с толикой глины и резаными листьями одуванчика.
– Всем говорю, что с лестницы упал, – сказал он. – Дважды. И если я не найду три тысячи наликом к этой же дате через месяц, меня найдут лицом вниз в каком-нибудь болоте или я утону в душе при необъяснимом несчастном случае. И как мы найдем эти деньги, Эд?
– Не мы, а ты. Я тут ни при чем. И сейчас наличность меня беспокоит меньше всего. У меня суд в полдень, и если нас с Джейн признают виновными, то мы закончим в Зеленой Комнате.
– Я все еще могу успеть сделать несколько снимков Джейн, если она готова, но время поджимает, так что нам надо быть в студии к одиннадцати.
Я ожег его взглядом.
– Ладно, ладно, – пошел на попятную Томмо, – я просто предложил.
– Есть какие-нибудь новости от поисковой партии? – спросил я, подмешивая второсортное козье молоко к моей муть-воде.
– Они вышли на рассвете. Дейзи взяла двух велосипедистов и гонщиков, чтобы члены отряда могли примчаться с новостями, как только что-то будет.
– И?
– Они нашли «форд» Желтых, но больше никого, на зов и свист никто не ответил. Они снова пошлют гонщика с известием, если будут новости. – Он на миг замолчал. – Их ведь не будет, да?
– Да. Что ты делаешь? – спросил я, когда он снова начал что-то записывать в блокноте.
– Пишу первую свою статью для «Меркурия Восточного Кармина». Как звучит: «Признанные виновными Эдди де Мальва и Джейн Мятлик приняли известие как должно всем добрым жителям, признав свой приговор с мужеством и отвагой, и поблагодарив префектов за их справедливость и усердие, с благодарностью отправились в Зеленую Комнату бодрым шагом, высоко держа голову».
– Больше спасибо, Томмо.
– Какой бы вариант ты предпочел? Есть еще: «Эдди и Джейн расплакались как дети, услышав приговор, затем их пришлось связать, пришить веки так, чтобы глаза были открыты, а затем отволочь к Зеленой Комнате и забросить внутрь»?
– А как насчет «признаны невиновными»?
– О, – уставился он на свои заметки, – а такое возможно?
Вскоре после этого я заглянул в магазин «Жизнь Мечты», но Джейн там не оказалось, так что я пошел домой переодеться в мой лучший Официальный № 1, чтобы выглядеть на суде как можно приличнее.
Судебное разбирательство
Приговоры в ходе судебных разбирательств в целом были скорее произвольными или политическими, чем проработанными и честными. Присутствие публики было обязательным, слушатели назначались по очередности. Они присутствовали не для того, чтобы отслеживать процесс судебного производства, но чтобы усвоить урок и распространить известия по городу. Это был скорее театр, чем суд.
Тед Серый: «Двадцать лет среди хроматийцев»
– Сама разъединенность нашего Коллектива является связующим нас фактором, – сказал де Мальва, как только мы все собрались в Палате Совета, – но эта сплоченность имеет свою цену. Правила, при помощи которых Наш Манселл направляет нас, порой нарушаются гражданами, которые ощущают, что Коллектив дает им меньше, чем они могут дать Коллективу.
Де Мальва открыл разбирательство речью, что было нормой для любого события в нашей жизни. Солнцестояние, сбор урожая, ужин, замена общественного туалета, новый теленок, первый огурец в сезоне. Наверное, он произносит речь даже перед тем, как опорожнить кишечник.
– Для оступившихся мы всегда найдем в наших сердцах милосердие, чтобы помочь им упасть легко, без ненужной боли, – нудно и монотонно продолжал он, – но для злоумышленников, отрицающих Правила, связывающие нас, есть Исправительная коллегия, чтобы судить тех, кто пытается впустить змея в сад Хроматического совершенства.
Зааплодировали все, даже обвиняемые – незачем еще сильнее злить префектов, – но аплодисменты были вялыми, исключая Желтых, которым действительно такое нравилось.
Время перевалило за полдень, и оба велогонщика вернулись с сообщением, что никого из Желтых Кривого Озера найти не удалось. Единственным свидетельством того, что они там были, был их «форд» и единственный рюкзак, в котором лежали несъеденный сэндвич и термос. Дейзи должна была вскоре вернуться, но вряд ли она сможет сообщить что-то еще.
Кроме обвиняемых, публики и заместителей префектов здесь была угрюмая секретарша и ландшафтный дизайнер госпожа Сирениа, ведшая протокол, и Томмо, который деловито что-то корябал в блокноте. Я перехватил взгляд Виолетты, но она смотрела сквозь меня, словно я был уже мертв. Наверное, она уже вычеркнула «замужем» в своей балловой книжке и заменила на «вдова».
– Что же, – сказал де Мальва, – начнем.
Наше дело было не единственным на сегодняшнем заседании. Первым был Никола Сирениа, который подрался с Лотти Серой и сломал ей нос. После сильно расходящихся показаний Никола и Лотти и заслушанных свидетельств о легкой возбудимости Никола и хорошей работе Лотти на благо общины было решено, что Никола «подвергся высокому уровню дерзости со стороны низкоцветной, что не могло не привести в раздражение любого нормального человека». Но чтобы показать, что любое хулиганство будет наказано, Никола будет вынужден предложить Лотти свой месячный рацион пудинга. Точно так же, чтобы показать, что прощение должно поощряться, а мстительность нет, Лотти будет приказано не принимать этот пудинг. Обоим было по девять лет.
Следующей была Кэсси Фламинго, которую застукали с запрещенной технологией. В этом случае обвинителем выступала Банти. Дело касалось работающего граммофона, я видел такой в Кобальте, в музее Того, Что Случилось, и там он был выставлен как последний рабочий экземпляр. Кэсси также обвиняли в обладании циркулярным музыкальным диском исполнителя по имени «Рик Эстли»[31]. Ситуация была неоднозначной, и вопрос заключался в том, имела ли Банти право заглядывать в дорожный чемодан Кэсси, где и были обнаружены оба незаконных предмета.
Кэсси была разумной девушкой хорошего происхождения, пусть и низкоцветной, и устроила хорошее шоу из своей защиты.
– Правила о неприкосновенности чемоданов ясно очерчены и прописаны в манселловской «Книге Образцового Члена Коллектива», – почтительно сказала она. – Правило 1.1.01.02.271 говорит, что «личный чемодан установленного размера – место для личных вещей любого типа, к которым никто не имеет доступа без выраженного разрешения владельца». – Кэсси указала пальцем на Банти. – Желтый префект Горчичная лишь утверждает, что она увидела граммофон и диск в моем чемодане, но поскольку она не может предоставить доказательств, что у меня действительно были эти предметы, я требую, чтобы это обвинение было снято из-за отсутствия улик.
– Прежде отсутствие доказательств никогда не мешало этому суду, – возразила Банти, – и я не вижу, почему сегодня этот опасный прецедент не должен рассматриваться. Я клянусь, что увидела граммофон собственными глазами прежде, чем барышня Фламинго грубо захлопнула чемодан. Более того, этот незаконный предмет стоит перед вами.
Перед нами стоял не граммофон, а чемодан Кэсси, в котором, как утверждалось, хранился граммофон. Это был немного потертый кожаный чемодан установленного образца, пошедший пятнами от воды и чуть побитый.
– Граммофон в вашем чемодане? – спросил де Мальва.
– Нет, сэр.
– Наказание за ложь Главному префекту максимально суровое. Вы это понимаете?
– Да, сэр.
– Это можно легко уладить, – сказал Циан. – Кэсси, я требую, чтобы вы открыли чемодан.
– Я отказываюсь, – ответила она с нервной дрожью в голосе.
– Требование закона и порядка превыше ваших личных нужд в этом случае. Кэсси, откройте ваш чемодан.
– Я отказываюсь.
Ее попросил де Мальва, но получил отказ, поскольку она была в своем праве.
– Хорошо, – сказал де Мальва, – я объявляю, что это дело будет отложено, пока барышня Горчичная не завершит своего расследования. Этот чемодан, предъявленный в качестве свидетельства, останется в Совете до нового разбирательства.
Кэсси изящно поклонилась.
– Я принимаю это решение и буду ждать окончания расследования барышни Горчичной.
Дело возобновлено не будет никогда, и чемодан навсегда останется в Совете. Если бы Кэсси хватило сообразительности – а ей наверняка хватило, – она, предвидя такой исход, перед разбирательством набила бы пустой чемодан камнями.
Три следующих дела касались мелких правонарушений – рискованное поведение, брань и чихание, не прикрывая рот рукой. Было обвинение против Банти относительно ношения рабочих перчаток, которое было снято из-за «недостатка достоверных свидетельств», и потом, после этого предсказуемого результата, настал
