блин! – выругался Игошин, одёргивая не в меру взбодрившегося снайпера. – Воитель, блин!
– Да я смогу! – набычился Баринов, окончательно вставая. Ноги его дрожали, но губы были упрямо сжаты.
– А его куда? – Сашка кивнул на беззащитно лежавшего на земле Цаплина.
– С собой! – бездумно предложил обеспокоенный перспективой остаться в одиночестве снайпер.
– С собой под пули? – Игошин выразительно покрутил пальцем у виска и, решив, что вопрос исчерпан, скомандовал: – Иванов, за мной!
Радист оторвался от „Арахиса“ и стащил с уха микрофон.
– Сейчас… – потерянно отозвался он, не прекращая какие-то манипуляции с радиостанцией.
– Да оставь ты её здесь! – Сашка указал на рацию, но Иванов упрямо замотал головой.
– Нет. Сейчас… в чехол…
– Только живее! – Игошин перехватил поудобнее Цаплинский пулемёт и, пригнувшись, побежал в сторону раздавшихся выстрелов. Остававшийся на месте Иванов, наконец закончив возиться с „Арахисом“, шмыгнул носом и поспешил догонять старшего тыловой тройки.
Старший прапорщик Ефимов – командир второй группы первой роты …того отряда специального назначения ГРУ
Чем дольше продолжался бой, тем настойчивее в душу начала пробираться, закрадываться пока ещё тишком – по-пластунски поганенькая мыслишка – „приплыли“. Приободрившиеся чехи, прижав меня и головной дозор к земле, перенесли свой огонь на центровые тройки, и если бы не вовремя подтянувшийся Игошин со своими ребятами, ещё неизвестно, как бы нам удалось выкрутиться. Но бойцы тыловой тройки подоспели вовремя. Заняв позицию высоко на хребте, они открыли ураганный автоматно-пулемётный огонь практически в тыл противника, увязшего в перестрелке с основной частью группы. После чего стушевавшиеся боевики были вынуждены попятиться к своим норам, и я, воспользовавшись ситуацией, сменил позицию, укрывшись за двумя толстыми буками, сросшимися меж собой стволами. Оживились и мои центральные тройки – смешиваясь с автоматным перестуком, заработали сразу три пулемёта, несколько раз подряд бухнула снайперская винтовка, наши акции заметно пошли в гору. Высунувшись из-за корневищ, я быстро оценил обстановку, высматривая наиболее удобные для меня цели – стрелявшего из-за трупа товарища чеховского пулемётчика я снял в два патрона, сунувшегося было к схрону бородача заставил отскочить обратно на поляну, где его срезал кто-то из наших. Ещё одного боевика буквально вбил в землю длиной очередью, а следующего подловил на попытке выстрелить из гранатомёта. ПКМ группы заработали практически без остановок. Противник запаниковал и начал спешно покидать территорию базы.
Продолжая стрелять, я сместился ещё ниже, ещё левее и увидел две метнувшиеся в сторону фигуры, ринулся наперерез и, заметив вновь, не задумываясь, выстрелил. Одна из бежавших фигур упала. Довернув автомат, я приготовился выстрелить снова и увидел перед собой загорелую, светловолосую девушку. Наши глаза встретились, палец на курке замер. Разглядев в её глазах небо, я вспомнил глаза, виденные недавно – ночью. В чём-то они были очень похожи, и я даже знал в чём – и там, и здесь в них царил бездонный, всепоглощающий ужас. В душе что-то дрогнуло, я опустил оружие. И кивнул в сторону леса, указывая направление бегства.
– Прочь, живо! – не слова – злоё змеиное шипение, понуждающее к немедленному действию, но девушка ещё долгую секунду стояла, не в силах сдвинуться с места, затем вскрикнула, бросилась вправо, затем вперёд и наконец скрылась в глубине чащи. Я же замешкался, разглядывая труп второй, только что убитой мной женщины, и моё промедление вышло мне боком – один из всё ещё отстреливающихся боевиков повернул автомат – ствол дёрнулся выстрелами и мою бочину обожгло болью.
– С-сволочь!
Он нажал на курок снова. Но я оказался проворнее – мои пули застучали по разгрузке противника градовой осыпью, боевика толкнуло назад, и он, коротко вскрикнув, завалился на спину, напоследок пронзив небо длинным трассерным росчерком.
– Прикрой! – прокричал я невесть кому, и на ходу вынимая из разгрузки ручную осколочную гранату, бросился к ближайшему схрону. Выдернув кольцо, я пнул носком берца приоткрытую дверь, кинул ребристую лимонку в глубину помещения и отпрянул назад, дожидаясь взрыва. Грохнуло. Стремительно распахнул дверь и, стреляя, влетел вовнутрь, но в маленьком тёмном помещении никого не было, только на самом виду лежал изорванный осколками женский платок. Сплюнув на пол, я перекатом вышел наружу. Дав очередь по ещё оборонявшемуся где-то в глубине базы боевику-пулемётчику и молясь-надеясь, что наши сумеют отличить меня от противника, побежал дальше. В следующем схроне тоже оказалось пусто. Заменив магазин, я двинулся вдоль склона. Дойдя до третьего, оказавшегося на пути подземного помещения, я отправил в него третью из четырёх имевшихся у меня гранат и после взрыва почти автоматически ввалился вовнутрь. В помещении на грубо сколоченной кушетке, застеленной обычным туристическим ковриком, полусидел-полулежал изрешеченный осколками человек в армейском камуфляже. Такой же бородатый, как и все чехи, он почти ничем не отличался от только что виденных мной бандитов, разве что существовало два НО – при нём не было оружия и на ногах виднелись соединяющие их в единое целое цепи железных кандалов.
– Чёрт! – не выругаться было невозможно… Несмотря на общую взбудораженность, настроение стало совсем поганым. На поверхности разума начала зарождаться жалость к незнакомому и, по всему видимо, невинно убитому человеку. Но, в конце концов, эгоистический рационализм взял вверх. Мёртвому всё равно, а мне, живому, писать тысячу отписок… „На фик!“ – достав ПСС, я тремя выстрелами сбил с его ног оковы, подумав, сунул их в угол и накрыл валявшейся на полу ветошью. Когда с маскировкой следов „преступления“ было покончено, я вывалился наружу и едва ли ни нос к носу столкнулся с выбежавшим на меня боевиком. Ударил я не задумываясь – дульный тормоз – компенсатор достиг лица и ослепительно белые зубы сыпанули бело-кровяной крошкой. Боевик вскрикнул и пошатнулся, я незамедлительно выстрелил, с запозданием понимая, что это, возможно, был крайний шанс захватить пленного. Ну и чёрт с ним! Ещё раз выстрелив, теперь уже в глубину базы, я вновь сместился и увидел Григория Потапенко, быстро спускающегося вниз по склону. За ним следовал припадающий на ногу Баринов. Иногда звучали пулемётные и автоматные очереди, но по всему было видно – бой постепенно заканчивался. Прижавшись спиной к склону, я присел и наконец позволил себе озаботиться полученным ранением…
– Командир! – в противно звенящей, но такой радостной тишине раздался голос подбежавшего ко мне сержанта Потапова. – Ранен?
– Ерунда, – осмотр собственной раны не занял много времени, пуля прошла по касательной, почти не порвав мышц, и ранка уже практически не кровоточила. – Наложим повязку, и буду как новенький! – Я попытался улыбнуться, но получилось плохо. Превратно истолковав такую вымученную улыбку, Гриша бросился ко мне, чтобы оказать первую медицинскую помощь, но он ошибся – не полученная в бою царапина
