рука, перепачканная углем, застыла над бумагой. Она взглянула на Хелльвир, и та испугалась, что чем-то оскорбила принцессу, но Салливейн вернулась к наброску и сказала, не поднимая глаз:
– Расскажи мне о своей деревне. Я ничего о ней не помню. Помню только комнату в доме лекарки. – Она наморщила нос. – И чудовищную вонь.
– Это пахло от вашего тела, – напомнила ей Хелльвир.
– Допустим, но мерзкий запах намертво въелся в мои волосы, так что отмыть их удалось нескоро. А одежду пришлось сразу сжечь.
– Ничего удивительного. – Хелльвир поерзала на месте, но замерла под сердитым взглядом принцессы. – Я скучаю по деревне, – призналась она. – По живым изгородям, по саду моей наставницы. Но уже не так сильно, как скучала сразу после приезда сюда.
– Неужели тебе начинает нравиться в Рочидейне, травница?
– У него есть свои привлекательные стороны.
На миг их взгляды встретились, и Хелльвир снова стало жарко. У нее возникло странное ощущение – как будто она пропустила ступеньку, спускаясь по лестнице. Уголок рта Салливейн дрогнул, и она вернулась к своему наброску.
Какое-то время девушки молчали; единственным звуком в комнате был скрип угольного карандаша по бумаге, да из окна доносились далекие голоса слуг и пение птиц. Это молчание представлялось Хелльвир живым, подвижным, как морские волны, которые то набегают на пляж, то отступают прочь. Хелльвир оно не было неприятно.
– Не из лучших моих работ, – наконец произнесла принцесса. – Но сойдет.
Хелльвир пошевелилась; руки и ноги у нее затекли от долгого пребывания в одной позе.
– Можно взглянуть?
– Если хочешь.
Салливейн поднялась, подошла к Хелльвир и села рядом с ней на диван. Хелльвир могла думать только о том, что колено Салливейн прижимается к ее ноге. Приказав себе отвлечься, она взяла лист веленевой бумаги.
На нее смотрело ее собственное лицо. Сходство не было идеальным – принцесса не старалась правдоподобно изобразить ее прическу, плечи, все это было набросано быстро, небрежными штрихами, – но Хелльвир встревожил взгляд. Девушка на портрете выглядела глубоко опечаленной, она смотрела куда-то в пространство, как будто боялась, что художница увидит страх в ее взгляде, и пыталась скрыть этот страх – безуспешно.
– О нет, – вырвалось у нее.
Салливейн прищурилась.
– Тебе не нравится? – спросила она. – Ничего, я могу нарисовать другой.
Принцесса взяла лист бумаги и собралась разорвать его, но Хелльвир остановила ее, прикоснувшись к ее руке. Кожа принцессы была прохладной и сухой от угольной крошки.
– Нет, не нужно, – возразила Хелльвир. – Просто я… я никогда не представляла себя такой. Я не знаю, что сказать. Я действительно так выгляжу?
Она понятия не имела о том, что ее переживания написаны у нее на лице. Это была не та Хелльвир, которую она привыкла видеть в зеркале каждое утро.
– Одна из причин, по которым мне так нравится твое лицо, – то, что твои мысли нетрудно прочесть, – улыбнулась Салливейн. – Не то что наши придворные, которых с рождения учат притворству. Они похожи на каменные изваяния, и иногда мне даже кажется, что это вовсе не притворство и у них действительно каменные сердца. – Принцесса рассматривала рисунок. – Мне кажется, я неплохо уловила твое настроение.
– Да…
Больше Хелльвир ничего не пришло в голову. Вдруг она поняла, что все еще касается руки Салливейн, которая теперь казалась ей горячей, и быстро отодвинулась.
Салливейн слегка усмехнулась, как будто только что одержала верх в споре.
Глава 12
Море в тот день было неспокойным. Корабль держался у берега; волны то поднимали его, то швыряли вниз, парус громко хлопал. Ветер разогнал облака, небо было чистым и прозрачным, и на воде дрожали ослепительные солнечные зайчики. Горизонт походил на тонкую нить, натянутую от одного края мира до другого.
Волна перехлестнула через борт и залила одежду Хелльвир, которая стояла у правого борта, вцепившись в скользкий от соли канат, чтобы не упасть. Но она не расстроилась. Ей нравилось в море. Хотелось прыгнуть в воду, чтобы волны унесли ее прочь. Хотелось, чтобы море смыло все, что произошло за последнюю неделю, забрало воспоминание о взгляде матери. Родная мать смотрела на нее как на постороннюю. Как на чуждое, отвратительное существо. И еще Хелльвир все время думала о портрете Салливейн, о том, что принцесса сумела поймать и запечатлеть грусть, которую она теперь ощущала почти постоянно. Она еще не решила, нравится ли ей то, как Салливейн видит ее, нравится ли ей чувство, испытанное в тот миг, когда их руки соприкоснулись. Когда ее сердце взволнованно забилось, и кровь прихлынула к лицу.
Отец подошел к ней и схватил ее сзади за пояс. Хелльвир сердито взглянула на него.
– С тебя станется упасть за борт, – заметил он, и она невольно рассмеялась.
– Море такое огромное, – сказала она, глядя на волны.
Отец как-то странно посмотрел на нее.
– Сегодня ты впервые увидела океан? – спросил он, как будто раньше это не приходило ему в голову.
Хелльвир кивнула, наслаждаясь ветром, который развевал ее волосы, уносил ее тревоги. Папа покачал головой.
– Да что же я за отец, если до сих пор не показал своей дочери океан, а ведь ты живешь здесь почти месяц!
– Ничего страшного! – воскликнула Хелльвир, пытаясь перекричать вой ветра. – Теперь я его увидела.
Она перегнулась через перила, чтобы взглянуть, как нос корабля разрезает волны, и отец крепче ухватился за ее пояс.
– Только не надо смотреть на него вблизи! – крикнул он. – Если я прыгну в воду, чтобы тебя спасать, кому-то придется прыгать следом, чтобы спасти меня.
Хелльвир, не обращая на него внимания, подняла руки и посмотрела на черное пятнышко в небе – это Эльзевир летел за ними. Отец взглянул на мостик, но капитан был занят тем, что пытался удержать штурвал, и не обратил внимания на безумную девушку, изображавшую птицу.
Нос корабля опустился, потом резко задрался, и гигантская волна окатила палубу. Хелльвир лишь рассмеялась и тряхнула головой, как мокрая собака. Подвеска со львом выскользнула из-за ворота рубахи и заблестела на солнце.
– Сумасшедшая девчонка, – пробормотал отец.
Они приплыли в Данриддич в середине дня, когда лица у них раскраснелись, волосы слиплись от морской воды, а одежда пропиталась солью. Данриддич, небольшой портовый город, немного напоминал Рочидейн: здесь тоже были высокие дома и булыжные мостовые. Однако его краски выцвели от вечного морского ветра. Рассказывали, что в этом городе, который приютился на выступе, выдававшемся в море, ветры любили отдыхать и обмениваться историями о дальних странствиях.
Хелльвир и ее отец приехали сюда на два дня, чтобы он смог переговорить с поставщиками. Отец предложил ей сменить обстановку, и она согласилась его сопровождать. Но у нее была и другая причина отправиться в это плавание.
Первая строчка новой загадки не давала ей покоя, безостановочно крутилась у нее в мозгу, словно стрелки часов. «Соль в ране». Это могло означать все что угодно.
И поэтому Хелльвир, как и в прошлый раз, решила следовать указаниям буквально. Соль. Где в Рочидейне можно найти соль? Только в море, если, конечно, в стране не существовало каких-то соляных копей, о которых ей не было известно. Знаки появятся сами, говорил человек в черном, и, когда отец сказал, что отправляется в плавание вдоль побережья, и пригласил ее поехать с ним, Хелльвир подумала, что это и есть знак.
«Они обратятся к тебе, когда ты будешь близка к цели». Так сказал человек с черными глазами. Даже если она ошибается, размышляла Хелльвир, неплохо будет ненадолго покинуть город, оказаться подальше от королевского двора и дворцовых интриг.
Несмотря на постоянный сильный ветер, в Данриддиче выращивали превосходный скот; местная баранина была жирной и ароматной. Хелльвир смотрела, как овец загоняют в сараи у пристани, откуда их должны были забрать на корабль перед возвращением в Рочидейн. У баранов были огромные закрученные рога и шелковистая шерсть, которую приятно было перебирать. Мирные животные позволяли ей гладить себя по голове.
– Их забивают у тебя в лавке? – обратилась Хелльвир
