ещё густым туманом всё смазывалось, и определить, что там находится, было невозможно. Но часть дела была сделана – базу мы обнаружили. То, что она жилая, выяснилось почти сразу – где-то вдалеке скрипнула дверь и по набегающим со склонов лужам зашлёпали чьи-то тяжёлые шаги.
„Работаем?“ – повернувшись, взглядом спросил Тулин, и я согласно моргнул. Он встал и медленно пошёл вперед. Отпустив Степана на несколько шагов, я двинулся следом. Теперь всё зависело от его умения и нашей удачи. Тулин, пригнувшись, подобрался к замаскированному строению, оказавшемуся при рассмотрении чеховским туалетом, и застыл в ожидании. Затем прислушался, продвинулся вперёд, встал напротив входа, укрывшись за распахнутой дверью. Шаги приближались. Человек явно шёл в нашем направлении. Когда до него оставалось пара шагов, Степан выскочил из-за укрытия, точным ударом в челюсть отправил шедшего в нокаут и, подхватив падающее тело, рванул в обратную сторону, туда, откуда мы и пришли. Нам снова неимоверно повезло. Я, полностью уверовав в нашу счастливую звезду, уже готовился двинуться следом, когда наверху, там, где оставалась моя тыловая тройка, загремели выстрелы, в следующий миг налетевший порыв ветра сорвал с гор укутывающую пелену тумана. То, что предстало моим глазам, заставило меня присесть и сдёрнуть рычаг предохранителя вниз – из многочисленных схронов словно тараканы на хлеб вылезали бородатые сволочи.
– Отходи! – прокричал я, выпуская первую очередь. Тулин, взвалив тело на плечи, начал медленно, слишком медленно подниматься вверх, а я, теперь почти не обращая на него внимания, стрелял и стрелял. И лишь меняя магазин, бросил взгляд в его сторону – Степан, разбросав руки, лежал на шевелящемся чеченце и не подавал признаков жизни.
– С-суки! – новая очередь заставила попятиться наиболее ретивых, я рванул с Тулину. А оказавшись рядом, плюнув на всё и вся, выстрелил в голову приходящему в себя чеху и, подхватив Степана, потащил его вверх. Меня прикрывали вступившие в бой центральные тройки и разведчики тройки Тулина. Вокруг, лишь каким-то чудом огибая моё тело, свистели пули. Поняв, что на хребет выбраться нам попросту не дадут, я повернул к берегу ручья.
– Потерпи, Стёпа, нафик, потерпи! – умоляя, я понимал, что биться нам теперь придётся до самого победного. Либо мы – либо они. Третьего не дано.
– Терпи Степан, терпи! – просил я, съезжая, падая вместе с ним за небольшой земляной бугор. Дальше шла полностью открытая местность, не виденная прежде в окружающем нас тумане. Шансов дойти до ручья и сползти в его русло у нас не было никаких.
– Держись! – в который раз потребовал я и начал бинтовать его раны. Их, обнаруженных мной сразу, было две: у него оказалось прострелено левое плечо и задета голова. Хорошо, что у меня хватило ума, прежде чем колоть обезболивающее, рассмотреть его тело, а то кто знает, к чему привело бы такое поспешное „милосердие“. Он и без того был без сознания. А бой продолжался. Закончив перевязку, я выглянул и обозрел панораму происходящего. Складывалось впечатление, что отсутствовал я целую вечность. Вся нижняя часть базы кишмя кишела от проснувшегося противника. Но стреляли они не по мне – на какое-то время, потеряв нас из вида, боевики перенесли весь свой огонь на остальную часть группы, но что самое паршивое, ожесточённый бой шёл и на самой вершине хребта. Но вот там, одна за другой, взорвались МОНки, и стрельба на хребте потихоньку начала стихать.
Я откатился в сторону, выглянул снова, увидел толстенького, бородатого чеченца и, быстро прицелившись, выстрелил. Он упал, мне ответили слаженным залпом, и я снова уткнулся носом в почву. Надо было быстро сменить позицию. И справа, и слева виднелись неплохие бугорки, вот только оба направления имели свои недостатки. Вправо надо было подниматься вверх, а значит, мой бег мог оказаться излишне медленным. Влево вниз я с лёгкостью преодолевал расстояние, вот только тогда всё больше и больше отрывался от группы. И к тому же оказывался в низине.
„А, была – не была!“ – это только казалось, что я раздумывал вечность, в действительности решение принималось мгновенно. Выстрелив, я поднялся и побежал, а начав скатываться вниз, уже не приходилось задумываться о будущем, теперь было только здесь и сейчас. Чехов на базе действительно оказалось слишком много, надежды на помощь не существовало, и лишь только заблаговременно занятая центральными тройками позиция оставляла нам надежду на лучшее.
Головной разведывательный дозор
Для Лаврикова бой начался сразу, едва ли не раньше всех, как только он услышал раздавшиеся наверху выстрелы и увидел выбегающих из-под земли бородачей. Если бы в пулемётной ленте было побольше патронов, то он, может, положил бы их всех. Так, во всяком случае, ему казалось, но патроны на удивление быстро закончились. Вадим спрятался за небольшой взгорок, вставил новую ленту, но подняться и начать стрелять прицельно ему уже не дали. Вокруг началось такое месилово, что Лавриков вжался в землю в надежде, что скоро настанет очередь боевиков менять свои ленты и магазины, но патроны у противника почему-то никак не желали заканчиваться.
В отличие от Лаврикова Ивахненко несколько замешкался, но и он успел пару раз спустить курок, прежде чем противник опомнился и прижал их к земле.
Первая и вторая тройки ядра
Кирилл Квашнин со своей тройкой вступил в бой вслед за головным разведдозором. Жаль, с их позиции не было видно базы полностью, но и то, что оказалось в поле зрения разведчиков, впечатляло: едва ли не три десятка боевиков почти одновременно выбрались из своих нор, а к ним ещё подтягивались замешкавшиеся, и те, кто находился за нависающим изгибом хребта.
– Илюха, одиночными! – скомандовал Кирилл, прежде чем сам короткими очередями открыл огонь по разбегающимся буквально под ногами чехам. Он не мог знать, слышал ли его второй автоматчик тройки младший сержант Гриневич, но был уверен, что тот и без того сделает всё как надо. Это был их далеко не первый бой, и его начальные аккорды они научились разыгрывать как по нотам. А находившийся в центре позиции Каюмов поливал противника длинными, но прицельными очередями, раскладывая пули по „мишенному полю“ так, как считал нужным. Уверенно и сердито. Но столь успешное начало длиться при столь сильном численном неравенстве до бесконечности не могло даже теоретически, и потому, несмотря на вступление в бой и второй тройки ядра инициатива стала постепенно переходить к противнику.
– Чтоб тебя! – выругался Квашнин, успевший пригнуться, когда ударивший чуть ниже выстрел из гранатомёта отлетел вверх и взорвался, находясь в воздухе. Стрелявший по Квашнину гранатомётчик тем временем пытался сунуть в раструб новый выстрел, но слишком торопился, всё время промахиваясь и
