к морю. Я бы столько снадобий наготовила, будь у меня водоросли под рукой! Прилагаю несколько рецептов лекарств из водорослей, которые могут быть тебе полезны. Только не забудь сначала их промыть и высушить, иначе от морской соли заболеешь. Сушеные водоросли можно применять при перевязке ран, по щепотке. Хотелось бы мне еще заполучить желтые ирисы; они растут на болотах вокруг Рочидейна. Если окажешься там, собери немного семян и отправь мне, я наверняка сумею вырастить их у нас. Это хорошее рвотное средство, а кроме того, желтый цвет оживит наш сад. Из семян можно приготовить вкусный напиток, но для этого их нужно очень долго жарить, так что результат вряд ли будет стоить усилий.
Вот и все наши деревенские развлечения. Напиши мне, иначе я пожалуюсь твоему отцу».
Хелльвир прочитала письмо ворону. Они сидели на подоконнике в ее комнате, глядели на прохожих, спешащих по набережной, и на проплывающие мимо лодки. Закончив чтение, она с улыбкой сложила письмо, но на самом деле ей стало тоскливо. Она скучала по Миландре и домику с соломенной крышей. Скучала по саду. Ей хотелось сейчас оказаться там, помогать старухе полоть морковку. Потом Хелльвир пришло в голову, что она, возможно, больше не вернется в свою деревню, и у нее защипало в носу. Но она запретила себе предаваться унынию и решила написать ответ сразу, чтобы не забыть.
– Ты ничего не хочешь добавить? – обратилась она к ворону.
– Только то, что со мной интереснее общаться, чем с курами.
– О да, разумеется.
Хелльвир сложила письмо, запечатала его и поднялась, чтобы отнести его на первый этаж, отцу. И остановилась, заметив мать, – они со служителем Лайусом возвращались из церкви. Остановились у ворот, но Хелльвир не могла разобрать, о чем они говорят. Мать покачала головой и прикрыла рукой глаза, а служитель осторожно положил руку ей на плечо, видимо, желая ее утешить. Он улыбался, и Хелльвир подумала, что точно так же, должно быть, священник улыбался ребенку, который упал и оцарапал колено. Ей стало обидно за мать, за это снисходительное сочувствие, но та лишь кивнула и выпрямилась. Казалось, она стала выше ростом, словно черпала силу в словах священника. Он похлопал ее по плечу, как будто говоря: «Ну-ну, все не так уж плохо, верно?» Потом открыл ворота и пропустил ее вперед.
Хелльвир медленно опустилась в кресло. У нее не было ни малейшего желания встречаться со служителем Лайусом. Каждый раз, когда они виделись, она чувствовала, что ее изучают, оценивают ее перспективы как дочери ее матери, как будущей прихожанки; и каждый раз ей хотелось закричать, что ей не нужна его религия, не нужно, чтобы ее ограничивали, принижали, делали из нее покорную служанку, как из матери.
«Я воскрешаю мертвых, говорю с деревьями и птицами! – хотелось ей крикнуть. – Вам все еще нужно, чтобы я приходила в ваш белый храм, к алтарю вашего Бога? Вы примете меня, если я скажу, что беседую с темными существами, которые сбивают меня с пути, губят мою душу и лишают надежды на исполнение его Обещания?»
Маленькая язычница. Права была Миландра. И мать тоже была права.
Хелльвир охватил гнев. Гнев питался страхом, воспоминаниями о разговоре с принцессой, обо всем, что произошло с ней в городе; и она нашла такой способ дать выход этому гневу, который не мог иметь для нее последствий.
Книга, полученная от служителя Лайуса, лежала на ее ночном столике; она уже несколько дней не открывала ее, и книга покрылась тонким слоем пыли. Хелльвир взяла книгу, швырнула ее в ящик и с грохотом задвинула его. Она не могла избавиться от неприятного чувства, от подозрений насчет того, что служитель Лайус и мать, стоя у ворот, говорили о ней.
Скрестив руки на груди, Хелльвир ходила взад-вперед по комнате и пыталась справиться с раздражением, повторяя, что она разволновалась из-за пустяков. Что ее гнев никак не связан с чувством вины перед матерью. Хелльвир ни разу не спросила мать о родине, где та собирала апельсины для алтаря. Ни разу ей не пришло в голову, что мать была одинока в чужой стране, далеко от дома, в деревенской глуши. Но прежде всего Хелльвир была виновата в том, что оставила ее новорожденную дочь в царстве мертвых.
«Соль в ране
Заставит слезы выступить на глазах,
Вызвав раздражение».
Хелльвир сидела во дворе отцовского дома, перечитывая загадку и рассеянно ощипывая сухие листья с гранатового дерева.
Вторая загадка, как и предыдущая, казалась полной бессмыслицей. Сохранять надежду было нелегко, но Хелльвир старалась; в конце концов, «подсказки» для первой загадки появились сами, появятся и новые знаки, думала она. У нее уже возникли кое-какие мысли насчет того, где искать. По крайней мере, она на это надеялась. Однако беспокойство не оставляло Хелльвир; она постоянно вспоминала взгляд, который устремлял на нее служитель Лайус всякий раз, когда заходил к матери; казалось, он пытался прочесть мысли Хелльвир. И еще, как это ни странно, она сожалела о своем поведении во время разговора с принцессой; нужно было остаться, объясниться, не быть такой скрытной. Вспомнив прикосновение пальцев принцессы к своей коже за ухом, она бессознательно подняла руку и коснулась шеи.
Услышав шаги брата, спускавшегося по лестнице, Хелльвир сложила записку и быстро убрала ее в карман, но Фарвор успел заметить ее движение.
– Любовное письмо? – насмешливо поинтересовался он.
– Нет, – ответила она, окинув его уничтожающим взглядом. – Это не я здесь получаю подарки от приятелей.
И она кивнула на букет белых роз, лежавший на скамье. Улыбка Фарвора была такой ослепительной, что вполне могла бы безлунной ночью осветить целый квартал.
– Когда это принесли? – спросил он, взял розы и сунул в них нос.
– Недавно. В записке говорится только, что это для тебя. Хочешь, вставлю цветок в петлицу?
– Если тебе не трудно.
Хелльвир смахнула со скамьи сухие листья гранатового дерева, отщипнула небольшой бутон розы и вставила брату в петлицу.
– По-моему, его не особенно заботит то, что об этом узнает полгорода, – заметила она.
Фарвор с беззаботным видом пожал плечами и продолжал любоваться своим букетом.
– Хорошие отношения между рыцарем и оруженосцем – не такая уж большая редкость, – сказал он. – Считается, что это укрепляет нашу «команду».
– А если начнется война, он возьмет тебя с собой?
– Да, также в качестве своего оруженосца. Но он пока еще не является Рыцарем Двора, он простой рыцарь, так что не возглавит одну из пяти армий. А в мирное время мне остается только содержать в порядке его библиотеку и заботиться о том, чтобы на пирах было достаточно угощения. На самом деле, ничего интересного. – Фарвор поднял голову и взглянул на небо; солнце появилось над двускатными крышами соседних домов. – Кстати, о рыцарях; мой господин ждет нас, – сказал он. – Идем?
– Сначала я поставлю твой букет в вазу.
Хелльвир взяла цветы, вошла в дом и спустилась в кухню. Отец поднял голову от гроссбуха.
– Это для кого? – спросил он, кивая на розы.
– Для Фарвора, естественно.
Отец рассмеялся.
– Не расстраивайся, у тебя еще все впереди.
Хелльвир нахмурилась, возмущенная тем, что ее заподозрили в зависти, но отец, ничего не замечая, продолжал:
– От его рыцаря?
– А от кого же еще? – усмехнулась она. – Он присылает подарки чуть ли не каждый день.
Калгир Редейон пригласил ее совершить прогулку по лагуне якобы для того, чтобы сообщить основные сведения о Рочидейне и его политике, но Хелльвир подозревала, что прогулку предложил ее брат, которому хотелось поднять ей настроение после ссоры с матерью. С того дня атмосфера в доме была тяжелой.
Красивая прогулочная лодка носила название «Безмятежность»; это слово было выведено изящными золотыми буквами на борту. Лорд Редейон-младший – он настоял на том, чтобы она называла его Калгиром, – провел их на частную пристань и предложил руку Хелльвир, чтобы помочь подняться по трапу. Фарвор сразу направился к столу, уставленному закусками.
– У тебя здесь ветчина с медом из Эннеи? – в восторге воскликнул он. – Настоящий пир.
– Ты же говорил, что она тебе
