суя его мимо.
– Ну, с-сука! – не обращая внимания на летавшие вокруг пули, Кирилл приподнялся на локте, тщательно прицелился и нажал спусковой крючок. Почти тотчас гранатомётчик, всё же успевший справиться со своим снарядом, уронил оружие и, согнувшись, закружил на одном месте. К нему сразу же бросился такой же бородач, но, словив пулю в грудь, замертво свалился на землю. Оставшийся без помощи чеховский гранатомётчик попробовал ползти назад, но его тут же пригвоздили к земле две выпущенные подряд автоматно-пулемётные очереди. В отместку, словно обиженные гибелью своего товарища, боевики ответили дружным гранатомётно – ружейным залпом. Квашнину, уже было наметившему очередную цель, пришлось пригнуться и всем телом вжаться во вздрагивающую от разрывов влажную почву. Придавленный численным превосходством противника, смолк и пулемёт Каюмова, только сержант Гриневич всё ещё нет-нет да и постреливал во врага, высовываясь из укрывавшей его небольшой ямки, спрятанной от противника густыми кустами ежевики. Пока это сходило ему с рук, но сколь долго это могло продолжаться, предугадать не смог бы, наверное, никто.
Тыловая тройка
Сидевших в окопе чехов Баринов увидел первым. Когда порыв ветра разом смахнул покрывало с вершины хребта, он как раз смотрел в окуляр прицела, и так получилось, что за оружие с боевиком они схватились одновременно, только вот предохранитель у Баринова был уже снят. Винтовочный выстрел грянул подобно поднебесному грому. Излишне наблюдательный бандит упал с простреленной головой, а его товарищи, находившиеся в окопе, взялись за оружие.
Находившийся неподалёку от Баринова Александр Игошин сперва порывался подорвать МОНку, но вспомнив, что она смотрит несколько в сторону, передумал. Завязался бой, к боевикам подтянулись моджахеды, нёсшие службу на соседних хребтах. Стало по – настоящему жарко.
– Юрок, прикрывай с тыла! – прокричал Игошин, меняя закончившийся магазин и тут же переползая за соседнее дерево. С деревьев падали листья и ветки – и сзади и спереди летели пули. Застрочивший пулемёт Юрки Цаплина на какое-то время приостановил напиравших сзади, и Сашка, сумев, наконец, как следует прицелиться, снял ещё одного бандита, излишне возомнившего о своей неуязвимости. Тот, то ли в порыве безумной храбрости, то ли обкурившись от безделья травки, встав над окопом, поливал местность огнём, стреляя от пояса. Можно было видеть, как переломилась надвое его тонкая щуплая фигурка, как, разбросав руки и клюнув носом, перевалился он через окружающий окопы бруствер. Но на этом везение разведчиков кончилось. К чехам подтянулись новые силы, дураков среди них больше не было, к тому же, сидя в окопах, боевики оказались более защищёнными. Ткнулся носом в землю от попадания в плечо пытавшийся прицелиться Баринов, зашипел от боли получивший касательное ранение в бедро Цаплин. Выстрелы со стороны разведчиков стали звучать реже, а пули улетать дальше от целей. Боевики, окрылённые успехом, под прикрытием двух пулемётов перешли в атаку… и сместились чуть в сторону. Видевший всё это Александр Игошин злорадно усмехнулся и подтянул к себе подрывные машинки. Два удара и два взрыва полностью разметали наступающих. Лишь ПКа засевшего в окопе пулемётчика стучал по-прежнему бойко и безостановочно. Сашка отвечал, не часто и не прицельно, он ждал, ждал, когда у пулемётчика закончится лента и, наконец, дождался. ПК умолк, и чеховский пулемётчик скрылся на дне окопа, а Игошин тут же переметнулся влево, схватил винтовку Баринова и, откатившись в сторону, припал к окуляру.
Александр угадал – ствол пулемёта возник в том месте, где он и предположил. Не дожидаясь полного появления головы, Сашка нажал на спуск, грянул выстрел, слишком сильно прижатый наглазник подался назад, обжигая глаз болью удара. Пулемёт на бруствере дёрнулся и начал сползать в глубину окопа. Повисла и рухнула вниз очередная обломившаяся ветка. Сашка положил винтовку на засыпанную почвой траву и перевёл дух. И хотя слева внизу всё сильнее и сильнее разгорался бой, ему показалось, что наступила офигительная тишина. Отдышавшись, он повернулся к Баринову. Тот лежал на спине и рвал зубами наружную оболочку ИПП – индивидуального перевязочного пакета. Забытый всеми, Иванов что-то бубнил в микрофон рации, Цаплин же пребывал в совершенной неподвижности, и под ним растекалась красная лужа крови…
– Юрок, Юрка! – Игошин рванулся в его сторону, схватил за плечо, боясь убедиться в самом страшном.
– Больно – то как! – просипел Цаплин, когда Сашка начал переворачивать его на бок.
– Уф, блин! – облегчённо произнёс Игошин, едва удержавшись, чтобы не добавить слово „живой“, пугать друга собственным испугом за его жизнь не хотелось. – Куда тебя? Как? – видя залитую кровью траву, изодранный в нескольких местах маскхалат, Сашка не мог понять, куда попала пуля и, не видя этого, никак не решался разорвать ткань, боясь увидеть под ней сразу несколько ранений „не совместимых с жизнью“.
– Жжет… – прохрипел Цаплин, и Сашка наконец решился. Вытащив нож, он, не задумываясь о имеющихся на маскхалате пуговицах, а точнее, напрочь забыв о них, вспорол ткань от ворота до пупа и чуть ли не радостно вскрикнул, когда увидел, что пуля, попав в мальчишеский сосок, процарапав по рёбрам, ушла куда-то в землю, так и не проникнув глубоко в тело.
– Живёшь, братуха! Живёшь! – радостно возопил он, раздирая уже приготовленный индивидуальный перевязочный пакет. Вот только сам бинтуемый Юрка не разделял его оптимизма. Потеряв много крови, снедаемый болью от продранных пулей рёбер, он застонал и снова потерял сознание. Ещё одну рану и тоже касательную Сашка обнаружил у Цаплина на бедре. Вытребовав пакет у всё ещё возившегося с радиостанцией, но так и не сумевшего связаться с „Центром“ Иванова, он быстро перебинтовал своего друга и, повернувшись к закончившему собственную перевязку Баринову:
– Ты как? – спросил Игошин, забивая патроны в один из опустевших магазинов.
– Нормально, – поморщившись, отозвался тот и покосился на тихо стонущего Цаплина.
– Сознание не потеряешь? – продолжал допытываться Сашка, разрывая очередную патронную пачку.
– Нет, а что? – запоздало поинтересовался тот, и когда Игошин пояснил, заметно скис.
– Остаёшься здесь, с Юрком, наблюдаешь, – приказал Сашка, заканчивая пополнение боеприпасов, затем огляделся по сторонам и тихо добавил: – И на всякий случай, держи мой автомат.
– Застрелиться? – попробовал пошутить тот, но Сашка не воспринял не к месту сказанной шутки:
– Пару минут, если что, продержишься, а там мы подтянемся.
– А вы куда? – уже всерьёз забеспокоился Баринов, глядя, как Игошин снимает свою автоматную и одевает пулемётную разгрузку.
– Мы с Ивановым к нашим, – разъяснил он свои действия столь непонятливому снайперу. – Подмагнём маляська!
Только тут, после эти сказанным слов Баринов вдруг сообразил, что совсем неподалеку по-прежнему идёт ожесточённый бой и ни в какую не желает заканчиваться.
– Я с вами! – встрепенулся он, вставая на ноги.
– Лежи здесь,
