гниющих водорослей.
– Сокровище, оно просит сокровище, – раздался скрипучий голос. – Сокровище, чтобы заткнуть пробоины, через которые льется вода. У него много пробоин, оно наверняка затонет.
Хелльвир чувствовала, что обладатель голоса рассматривает, изучает ее.
– Да, – ответила она. – Без него я утону.
– И с ним тоже.
Хелльвир услышала скрежет – наверное, это был смех.
– Утонет, как камень, как мы утонули, как мы.
– Я ничего не понимаю, – пробормотала она.
– Мы грызли и рвали, – странным щелкающим голосом продолжало существо. – Грызли и рвали, и нас грызли и рвали, и швыряли на камни, пока в наших боках не образовались дыры, как у тебя. Тех, кого мы несли, тоже швыряло. Швыряло и других. Их несли те, кого мы покалечили.
– Те, кого ты покалечил?
– Швыряли, топили, и потопили всех до единого. Ветер, вода – им нравится кормить нас. Воде и ветру нравится швырять, еще как нравится. Они приносят нам кости, да, приносят, и кровь, она еще течет, когда они выползают на берег и думают, что спаслись, что они не утонут. Думают, что они в безопасности.
– Моряки, – пробормотала Хелльвир. – С кораблей, потерпевших крушение.
В темноте что-то звякнуло, словно кандалы узника.
– Да, крушение, жалкие обломки, – произнесло существо и кивнуло. Хелльвир не могла разглядеть его голову – только какие-то неопределенные очертания. – Но их не так много, как было в тот день, когда мы стали обломками. Все утонули и всех било о камни в тот день, кроме одного.
– Кроме одного?
– Он управлял нами, у него были наши поводья, это он направил нас и велел убивать и калечить, пока мы сами не стали обломками. Он полз и полз по камням, сломанные кости проткнули его ноги, как иголки.
Хелльвир едва сдержалась, чтобы не попятиться при звуке отвратительного смеха, похожего на хруст соли под сапогами.
– И все, которые пришли за ним, за многие годы, тоже ползли, несчастные, жалкие, изломанные.
Существо застыло, и Хелльвир позволила ему рассматривать себя.
– Но истории – нет, не истории, не истории о черной крови и иголках. Оно приходит за сокровищами.
Хелльвир молча кивнула.
– Они у нас здесь, подойди поближе.
Она с трудом сделала несколько шагов. От шума, похожего на треск деревьев, ломающихся во время урагана, у нее разболелась голова. Хелльвир разглядела у стены пещеры кучу камней и ржавых якорных цепей, но фигура, лежавшая среди них, оставалась смутной, бесформенной. Хелльвир остановилась, не желая уходить из круга света. Ей казалось, что это опасно. Под ногой что-то хрустнуло, и, взглянув вниз, она увидела, что наступила на кость, но не поняла, кому принадлежит эта кость – человеку или животному.
Хелльвир вздрогнула, когда существо приблизилось, чтобы встретить ее на границе света и тьмы; оно потягивалось с режущим слух скрипом, как будто было приколочено к стене пещеры и не могло высвободиться. Загремели цепи.
– У нас есть сокровища, да, есть, – произнесло существо, и на Хелльвир снова повеяло запахом моря и водорослей. – Тысячи сокровищ. Но то, которое, как мы думаем, ему нужно, не поможет заткнуть пробоины.
– Может быть, и нет, – ответила Хелльвир. – Зато новых пробоин не будет.
– Не надо больше пробоин, – жалобно простонало существо. – Мы устали видеть сломанные вещи, хотя они и кормят нас. Тонуть – это ужасно, мы тоскуем по тем временам, когда мы не тонули.
Фигура наклонилась и потянулась куда-то в темный угол. Опять раздался треск дерева. Хелльвир показалось, что тварь выдернула что-то из стенки пещеры, но для того, чтобы разглядеть, что происходит, ей нужно было ступить во тьму, а ей не хотелось этого. Фигура выпрямилась, со скрипом приблизилась, и из темноты появилась рука. На полусгнившей деревянной ладони лежала устрица.
– Его сокровище, – прошипело существо.
Устрица выглядела безобидной. У нее была серая, ничем не примечательная раковина.
Хелльвир осторожно взяла ее. Она была закрыта. Гнилая рука убралась, на пол посыпались камешки и щепки. У Хелльвир внезапно возникло четкое ощущение, что ей пора уходить.
– Благодарю, – произнесла она.
– Оно должно оставить нас в покое, – предупредила фигура. – Сейчас мы будем кормиться. Оно не должно смешаться с другими обломками.
Хелльвир оглянулась и в ужасе увидела снаружи, на пляже, воду. Вода подкралась к пещере бесшумно, словно призрак.
Она кивнула, глядя в темноту; в ответ раздался хруст, скрежет камня и грохот старых цепей. Прижав раковину к груди, Хелльвир бросилась к выходу из пещеры.
Наступавшее море ползло по камням, заполняя выемки и трещины. Тропа, по которой Хелльвир спустилась на пляж, еще виднелась над водой, но она знала, что должна спешить. Она поскользнулась, упала, ушибла колено. Пещера зияла у нее за спиной, словно пасть чудовища; Хелльвир казалось, что эта пасть хочет втянуть ее обратно, проглотить ее заживо.
Казалось, прошло несколько часов, прежде чем Хелльвир добралась до тропы. Уровень моря продолжал подниматься, она уже брела чуть ли не по колено в воде. Подъем оказался долгим и трудным. Устрица, лежавшая в кармане, била ее по ноге. Хелльвир цеплялась за траву, за каменные выступы; каждый раз, прежде чем поставить ногу, проверяла, не шатается ли камень. На полпути она остановилась, чтобы отдышаться, и увидела, что весь пляж затоплен. Хелльвир содрогнулась от ужаса, глядя на то, как пещера жадно заглатывает воду, как волны плещутся у входа. Подавив приступ головокружения, она отвернулась и продолжила взбираться на скалу.
Когда Хелльвир высунула голову из-за края обрыва, могучая рука схватила ее за плечо, вытащила и поставила на землю. Она ахнула и изумленно заморгала, глядя в лицо рассерженному отцу.
– Ты что это затеяла? – воскликнул он и с силой тряхнул ее. – Тебе жить надоело?
Она взглянула ему за спину и увидела Гриффуда, который смотрел на них круглыми глазами. Эльзевир топтался у него на плече.
– Прости, я… – начала Хелльвир, но отец помотал головой и указал вниз, на бухту.
– Только глупец способен спуститься туда перед началом прилива! – рявкнул он. Он очень редко повышал голос, и Хелльвир втянула голову в плечи. – Ты бы сейчас утонула, и мы достали бы твое тело только через несколько дней!
– Прости, папа, – пробормотала она. – Но я должна была спуститься. Пожалуйста, извини… так было надо, поверь мне.
Отец сердито уставился на нее, раздраженно фыркнул, но промолчал; наверное, что-то в выражении лица Хелльвир сказало ему, что иначе действительно было нельзя.
– Возвращаемся в гостиницу, – буркнул он и протянул ей руку, чтобы помочь встать.
Хелльвир поморщилась и зашипела от острой боли в ноге. Оглядев себя, она увидела, что штанина пропиталась кровью. Прежде чем она успела остановить отца, тот наклонился и поднял штанину, открыв длинный порез на щиколотке. Должно быть, она поранилась, когда упала на камни; но тогда, внизу, она могла думать только о том, что ее настигнет прилив, поэтому ничего не почувствовала.
– В гостинице перевяжем, – сказал отец, поднимаясь. – Только посмотри на себя. А ведь скоро тебе идти на бал.
Он снова подал ей руку. Боль усиливалась. Хелльвир, опираясь на локоть отца, заковыляла в сторону города.
В ту ночь, лежа в постели с перебинтованной ногой, Хелльвир не могла уснуть. Она поднялась с кровати, хромая, подошла к окну и села на стул. Фонарь, висевший над входом на постоялый двор, отбрасывал на мостовую круг желтого света. Отец спал в кровати у дальней стены и не пошевелился, когда Хелльвир открыла ставни, чтобы впустить в комнату свежий воздух. Небо было затянуто облаками, далекий мерный шум моря успокаивал.
Она задремала, уронив голову на руки. Ей снился сон: она видела бурное море и корабль, качавшийся на волнах. Нос корабля украшала фигура мальчика; его плечи и локти были покрыты морскими раковинами, в поднятой руке он держал устрицу. Он злобно усмехался. Нос корабля устремился вниз, раздался громкий треск, и Хелльвир проснулась.
Она тряхнула головой, села прямо и принялась чесать шелковистую шею Эльзевира. Ворон подался вперед и прикрыл глаза от удовольствия.
– Мне
