и пяти минут, как в конце улицы показалась прислуга Шабельских, Одарка. Наряженная в любимую вышитую сорочку и тесноватую для ее пышных телес жакетку, Одарка гордо плыла впереди плюгавого мужичонки, нагруженного так, что между пучками петрушки из одной корзины и свернутым отрезом ткани из другой проглядывала лишь его красная от напряжения лысина.
– Ой, тож мой найлюбименький паныч! – радостно возопила Одарка, бросаясь к Мите, будто тот был ее давно потерянным и внезапно обретенным сыном. – А шо вы тут робыте? – протянула она, любовно оглядывая Митю, и тут же скуксилась, будто норовя заплакать. – Ой! Це тому, шо пан Шабельский вас до панночки Зиночки пускать не велел?
– Родион Игнатьевич? – пытаясь вывинтиться из объятий Одарки, пропыхтел Митя. – И правда не велел? – а он считал, Даринка выдумала. – Дарья Родионовна его попросила?
– Ну вы, паныч, скажете! – искренне удивилась Одарка. – Панночка Даринка, звычайно ж, поважная ведьма, так то больше среди простых людей. А у батьки с мамкой да братца старшего к ней аж ниякого уважения не имеется, командуют, як хочут. Она, бывает, упирается, бо панночка у нас тоже не без гонору, да только завсегда их верх. Вот старшая панна-ведьма Шабельская, тетушка покойная, шоб ей под адским котлом дров поменьше, да смолу пожиже… От она командирша была, все семейство у ней по струнке ходило. Так она ж ведьма старая была, досвидченная… А нынешняя шо – двенадцать годочков! Тоже мне – ведьма! Дитё горькое. То паныч Петр сказал, шо вы панночек того… котро… копро… копрометуете, ось! Так шо благодарить вас велено, але до панночек Зиночки да Лидочки вам не можно.
– Вот как… – протянул Митя.
Это было… неожиданно. Наслушавшись легенд про ведьм Шабельских, Митя уже представлял, как Даринка командует своим семейством в меру детского разумения, но… У Родиона Игнатьевича в семье все было традиционно. Тогда получается, потратить взятую с варягов добычу на бал и альвийский шелк для сестер придумала вовсе не Даринка?
– А записку передать?
– И не просите, паныч! – отрезала Одарка. – Жалко мне вас, але ж так-то оно неправильно будет. Пан велел – не можно, значит, не можно!
– Да не Зиночке! И не Лидочке! – Он торопливо вытащил крохотный блокнотик с золотым карандашиком, из подарков бабушки-княгини. Даже сейчас не удержался, чтоб мгновение не полюбоваться прелестной вещицей. Принялся торопливо царапать записку.
– А кому? – удивилась Одарка.
– Даринке. – Митя свернул записку и сунул его в пухлую ладошку прислуги.
– Тю! – Одарка держала записку на вытянутой руке, как дымящуюся бомбу. – Вы що, паныч, решили до всех панночек Шабельских залыцятыся?[18] А чого з конца пишлы? Наступная – панночка Ада!
– Un biglietto, eccolo qua![19] – вдруг громко и совсем не мелодично пропели у Мити над ухом, и тонкая рука в перчатке выхватила записку из пальцев Одарки. – Ну-ка посмотрим, что здесь! – и неслышно подкравшаяся к ним Лидия отбежала в сторону.
– А говорят, мы плохо воспитанные, – задумчиво сказала Капочка (или Липочка), а ее сестра-близнец столь же задумчиво покивала.
– Откуда вы здесь? – только и смог спросить Митя, растерянно поглядывая то на черный ход, то на всех семерых сестричек Шабельских, включая Даринку, с напряженным интересом взирающих на него.
Ответила ему Ада:
– Хотим вернуться домой так, чтобы наш брат Петр не заметил, что мы ходили в лавку. – В руках у каждой из сестриц и впрямь были покупки: у Ады перевязанная шпагатом стопочка книг, у Алевтины огромный – чуть не в ее рост – свернутый конусом кулек из оберточной бумаги, насыпанный конфетами. – Лидия! Немедленно верни Мите записку! – Голос третьей по старшинству сестры стал угрожающим, стеклышки пенсне зловеще блеснули.
– Верни! – воинственным писком поддержала ее Алевтина. – Она не твоя!
– Откуда ты знаешь, может, как раз моя? У меня сохранилось немало Митиных писем, – бросила Лидия, отступая еще дальше, чтоб не дотянулись, и принялась разворачивать записку.
– Отдай, кому говорю! – Насупившаяся Алевтина сунула свой сверток близняшкам и, широко растопырив руки, ринулась к сестре.
Взмахнув пышным подолом, Лидия с хохотом увернулась и подняла записку на вытянутой руке, чтоб сестра не дотянулась.
– «Нужно срочно увидеться по нашему делу», – запрокинув голову, торопливо зачитала Лидия и, презрительно поглядев Мите в лицо, скомкала записку в кулаке. – Ни ко мне… ни к Зинаиде… у вас, Дмитрий Аркадьевич, никаких дел быть не может! Зинаида! – Лидия напористо повернулась к сестре. – Что папа сказал?
Застывшая в отдалении от сестер Зиночка опустила голову и уставилась на выглядывающие из-под юбки носки своих туфелек.
– А вы ему и не нужны! – выпалила Алевтина. – Дуры две!
– Алевтина права, – сказал бледный от унижения Митя.
При звуке его подрагивающего от гнева голоса Капочка и Липочка переглянулись с видом: «Сейчас что-то будет!» Запустили пальцы в Алевтинин кулек и принялись дружно жевать, не сводя глаз с разворачивающегося перед ними представления.
Лидия и Зинаида одинаково гневно обернулись к нему, а Митя тонко усмехнулся:
– Я пришел вовсе не к вам, Лидия. И даже не к вам, Зинаида. Я пришел к Аде. Проводить ее на некий… кружок.
Ада сдвинула пенсне на кончик носа и, близоруко щурясь, воззрилась на Митю поверх стекол.
Лидия делано рассмеялась:
– Какая нелепая выдумка! Думаете, мы поверим, что вам вдруг стали интересны Адины обожé – все эти борцы за сирых и убогих? Ха-ха-ха, не верю! Решили использовать старый прием: сперва пытались заставить ревновать меня, ухаживая за Зиной, теперь хотите, чтоб ревновала Зина, ухаживая за Адой!
– Я не ухаживаю за Адой. Я всего лишь заменяю Ингвара Штольца: он на этот самый кружок нынче пойти не может, а мне любопытно. Вот я и взялся проводить Аду, – небрежно повел плечом Митя. – Не может же приличная барышня отправиться на подобное… суаре одна.
Щеки у Ады вспыхнули.
– А ты, дорогая сестрица, полагаешь, ухаживать за кем-то из нас можно только… ради тебя? Благодарю, я это запомню! – Зина подхватила юбки и, гордо задрав носик, проплыла мимо Лидии.
– Я вовсе не то… – попыталась остановить ее Лидия, но Зина только отпрянула, не давая к себе притронуться, и скрылась за дверью черного хода. – Надеюсь, ты не собираешься никуда с ним идти? – накинулась она на Аду.
– Почему же? – поправляя перчатки, ответила Ада.
– Потому что нам запретили!
– Тебе запретили. И Зине. Мне никто ничего не запрещал.
Митя аккуратно попятился от сестер в сторону Даринки. В тот же миг она ступила вперед, и они поравнялись…
– Потому что никто не думал… – почти закричала Лидия и осеклась.
– Договаривай, – холодно процедила Ада. – Никто не думал, что меня могут сопроводить? Пригласить?
Митя наклонился – и быстро зашептал на ухо Даринке.
– Ну, ты же у нас самостоятельная! – принужденно хмыкнула Лидия. – Курсисткой хочешь быть.
– Высшие женские курсы никоим образом не исключают, что вечером барышне лучше ходить с сопровождением. Я просто обязана воспользоваться Митиной любезностью. Я и так уже два собрания пропустила. – Ада решительно направилась к Мите и взяла его под руку.
– Я сейчас же все расскажу папá! И маман! – пригрозила Лидия.
– Митя! Я не буду переодеваться. А чаю мы попьем уже у Тодорова, – поправляя простенькую шляпку-канотье на гладко зачесанных волосах, скомандовала Ада.
– Как прикажет моя госпожа! – насмешливо раскланялся Митя и повел Аду прочь.
– Расскажу, расскажу! – по-детски бессильно топая ногами, пригрозила вслед Лидия.
– Да я еще раньше тебя расскажу! Ненавижу тебя, Адка! – прокричала им вслед Алевтина. – Вы, а ну, отдайте конфеты! Да вы половину съели!
– Что поделаешь, Алька, за любовь надо бороться! – объявила Липочка (или Капочка).
– А борьба дорого обходится! – подхватила ее сестрица, и они с хохотом ринулись в дом, унося конфеты от догоняющей их Алевтины.
Глава 20
В кружок с Адой
– Теперь вам придется идти со мной на кружок – хотите вы или нет! Я и впрямь побаиваюсь ходить вечером одной.
– Почему Родион Игнатьевич не посылает с вами лакея?
– Потому что
