скользит в сторону, но уже не с прежней грацией. Его движения — резкие, ломаные. Он не привык к равному противнику. А я… Я больше не равный. Я — над ним.
Это уже не бой. Это очищение.
— Посмотри на себя, — хрипит он, едва парируя очередной выпад. — Ты же… исчезаешь. Где твоя воля, человек?
Я не отвечаю. Он прав.
Я чувствую, как что-то во мне умирает.
Мои мысли становятся рублеными, обрывочными. Всё, что не имеет отношения к ярости — сгорает.
Имя. Прошлое. Сомнение. Сожаление. Всё это — пыль.
Остаётся только цель.
Цель: уничтожить.
Гнев больше не просто эмоция. Он структура.
Он направляет движения, усиливает реакции, вплетается в ритм боя, как нити крови в ткань плоти.
Я уже не сжимаю нож — я есть нож.
Инструмент расплаты.
— Я предупреждал, — вампир шепчет с хрипотцой. В его голосе нет презрения. Только горькое понимание. — Этот гнев — не твой. Ты стал сосудом.
Я замираю на миг. Что-то внутри дёргается — будто при попытке вдохнуть под водой.
Сосуд?
— Брось его, — он делает шаг назад. — Пока не поздно. Брось, и я позволю тебе уйти.
Я смотрю на рукоять. Она чёрная, блестящая от чужой крови, и словно вросла в ладонь.
Бросить?
Глупо.
Как можно отказаться от самого себя?
— Уже поздно, — говорю я вслух.
И Гнев улыбается где-то внутри. Он доволен. Он дожидается своего часа.
Я бросаюсь вперёд. Вампир отшатывается, скользит по полу, уходит от прямого удара — но я уже рядом. Мои пальцы впиваются в его плечо, я рву его вниз, и нож — мой нож — находит цель в боку.
Рёв. Его или мой — не разобрать.
Кровь брызжет, обжигая мне лицо.
Мир становится красным.
Но я не останавливаюсь. Не могу.
Даже если бы захотел — не могу.
Я ловлю его на шаге — неосторожном, слишком позднем. Ловушка в его движении, и я вижу её, будто снаружи. Он уходит в сторону, чуть замирает — и в этот миг я подныриваю под его защиту.
Рывок — и клинок входит ему под рёбра, скользит вверх, рвёт плоть и разрывает то, что даже у Высших считается жизненно важным.
Он захрипел. Судорожно втянул воздух, отшатнулся, но уже поздно. Его глаза расширились, в них не было страха — только удивление.
— Н-нет… — Он упал на колени. Руки сжались в кулаки, потом снова разжались. — Это была… ошибка…
Я молчу. Дышу тяжело, и слышу, как кровь пульсирует в висках, в рукояти ножа, в груди. Кажется, даже в земле подо мной — мир дышит гневом. Моим. Или его?
— Я… не должен был… — Он сплёвывает кровью. — Мы… не имели права вмешиваться. Ни один Высший… не должен был… поднимать руку на другого. Даже чужими руками. Пакт… был заключён не ради нас. Ради всех.
Он пытается рассмеяться, но это выходит комком крови.
— Даже тебе… не понять, что мы нарушили. И теперь… всё изменится.
— Ты знал, — говорю я. Голос чужой, с хрипотцой, будто его выжигает изнутри. — Ты знал, чем рискуешь.
— Да… — он кивает, и это движение даётся ему с трудом. — Но не думал, что нож примет тебя. Это была… всего лишь… игра. Инструмент должен был сломаться.
Не ты.
Он падает на бок. Глаза остаются открыты. Пустые.
Мир на мгновение замирает.
Я стою над его телом. Кровь стекает по запястью, капает с пальцев. И тишина… звенит.
Но только на мгновение.
Волна гнева — новая, густая, как чёрное пламя — захлёстывает меня с головой.
Всё пульсирует: стены, пол, воздух.
Слова вампира — уже пепел. Все они. Все Высшие. Все, кто думал, что я инструмент.
Гнев внутри теперь не просто чувство. Он — сила.
Я чувствую, как нож пульсирует в руке, как что-то внутри моей души меняется, рвётся наружу, ломая человеческое, вытягивая из меня другое.
"Они все должны быть стерты."
Голос. Не мой. Но внутри.
"Они — ошибка. Этот мир — ошибка. Исправь."
Я делаю шаг.
Потом ещё один.
И каждый шаг — к уничтожению. К финалу. К возмездию.
Я вышел из башни, неся в руке нож — тёплый, будто живой. Его пульс совпадал с моим. Или, может быть, я подстроился под его ритм.
Город встретил меня тишиной. Густой, вязкой, как смола. Ни тревоги, ни беготни. Никто не знал, что их мир уже мёртв.
«Очищение», — прошептал голос внутри.
Я не ответил. Я просто шагнул вперёд. Камень под ногами треснул, будто не выдержав. Куда бы я ни посмотрел — всё казалось… ненастоящим. Витражи, крыши, люди на балконах. Всё — как картонные фигуры, нарисованные чьей-то больной фантазией.
— Они не достойны, — пробормотал я. — Ни одного вздоха.
Я поднял нож — и выплеснул гнев.
Он вырвался из меня, как шторм. Волна алого света с грохотом пронеслась по улице, снося всё: стены, тела, крики, воздух. Каменные дома рассыпались в пыль. Балконы плавились, как воск. Люди…
Нет, тени людей — разлетались клочьями.
— А они? — прошептал внутри тихий голос. — Они не были частью заговора.
— Они позволяли. Они жили здесь. Они поклонялись им.
Я не знал, говорил ли это я или нож. Было ли между нами хоть что-то разделяющее. Или мы уже одно и то же.
Следующая улица — и снова удар. Кровь закипала в венах, каждая вспышка разрушения приносила облегчение. Я чувствовал, как земля стонет, как воздух воет, как само небо темнеет от моего гнева.
— Очистить, — повторял голос. — Всё.
Я не спорил. Я шагал вперёд, будто сам стал бурей. Вампиры, стражи, простые жители — никто не мог приблизиться. Некоторые пытались бежать, другие стояли, парализованные ужасом. Всё впустую.
Пламя, камень, кровь. Я сжигал, дробил, стирал.
Одна девочка — лет восьми — выглянула из подвала. У неё были чёрные глаза. Такие же, как у тех, кто вёл на жертвоприношения.
Я даже не подумал. Волна гнева прошла сквозь неё, и от тела остался только пепел.
Внутри что-то дёрнулось. Но это было… слабо. Блекло.
— Не останавливайся, — сказал голос. — Мир должен быть переписан.
Я сделал следующий шаг. И ещё один. Башня позади уже обратилась в развалины. Вокруг раскидывался кратер — чёрный, дымящийся.
Центр города
