая ее привела. – Вы не проводите меня? Я боюсь заблудиться в темноте.
Глава 9
Возвращаясь домой, Хелльвир чувствовала себя так, будто пробежала сотню миль. В кармане у нее лежала бумажка с новой загадкой, которую она уже успела измять. Она испытывала знакомый страх, тошнотворный и липкий; этот страх снова пришел к ней вместе с необходимостью искать ответ. Дорог был каждый час. В любой момент ее помощь могла потребоваться кому-то еще, хуже того, принцессу могли убить, а у Хелльвир не было сокровища, чтобы заплатить за ее жизнь. Она должна была начинать поиски немедленно.
«Соль в ране
Заставит слезы выступить на глазах,
Вызвав раздражение».
Хелльвир понятия не имела, с какой стороны подступиться к загадке, и это ее злило. «Соль в ране?» Как, во имя всего святого, эта бессмыслица поможет ей найти сокровище?
Когда она вышла на набережную канала, где находился дом родителей, в саду уже запели птицы, над водой носились ласточки. Ворота оставили для нее открытыми, и, войдя во двор, Хелльвир увидела в окне свет.
Она слышала голоса отца и матери, но, когда открыла входную дверь, родители замолчали. Отец вышел в переднюю и взял ее плащ.
– Все прошло…
Он замолчал, не зная, как выразиться. Не существовало общепринятых фраз, с которыми можно было бы спросить человека, удалось ли ему воскресить мертвеца.
– Все хорошо, – устало пробормотала Хелльвир. – Он в порядке. Ничего не помнит. – Она потерла глаза. – Я пойду спать.
В дверях появилась мать. Она по-прежнему была в ночной рубашке и шали.
– Нам надо поговорить, – резким тоном произнесла она.
У Хелльвир разболелась голова.
– Это так срочно? – спросила она. – Пожалуйста, давай потом. Я очень устала.
– Нет. Мы поговорим об этом сейчас.
– Пайпер, девочка сейчас замертво рухнет от усталости… – начал отец, не заметив, что подобрал неподходящее слово, но жена взглядом велела ему молчать.
Хелльвир положила руку ему на локоть. Погладила Эльзевира, похлопала отца по плечу. Ворон, почувствовав атмосферу в комнате, нахохлился и покорно перепрыгнул на плечо ее отца.
– Ничего, не волнуйся, – обратилась Хелльвир к отцу. – Я выслушаю ее.
Он раздраженно буркнул что-то, но оставил ее с матерью и спустился на кухню с вороном на плече.
Хелльвир пошла за матерью в гостиную. Обе остались стоять. Взглянув в сторону окна, она увидела, что на улице стало немного светлее. Иногда она лежала без сна по ночам, наблюдая за тем, как серый рассвет прогоняет мрак, но изменения казались такими ничтожными, что она думала, будто зрение обманывает ее.
– О чем ты хотела… – начала Хелльвир.
– Так не может дальше продолжаться, – перебила ее мать. – Это противоестественно.
Хелльвир почувствовала, как кровь пульсирует в висках.
– Я не уверена в том, что это противоестественно, – заговорила она. – По-моему, Смерть не возражает.
Мать поморщилась, словно не желала давать имена неопределенному злу, с которым общалась ее дочь, не желала слышать эти имена.
– Это противоречит естественному ходу вещей, – сказала мать, и Хелльвир нечего было возразить. – Ты играешь с вещами, которых смертные люди касаться не должны. То, что ты делаешь… – Она помолчала немного, плотно сжав губы, потом все-таки продолжила: – Ты совершаешь кощунство. Ты наносишь оскорбление самому Онестусу. Ты мешаешь ему исполнить Обещание тогда и так, как он считает нужным. Губишь бессмертные души.
Хелльвир устало опустилась в кресло.
– Мама, я не верю в твоего бога и во все это, – вздохнула она.
– Отлично, – резко ответила мать. – Но это неважно. Так или иначе, девочка, ты заигрываешь с вещами, которых тебе не понять.
Вероятно, причиной всему была усталость, а может быть, Хелльвир надоела холодность матери или ее оскорбил насмешливый тон, которым было произнесено слово «девочка», – как будто она, Хелльвир, была неопытным ребенком. Возможно, она просто почувствовала, как все это несправедливо. Хелльвир вскочила на ноги, сжав кулаки, и ей показалось, что слова, сорвавшиеся с ее языка, обожгли его.
– Я вернула жизнь тебе, – процедила она и испытала злорадное удовольствие, когда мать попятилась. – Я пошла в царство Смерти и отдала часть себя, чтобы ты могла жить. Если бы не я, твое тело давно уже гнило бы в земле. – Она вытянула изуродованную руку. – Ты думаешь, я отдала только палец? Думаешь, это просто капля крови? Мне приходится расставаться с частью себя, с частицей своей души. Я чувствую это, пустоту внутри. Я отдала часть души ради тебя.
Мать качала головой. На ее ресницах блестели слезы.
– Ты разрушила нашу жизнь…
– Ты все время это повторяешь! – закричала Хелльвир. – Оглядись вокруг! Ты жива и здорова, у тебя огромный дом, ты свободно отправляешь свои обряды. Я спасла тебя от ранней смерти. Чего тебе не хватает?
– Ты вовсе не спасла меня! – в гневе воскликнула мать, и, несмотря на то что Хелльвир считала себя взрослой женщиной, маленькая девочка, которая еще жила в ее душе, испугалась, захотела убежать и спрятаться от этого гнева. – Ты сделала это, чтобы облегчить себе жизнь! Как хорошо, когда у тебя есть мать, которая заботится обо всех, когда в доме есть хозяйка. Но ты не подумала о том, что ради тебя мне придется лишиться дочери; тебе не было дела до других, тебе было все равно, будет она жить или умрет. Ты избавилась от нее, чтобы тебе не пришлось самой готовить еду, шить одежду отцу и брату, убирать в доме. Она была частицей моей души, а ты растоптала ее!
В комнате наступила ужасная тишина. Женщины смотрели друг на друга в упор. Хелльвир моргнула, и слезы потекли у нее по щекам. Она нетерпеливым жестом смахнула их.
– Мне было двенадцать лет, – тихо произнесла она. – У меня была возможность спасти тебя. И я спасла. Я просто не хотела, чтобы моя мама умерла, и не могла думать ни о чем другом.
– Я уже сделала свой выбор, – ответила мать. – Ты не имела права делать его за меня.
Хелльвир сглотнула. Горло болело от попыток сдержать рыдания. Она стиснула зубы и отвернулась от матери. В тишине громко тикали часы, за окном пели птицы.
– Я не жалею о том, что вернула тебя из страны мертвых, – наконец
