и все в равной мере являются законными вассалами и верными подданными одного короля». К несчастью, это хорошее начало имело плохой конец, по крайней мере в том, что касалось плантаторов Пернамбуку.
Ресифи вновь, и на этот раз окончательно, был провозглашен городом; 18 ноября официально был установлен каменный столб с королевским гербом. Вскоре стало ясно, что бродячие торговцы никого не простили и ничего не забыли и что они склонили на свою сторону губернатора и нового судью Жуана Маркеша Бакальяу. Несмотря на основные условия королевской амнистии, эти два облеченных властью лица приступили к арестам тех, кого считали зачинщиками мятежа против Каштру-и-Калдаша, и даже епископ был сослан в отдаленную местность капитании. Эти карательные меры ужесточились и приняли более широкий размах, когда в феврале 1712 г. был якобы раскрыт заговор с целью убийства губернатора. Ни один из «сынов страны» больше не чувствовал себя в безопасности, и многие из них из-за боязни ареста бежали в леса.
Для поимки беглецов губернатор в помощь регулярным вспомогательным частям, состоявшим из индейцев и негров, набрал банду преступников в количестве 360 человек, в основном мулатов и полукровок. Среди них были как белые, так и негры с иссиня-черной кожей. Их участие в событиях придало им аспект классовой борьбы, так как эти безработные бродяги были готовы воспользоваться представившейся возможностью и отомстить высокомерным плантаторам и арендаторам, которые относились к ним с величайшим презрением и отвращением. Этих бродяг-рецидивистов возглавлял некий Мануэл Гонсалвеш по кличке Тунда-Кумбе (Tunda-Cumbe) – так называли в Анголе людей, которые подверглись избиению со стороны разгневанных негров-рабов и стали инвалидами. Тунда-кумбесы (Tunda-Cumbes), получившие такое прозвище по имени своего вожака, грабили дома плантаторов, жестоко обращались с их женщинами и детьми. Они забили почти весь скот на мясо, забрали из поместий все, что имело хоть какую-то ценность. Так чудовищны были их преступления, что даже индейцы из отрядов милиции были в ужасе от них. Они уверяли беглецов, прятавшихся в лесах, «что ни за что не раскроют место их укрытия», и сдержали слово. Одновременно около 400 человек скрывалось в буше, и люди рассказывали множество драматических историй об их внезапном бегстве.
Те, кто были арестованы или добровольно сдались, чтобы спасти своих друзей и семьи от преследований, если верить рассказам жителей Пернамбуку, переживали мучительное время. Праздновавшие победу маскатес водили их по улицам Ресифи в цепях, подвергая всевозможным оскорблениям и унижениям. При этом не делали никакой разницы между людьми благородными и плебейского происхождения. Многие из них были брошены в подземные казематы форта «Синку понташ», где уже содержались мулаты и обыкновенные уголовники. Они находились в антисанитарных условиях, «и им делали операции, если появлялась необходимость, публично, в присутствии всех, словно животным». Если только друзья или члены семьи давали взятки главному тюремщику, то тогда заключенные могли получать нужное питание или сменить тяжелые цепи на более легкие.
В рассказах о том времени Феликс Машаду предстает как воплощение греха и порока. Свидетельства о его преступлениях настолько невероятны, что им трудно поверить. Можно утверждать, что это был один из самых худших губернаторов в истории колонии. Его имя ненавистно в Пернамбуку. Хотя корона в марте 1713 г. вторично отправила указ об амнистии, которая касалась в первую очередь тех, кто принимал участие в «войне» 1710–1711 гг. (за исключением обвиняемых в покушении на Феликса Машаду), губернатор не торопился применять этот акт монаршей милости под тем или иным предлогом. Феликс Машаду и его миньоны перехватывали и конфисковывали все письма, адресованные в Лиссабон и Баию, которые содержали жалобы на царство террора и требовали вмешательства короны и генерал-губернатора.
Впервые шанс для угнетенных жителей Пернамбуку заявить о своих требованиях представителю высшей власти, который смог бы помочь им, появился в декабре 1713 г., когда Антониу де Албукерке на пути из Рио-де-Жанейро в Лиссабон проезжал через Ресифи. Он пробыл в городе 18 дней, и, так как у него были знакомые и друзья среди преследуемых плантаторов, они нашли средства проинформировать его, что происходило на самом деле. Албукерке был в ужасе от услышанного и обещал ходатайствовать за них перед королем, что и сделал, прибыв в Лиссабон. В его плавании ему сопутствовала удача. Его корабль «Nossa Senhora do Carmo e Santo Elias» вблизи устья Тежу атаковали три судна алжирских пиратов, и только после двух дней ожесточенного боя (6–7 марта 1714 г.) ему удалось войти в гавань.
Слишком поздно поняв, что губернатор Пернамбуку ведет себя с неоправданной и противозаконной жестокостью, корона в апреле 1714 г. отправила ему новые распоряжения. Его сурово осудили за аресты столь многих людей, которые дважды подпали под королевскую амнистию, приказали немедленно их освободить и вернуть им конфискованную собственность и поместья. Обвиняемых в покушении на губернатора было приказано отослать в Лиссабон для суда над ними. Эти указы прибыли в Ресифи 3 июня 1714 г., когда первая партия заключенных была уже на пути в Португалию. Последние 60 человек, которых, «словно груз, в цепях» подняли на борт корабля, уже готового отплыть, были освобождены в тот момент, когда они меньше всего этого ожидали. Из тех, кого уже отправили в Лиссабон, были Бернарду Виейра де Мелу и его сын, которые умерли в тюрьме, другие были приговорены к ссылке в Индию, а еще несколько человек были освобождены. Тем временем епископу позволили вернуться в епархию, и он был встречен в Олинде с большим ликованием.
«Время бедствий» для плантаторов из Пернамбуку закончилось. Однако они не чувствовали себя в полной безопасности, пока их непримиримый враг Феликсе Машаду не был смещен. 1 июня 1715 г. был назначен новый губернатор – дон Лоуренсу де Алмейда, любезный и покладистый человек. Умеренная и благотворная политика идальго «в немалой степени заставила позабыть перенесенные недавно страдания», но в душах плантаторов на протяжении многих лет оставалось горькое чувство от победы торговцев и тиранического правления Феликса Машаду. Об этом с глубоким сожалением писал уже в 1749 г. Мануэл душ Сантуш. Многие аристократические семейства были окончательно разорены и были вынуждены породниться с ненавистными торговцами-маскатес, в противном случае их ждала жалкая нищета. Гордясь своим истинным, а случалось и так, что и мнимым дворянским происхождением, выжившие семейства плантаторов не забыли унижений, испытанных от руки плебеев маскатес и негодяев Камарана и Тунда-Кумбе. Полковник Леунарду Безерру Кавалканти, один из немногих, кто пережил ссылку в Индию и вернулся в Бразилию, постоянно повторял в письмах, которые посылал своим родственникам из Баии, места последней ссылки, в Пернамбуку: «Не срубайте ни одного дерева кири в лесах. Постарайтесь сохранить их, чтобы, когда придет
