вторым Павлом Лисицианом (или Фишером-Дискау). Он был чрезвычайно музыкален и имел великую способность к имитированию, его Чарли Чаплин и другие персонажи вызывали гомерический смех. Но это, конечно, шутки. На самом деле Рубик очень серьезно относился к своему делу. В 1969 г. он занял первое место на международном конкурсе им. Шумана, и это в большой степени изменило его отношение к участию в Мадригале. Он считал, что эта работа будет мешать его сольной карьере, и уже в начале 1970 г. покинул ансамбль. Рубен выступал вместе с отцом и сестрами в крупных произведениях, таких, как
Реквием Моцарта с дирижером Борисом Хайкиным, квартеты из
Евгения Онегина Чайковского и
Риголетто Верди, вокальные циклы Брамса, давал сольные концерты, занимался и до сих пор занимается педагогической деятельностью, участвовал в жюри многих конкурсов. Рубен Лисициан – Заслуженный Артист России.
Александр Туманов. Мадригал сыграл для меня такую роль, с которой могут сравниться только самые важные события жизни. С Мадригалом я не только начал петь музыку эпохи Возрождения, он был моим возрождением. Позади – оставались годы болезни голоса с его историей узелков на голосовых связках, бесплодные попытки операций и наконец – успешная операция, после которой я снова начал искать свой прежний голос. Известную роль в этом процессе сыграл ансамбль Дельмана, но свой голос я вновь смог восстановить, только начав работать в Мадригале. Он открыл для меня богатство и красоту музыки, не известной мне до того и наполнил мой мир новым смыслом. Последние восемь лет жизни перед отъездом из Союза были годами радостной (а иногда приносящей огорчения) деятельности в союзе с моими коллегами и друзьями Андреем Волконским, Лидой Давыдовой, Рузанной, Кариной и Рубиком Лисицианами, Борей Ягановым, Ларисой Пятигорской, Борей Казанским, Мариком Вайнротом, Борей Берманом и Мариком Пекарским. И за это я им всем по гроб обязан.
* * *
Не удивительно, что после почти пятидесяти лет что-то видится сквозь дымку. Например, не помню, где и как состоялась наша первая встреча – пять певцов и Андрей. Но само ее содержание помню, как будто это было вчера. Наша пятерка представляла собой классический состав мадригального ансамбля: два сопрано – Лида и Рузанна, альт – Карина, тенор – Рубен, и баритон – я. С самого начала к нам присоединилась очаровательная Беатрис Парра де Хиль из Эквадора, сопрано, студентка Московской консерватории в классе Нины Львовны Дорлиак, лауреат международных конкурсов. Но она пробыла с нами недолго и где-то в конце 1966 г. уехала домой в Эквадор. Через много лет я узнал, что Беатрис играла большую роль в музыкальной и культурной жизни этой страны и даже стала министром культуры. В первом концерте принимали участие также Виктор Рыбинский (бас) и Борис Доброхотов (виола да гамба), вскоре покинувшие ансамбль. Позже, и это заняло немалое время, у нас появились и другие участники: Борис Яганов (замечательной красоты тенор), Лариса Пятигорская (меццо-сопрано с прекрасным голосом), Борис Казанский (благородного тембра бас) – это вокалисты, хотя были и другие имена, совсем мне не запомнившиеся. Почти с самого начала к ансамблю присоединился Марк Вайнрот (виолончель, виола да гамба, продольные флейты), вскоре – Марк Пекарский (ударные), еще позже Лев Маркиз (скрипка), Борис Берман (клавесин). Были и другие люди, но в основном проходящие, появлявшиеся и исчезавшие.
Для Волконского было важно, что мы, все певцы, владели каким-нибудь инструментом, значит, были грамотными музыкантами: Карина и я играли на фортепиано, Лида закончила Московскую консерваторию как пианистка, Рузанна была арфисткой, а Рубик играл на виолончели. По-моему, не было прослушивания как такового. Помню, что было много шуток и смеха. Мы были молоды, Рузанна и Рубик, дети Дня победы (они родились 9 мая 1945 г.) – самые юные, двадцатилетние, Волконскому был тридцать один год, остальным на три-четыре больше, но кто считает! Волконский предложил нам пятерым спеть с листа какой-то мадригал. Хотя обстановка была очень свободная, мы все невольно немного нервничали: насколько будут сливаться наши голоса? Но оказалось, что сливаются прекрасно. И было решено встретиться в одном из классов Московской Филармонии в здании зала Чайковского.
Так начались ежедневные репетиции. Трудно описать наше воодушевление и желание работать. Мы готовились к тому, чтобы принять участие в сольном концерте клавесиниста и органиста Андрея Волконского в Зале Чайковского с программой музыки итальянского Возрождения! Всего несколько дней назад я не очень весело шагал по улице Горького, безработный, если только не считать случайных концертов Московской филармонии в школах и нескольких частных уроков по фортепиано, и без перспективы, что что-нибудь изменится. А сейчас такой драматический поворот судьбы! О создании ансамбля еще не было речи. Была радость небывалой музыки и необыкновенной работы, была встреча с необыкновенным человеком и совершенно новым миром, который он нес с собой.
Основание ансамбля было счастливейшим событием для всех нас, и, может быть, больше всего – для Андрея. Ему посвящена отдельная глава моих воспоминаний. Но о некоторых важных деталях его творческой жизни стоит рассказать сейчас. Непризнанный и гонимый композитор, который, по общему признанию, стоял во главе всей авангардной музыки в Советском Союзе [см. Питера Шмельца и др.], но он не видел будущего для своего творчества. Вслед за “Сюитой зеркал” (1962), второе крупное сочинение, “Жалобы Щазы”, в 1964 г. было запрещено.
Совсем недавно, в 63-м, в Манеже прошел хрущевский разгром художников, а вместе с ними и всех деятелей искусств, не шагавших в ногу с идеологией партии. А в 1964 Хрущев сам был отстранен от власти, и перспективы на будущие изменения сулили только завинчивание гаек – начавшееся еще при Хрущеве похолодание “оттепели” шло быстрым шагом. Исполнение произведений композиторов авангарда, в том числе Волконского, было полностью запрещено. Оставалась исполнительская деятельность клавесиниста и органиста да случайная музыка для кино. Но Андрею этого было недостаточно. Он часто говорил, что наиболее представительным исполнительским жанром музыки Возрождения является вокальный ансамбль, и теперь, в момент, когда его собственная музыка как бы приостановилась, ансамбль стал смыслом жизни.
Огромным событием для него и для нас были гастроли американского ансамбля Pro Musica под руководством Ноа Гринберга (Noah Greenberg), который тесно общался с Андреем и дал возможность Волконскому быть на всех репетициях ансамбля, а уезжая, оставил ему кучу нот, пластинок и инструментов: несколько продольных флейт. После отъезда из Москвы Гринберг договорился с Американским музыкальным обществом о регулярной пересылке Волконскому произведений музыки эпохи Возрождения.
Другим важным стимулом для планов Андрея стали концерты в Москве румынского камерного хора Мадригал, который произвел на него,
