которую уже все и так оценили. Перед рассветом они расстались у калитки.
Глава тридцатая
В Москве
Лиза плохо умела притворяться. Она считала это преступлением против самой себя. Увы, приходилось идти на это преступление, чтобы избежать вопросов.
Она никого не впускала в душу, никогда не жаловалась и не ныла. Всегда доверяя в лучшем случае только бумаге, где могла написать что-то скрытое и тайное. В других случаях у нее не было собеседника. Наедине и с радостью, и с болью она сумела выработать четкое мнение не только о себе, но и обо всех других. И мнение это не колебалось с приходом новых авторитетов, значений, успехов или достижений. Нет, на Лизу нельзя было влиять. Она пропускала через себя любое влияние, как песок пропускает воду, а мусор и шелуху сбрасывала. Но не в этот раз, когда она оказалась лицом к лицу со взрослой жизнью. Теперь она должна была решать – да не что-нибудь, а судьбу человека. И ей нерадостно было губить.
Ужас охватывал ее от этой мысли.
Эта недоразвитая взрослость, когда ты вырос телом, но еще остаешься в закрепощении семьи, без средств, на дневном отделении вуза, которому теперь придется отдать четыре года жизни… Новая жизнь, как ни крути, настигла, поймала, и к ней тоже надо будет привыкать. Отесывать себя. Но как же это сложно! Особенно после такого лета…
Лиза зарывалась лицом в подушку, и все, что могла придумать, – это казнить себя за то, что где-то там остался прирученный человек, верный ей до последнего вздоха, который будет умирать с ее именем, но, кажется, не отдаст ее никому. Эта печальная мысль была и приятна, и страшна. Рыцарь, маленький принц, парень, продолжением руки которого является двадцатисантиметровый нож. Ее прекрасный парень.
В Москве Ленусь потащила ее в салон. Оттуда Лиза вышла похорошевшей, убранной, ухоженной девушкой. Ей накрасили ногти на ногах и руках, подкоротили посеченные концы волос и высветлили пару прядей на макушке. Ленусь одела ее в хорошем дорогом магазине, чтоб Лиза ехала поступать в презентабельном виде, а не как «сельская шалашовка с гнездом на голове». Лиза поехала в центр, на Никольскую, на собеседование.
Она шла по чернощитовой брусчатке Красной площади и смотрела на свои накрашенные ногти на ногах. Нет, не может быть, чтобы это было с ней. Как далек теперь тот мир, где она колола ноги о шишки, убегая от муравьев.
Сейчас она могла учиться только в коммерческом вузе, и Мишуня обещал заплатить. Обещал, что там, на учебе, она найдет себе «реального» пацана и выйдет замуж. И переедет к нему. Круто же!
Из-за нерасторопности и оторванности от реальной жизни к учебе Лиза относилась несерьезно. Сдав документы и побеседовав с администратором, она витиевато поехала домой, чтобы как можно дольше погулять по городу, где не была несколько месяцев.
В квартире никого не было. Духота стен стесняла после вольного лета, но радость все-таки снова забила ключом. Развернув проспект, данный в институте, Лиза пробежала глазами текст. Обучение начинается с первого октября, значит, она поедет назад! Туда, в свой лес, к своей реке, к своей свободе.
Григорьич пришел из магазина стройматериалов с новой электропилой.
– Ну чего, панчежка, как успехи? – спросил он.
– Я еду с тобой! Еду! Учеба только через две недели, что сидеть тут!
– Отлично. Но я послезавтра только еду. Побудешь тут денек сама?
– Побуду! – кивнула Лиза.
Тем более что Ленусь купила ей компьютер. CELERON3 на базе «Пентиума». С сорока гигабайтами памяти! Лиза еще зимой сопротивлялась этой мучительной компьютеризации, но для учебы компьютер был необходим. Входили в жизнь интернет с карточками по пять и десять минут, почтовый клиент «Бэт!» и чатики. Начиналась новая эра, и Лиза села со всем этим разбираться, пока никого не было дома.
Отец поехал в Бирюлево проведать приболевшего брата. Ленусь – к подруге на дачу, отмечать день рождения Мишуни. Лиза впервые за долгое время осталась одна.
Она не понимала ровно ничего в документах «Офис», в создании презентаций и настройке интернета, и поэтому тупо рисовала в формате БМП картинку Меловой горы.
Зазвонил телефон. Наверное, это Глеб!
– Привет, зая! – сказал на той стороне давно забытый голос. Это звонил Филька, в которого Лиза была влюблена, когда училась в театральном.
Тогда он ее особо не замечал… Только однажды на репетиции зацеловал до синевы. Закрутились в занавес, целуясь, оборвали его и рухнули…
– Привет, – почему-то неожиданно для себя обрадовалась Лиза, – ты можешь ко мне зайти, у меня тут компьютер… завелся!
– А! Наконец-то! И ты к нам! В секту прогрессивных технарей! Приду и «Винамп» установлю, музон слушать.
– Ну, неси, а то я же вообще ничего не понимаю, а мне надо разобраться… что и как… А то я потом уеду до октября, приеду прямо впритык к учебе.
– К какой учебе?
– Ну, я поступила на следователя…
– О боже, моя милая зая! Ты себя решила загубить! – застонал Филька.
– Да, верное слово, – улыбнулась Лиза. – Но хотя бы будет интересно… Странгуляционная борозда… Компрессионная асфиксия…
– И что, как? Сейчас прийти?
– Сейчас уже ночь почти, – Лиза оглянулась на сиреневое небо.
– А какая, на фиг, разница? Я на ласточке!
– Ну приезжай, – уверенно произнесла Лиза. – Давай сейчас. Завтра, может, некогда будет.
Филька жил недалеко, на одну станцию метро ближе к центру, к тому же у него была машина. Он приехал быстро, потому что пробки еще не начались и дороги были относительно свободны. Лиза открыла дверь, и на нее упал куст белых роз, за которыми она не сразу увидела Фильку. Тот за какие-то месяцы как-то вырос и возмужал. И почему-то позвонил ведь ей… И отчего-то же поймал ее дома…
– Мне твоя сестра сказала, что ты сегодня приедешь, – сказал Филька. – Я же звонил пару недель назад.
Филька был уже совсем чужим, но вместе с тем родным. Высокий, огромный, правда, тоже светловолосый, как Глеб, но вьющаяся длинноволосая прическа делала его похожим на рослую деваху. Филька не хотел стричься, поэтому ходил как бабай, в джинсах на голое тело и в драных футболках, чтобы выглядеть побрутальней. Но его лицо с округлыми щеками и курносым носом, чайные грустные глаза и припухшие губы все равно выдавали его совсем еще юный возраст.
Лиза повела его в комнату и махнула рукой на чудо техники:
– Вот. Смотри… Видишь, какая я стала современная? Победил меня прогресс.
– Ого! – воскликнул Филька, чуть сутулясь от своего роста. Он содрал с себя футболку и
