чудовищем. Только не осознаешь этого.
— Значит, я стану тем, что вы все боитесь? — Я выпрямляюсь. Кровь пульсирует в висках. — Прекрасно. Значит, я на верном пути.
Он качает головой.
— Я даю тебе последний шанс. Брось клинок. Уйди. Ты уже сделал то, что должен. Не становись ещё одной сломанной игрушкой в руках Абсолюта.
Слова… они бьют, как плеть. Но поздно. Слишком поздно.
Я чувствую, как нож больше не просто в моей руке. Он во мне. Его гнев и мой — переплелись. Неотделимы.
— Я не прошу пощады, — говорю я, и голос мой уже не звучит как раньше. — Я пришёл сжечь вас всех.
Он меняется. Его лицо — человеческое, почти живое — становится чужим. Маска сброшена. Клыки обнажаются. Глаза, как омут, чернеют до бездны.
— Тогда ты умрёшь как враг. Не человек. Не вампир. Просто ошибка.
Он двинулся. Я рванул навстречу.
И мир снова превратился в бой.
Он атакует первым. Не спешит, но каждое движение — выверено, идеально. Как будто он уже бился со мной десятки раз.
Я уклоняюсь, но один из ударов всё же находит плечо. Не прорезает — врывается в плоть, как гвоздь в дерево.
Боль. Настоящая. Чистая. Я отскакиваю, срывая ткань и клочок кожи, и уже на этом рывке оборачиваю удар.
Нож почти поёт в руке — будто рад. Будто ждал этого.
Он скользит по воздуху — и на этот раз встречается не с блоком, а с кожей врага. Удар вскользь — но кровь брызжет. Почти чёрная, густая, как смола.
Вампир отступает. На его лице — удивление.
— Ты уже наполовину не человек, — произносит он. — Быстрее. Злее. Но и ближе к безумию. Ты слышишь его голос, да?
Я не отвечаю. Я и правда слышу. Где-то глубоко внутри — тихий, низкий шёпот. Он не на языке, но я понимаю. Он не даёт приказы. Он предлагает.
"Дай мне волю — и я закончу это за нас обоих."
Я срываюсь в наступление.
Мы сталкиваемся в вихре ударов. Нож не просто режет — он горит в руке. Он рвёт ткань мира, оставляя позади едва заметные алые следы, будто бы пространство отказывается лечить нанесённые им раны.
Я вижу — вампир начинает терять равновесие. Не физически — внутренне. Он считал, что знает, с кем дерётся. А теперь — не уверен.
— Почему ты сражаешься? — бросает он сквозь удары. — Ради чего? Ты ведь всё равно исчезнешь. Утром тебя здесь уже не будет. Этот мир — не твой.
Глава 16
Я смеюсь. Это получается неожиданно даже для меня — горько, хрипло.
— А ты думал, я сражаюсь ради мира? Ради справедливости? Нет. Я бьюсь… потому что вы решили, что можно использовать меня как нож и выбросить.
Я настигаю его в прыжке. Клинок рвёт воздух — и скользит по рёбрам, оставляя глубокую борозду. Он хрипит — и впервые отступает по-настоящему. Не для манёвра. Из страха.
Он хочет сказать что-то ещё, но я перебиваю:
— Этот бой — не за спасение. Это — суд.
Он отвечает яростью. Обрушивается как буря, как ураган — силы теперь не щадит. Я уворачиваюсь не всегда. Получаю удары — резкие, болезненные. Кости трещат. Я падаю — встаю. Дышу сквозь кровь.
И в этот момент я понимаю: я уже не человек. Не совсем. Часть меня уже ушла вместе с первым убийством. С первой каплей силы, впитанной в темноте.
Я больше не могу отпустить нож. Я больше не хочу.
— Ты сгоришь, — выдыхает он. — Даже если победишь. Ты не уйдёшь отсюда собой.
Я усмехаюсь сквозь кровь.
— Я уже ушёл. Всё, что осталось — призрак ярости. И он не прощает.
Мы снова бросаемся друг на друга. На этот раз — по-настоящему. Без слов, без размышлений. Только бой. Только последние остатки силы — моя и его.
Сознание дрожит, как вода под ветром. Я всё ещё сражаюсь — телом, рефлексами, гневом. Но часть меня… часть — наблюдает.
Я вижу себя со стороны.
Размашистые удары, хриплое дыхание, лицо, искажённое яростью. Это я, но… будто не совсем.
Будто оболочка, в которую влито пламя, жрущее всё внутри.
Что-то не так.
Мысль колышется в глубине сознания, как заплутавший мотылёк в закрытой комнате.
Что-то здесь неправильно.
Слишком легко двигаюсь. Слишком сильно бью. Слишком жестоко.
Но голос Гнева глушит сомнение.
"Ты всё правильно делаешь."
"Они недостойны."
"Они играли жизнями, они издевались над тобой, над другими, над этим миром."
Вампир отскакивает — кровь стекает с его губы. Он уже не выглядит непобедимым. Нет, он яростен, но в его взгляде мелькает… неуверенность.
— Ты теряешь себя, — бросает он. — Прямо сейчас.
Он дышит тяжело, но продолжает:
— Это не ты сражаешься. Это оружие. Это твоя… ненависть.
Я хочу крикнуть в ответ, что это ложь, что я всё контролирую. Но язык не слушается.
Пальцы всё так же крепко сжаты на рукояти ножа — будто бы она проросла в кости.
Внутренний голос, прежний, человеческий, отчаянно пытается подняться со дна:
Остановись. Это не ты. Это не дорога домой.
Но его перебивает другой. Зловещий, твёрдый и непоколебимый, как камень:
"Стереть их. Всех. До последнего. Они — гниль. Они не имеют права на существование."
И тогда тот, кто наблюдал, исчезает.
Не исчезает — сливается.
И остаётся только один Я.
Тот, кто бьётся.
И этот Я знает: нельзя останавливаться. Ни на миг. Ни на вдох.
Я бросаюсь вперёд, перехватывая удар, но тут же контратакую. Клинок рассекает пространство, и чувствую, как ещё одна капля силы вливается в меня через контакт с плотью врага.
Он рычит — почти как зверь. И на мгновение я вижу: его страх. Не перед смертью — перед тем, что я стал.
— Ты… не человек, — выдыхает он. — Даже мы не такие, как ты.
А я улыбаюсь.
— Не волнуйся. Я заберу это вместе с вами.
Я снова бросаюсь вперёд, не слыша больше ничего, кроме пульса ярости.
Я бью снова. И снова. С каждым ударом тело двигается легче, быстрее, сильнее. Словно тянущие меня вниз цепи окончательно обратились в пыль.
Словно весь этот мир создан только для одного — для боя.
Для уничтожения.
Вампир
