class="p1">– Я не говорил этого.
– Вы точно говорили, – стал настаивать Томмо, забывшись на мгновение. – Потому мы и рискнули пойти в Малиналию!
– Вы отправились туда согласно вашему общественному долгу, – сказал де Мальва, откидываясь на спинку кресла. – Если у кого-то из вас было бы хоть малейшее чувство долга перед общиной, вы бы сделали это бесплатно. Если я упомянул наличность – о чем я и помыслить не могу, – значит, я оговорился. У нас просто нет наличности. Забирайте ваши книжки и будьте благодарны за маленькие радости. А в наказание за свою выходку просидите у ног Его молча, дабы обдумать гармонию, которую Манселл милостиво даровал миру и которую вы только что столь бездумно оскорбили.
Мы протянули наши книжки, которые нам соответственно проштемпелевали. Теперь мы были богаты баллами, но это мало стоило. На эти баллы можно было купить обычные, санкционированные блага по установленным ценам. Ароматические свечи, добавку пудинга и отремонтированные гребни – если и когда они были в наличии. А вот наличные баллы могут купить вам любое и любого, надо было только сойтись в цене.
– Предлагаю вам употребить новообретенное богатство с пользой и вложить в предварительный заказ на линолеум, – сказал префект Циан. – Это очень помогло бы в наших усилиях выполнить производственный план. С учетом того, что все баллы со смертью обнуляются, это было бы мудро.
И он посмотрел на нас с Джейн.
Поскольку нам нечего больше было сказать, мы поблагодарили их за мудрый совет и самого Манселла за его добрые слова и руководство, затем вышли из Палаты Совета на площадь.
– Ооох, – вздохнул Томмо. Маленькая группа людей слонялась у статуи, глядя на нас. – Будет жарко.
– Дай, угадаю, – сказала Джейн, – эти двадцать-тридцать человек желают стать богаче на сотню баллов наликом.
– Да. Много людей, которых надо убедить, что я выплачу долг. Ко времени утренней каши я буду малость помят. Сдается, де Мальва обыграл меня по всем статьям. Пожелайте мне удачи.
Он зашагал к группе ожидавших.
– Всем привет! – весело сказал он. – Дорога ухабиста, но нет ничего, с чем бы мы не справились…
Мы оставили его и пошли по площади.
– Хорошо, что ты вспомнила о Правиле о Свободе слова, – сказал я.
– Какое такое Правило? – переспросила Джейн. – Я выдумала его. Ни один префект не может помнить всех Правил – кроме того, я уверена, что они сами так поступают постоянно.
Она зевнула:
– Я иду домой, чтобы выспаться как следует. Нынешний день был долгий, а завтрашний может быть еще дольше – или резко закончится, если Гуммигут удастся поддержать обвинение.
– Как думаешь, не сделать ли нам ноги прямо сейчас? – спросил я. – На всякий случай?
– Нет, – ответила Джейн. – Держись, Эдди, мы не можем выиграть эту битву извне. Если нас приговорят к Зеленой Комнате, мы сумеем оттуда смыться. Лучше надень спортивные туфли и пакуй чемодан – на всякий случай.
Мы остановились на углу Охряной и Главной улиц и поцеловались, не задумываясь, прямо на глазах у людей, идущих по домам. Кто-то укоризненно поцокал языком, но не обладающие властью или те, чье мнение было нам важно.
– Тебе обязательно спать у Виолетты?
– Она очень разозлится, если меня не будет, – сказал я. – Так что меня и не будет.
Мы улыбнулись друг другу и, коротко обнявшись, пошли каждый своим путем.
– Я расскажу твоему отцу, – сказал мне в спину кто-то, кого я не очень хорошо знал, – и твоей жене.
– Делай свое дело, – ответил я, – а я сделаю свое.
Завтрак
Считалось, что Прежние могли видеть в ночи, причем очень хорошо. Отсутствие у нас ночного зрения считалось механизмом, обеспечивающим послушание и ограничивающим передвижение. Все прогулки должны были заканчиваться до наступления ночи, и все должны были лежать дома в постели, когда гасили свет.
Тед Серый: «Двадцать лет среди хроматийцев»
Я проснулся и обнаружил рядом с собой Джейн. Солнце уже встало. Она сказала вчера, что не собиралась приходить, но все же пришла, и на сей раз не ради понятно чего и последующего разговора в объятиях друг друга, перед тем как уйти. Она тихонько скользнула в постель, и мы прильнули друг к другу, ничего не говоря и не делая, и быстро заснули.
– Доброе утро, – сказал я, ни разу прежде не бывавший в такой ситуации, находя ее странно привлекательной своей расслабляющей супружеской теплотой.
– Доброе утро, – ответила она, потянувшись под одеялом. – Судный день. Пора вставать?
Я уже слушал бой часов, так что переустановил свое внутреннее время.
– Без четырнадцати минут семь, – сказал я.
– Я столкнулась с Мэл по дороге домой. – Она приподнялась, подперев голову рукой. – Кальвадос хочет, чтобы она переехала в Изумрудный город и стала его домашней прислугой.
– Быстро сработало.
– Мелани времени даром не теряет.
Хотя Национальная Служба запрещала своим оперативникам заводить связи с Серыми, Правила подогнали так, чтобы домашние слуги, горничные и фитнес-инструкторы могли сопровождать оперативников на дружеских встречах Национальной Службы. Она по сути стала бы его женой, но без фамилии и законного статуса.
– Она спросила, хотим ли мы, чтобы она приняла предложение.
– Это было бы полезно. Мы получили бы сторонника и контакт в Изумрудном городе. Но решение за ней.
Джейн кивнула:
Я сказала ей то же самое, и она ответила, что поедет.
Мы вместе приняли душ – тоже впервые – и спустились, вниз. Я подумал, что папа слышал, как Джейн пришла или знал, что она здесь, поскольку для завтрака были поставлены три прибора. И еще впервые он заметил, что у меня перевязан палец.
– Не порез, – сказал я в ответ на его вопрос. – Мать была права, когда говорила, что перчатки делают нас не видимыми для лебедей.
– Я… не хочу больше ничего знать. Как ты, Джейн?
– Очень хорошо, спасибо, господин Бурый, – ответила она, выгребая себе на тарелку два яйца и наливая чашку теплой муть-воды с привкусом яблока с корицей.
– Надеюсь, вы оба знаете, что делаете, – сказал папа. – Даже без учета вашего Красно/Зеленого комплиментарного видения, ты теперь женат на будущем Главном префекте, Эдди, и ты можешь быть подвергнут «неконкретизированному шинкованию» по приказу Совета, если кто-то увидит вас вместе.
У нас не было времени на обсуждение старых Правил касательно обовоществленных наказаний, поскольку к нам присоединились господин Бакстер и Гарри, и разговор пошел более свободно. Мы узнали, что Гарри проводит большую часть дня за чтением, резьбой по дереву и решением кроссвордов на последней странице «Спектра».
– Их явно копировали с до-Явленческих списков головоломок, – заметил папа. – Там много слов, которые больше не используются.
– Я выяснял значение по подсказкам, – сказал Гарри. – «Попугай» скорее всего был видом птицы, «жюри» – группа людей, дающих тебе совет, и «равенство» – слово, подразумевающее, что все люди равны, видимо, относится к группе одинакового оттенка и зрительного дара.
– Как твоя азбука Морзе? – спросил Бакстер. Гарри упражнялся в скорости передачи, поскольку начитка сказок кодом Морзе требовала скорости набора быстрее врожденной, и он надеялся заменить «Ренфрю из Конной полиции» чем-нибудь поинтереснее.
– Отлично, – ответил он, – пока еще не то чтобы в темпе речи, но я приближаюсь к этому.
– И что вы будете передавать вместо Ренфрю? – поинтересовалась Джейн.
– У нас есть частная библиотека, – сказал господин Бакстер, – и мы думаем, что «Чувство и чувствительность»[30] может быть интересна. Архаичная и полная старинных слов и фраз и бесстыдно пре-Манселловская, но очень милая.
– Банти наверняка будет глушить передачу, – заметила Джейн.
– Не уверен, – возразил Гарри. – Это хорошее чтиво, и всем уже хочется отдохнуть от Ренфрю.
Он был прав. Эта история повторялась так часто, что уже потеряла смысл и стала просто регулярным постукиванием по радиатору, почти как дождь стучит по крыше.
– Я подобрал три кометы, – сообщил господин Бакстер, меняя предмет разговора, – по ходу нашей попытки установить даты, и могу сказать с достаточной степенью точности, что по до-Манселловскому счету времени сейчас 2803 год.
– Сейчас 00496, – сказал папа, – то есть Коллектив образовался в … 2307.
– На семьдесят лет позже, чем мы думали, – сказал я. – Что-то еще?
– Предположение, что
