черту под вопросом о парандже подвели мужчины в этом же самом обществе. Женщины, сбросившие с себя пережиток старого мира, в полной мере ощутили на себе жестокость и гнев поборников патриархального уклада, которые утверждали, будто непокрытые женщины превратились в проституток, отказались от своей религии и потому заслуживают самого сурового наказания. Марианна Камп, выдающийся историк худжума, утверждает, что изнасилования и убийства, ставшие во время этой кампании обычным явлением, были не спонтанными преступлениями на почве страсти, а «преднамеренными, спровоцированными, и в них часто участвовали целые группы людей… [Они] были нужны для того, чтобы запугать остальных женщин. Они совершались напоказ – часто с гипертрофированной, демонстративной жестокостью: женщинам перерезали горло, расчленяли, а затем оскверняли тела, предавая их символическому поруганию»{169}. За активистками шла настоящая охота, но многих женщин убили собственные мужья, отцы и братья. Молодых актрис Турсуной Саидазимову и Нурхон Юлдашходжаеву убили собственные родственники за то, что те опозорили семью. Этот конфликт разворачивался в самом сердце узбекского общества, а не просто был противостоянием с внешним по отношению к нему государством.

Насилие прекратилось только в 1929 году, когда государство стало сворачивать кампанию. Достигнутые результаты оказались весьма скромны, учитывая ту цену, которую пришлось за них заплатить. Общее число убитых женщин установить трудно, поскольку не все убийства задокументированы. Однако можно с уверенностью сказать, что счет шел на тысячи. Советское государство относилось к жертвам насилия как к своим собственным потерям. В 1928 году оно объявило убийство непокрытых женщин террористическим актом и преследовало убийц, и над некоторыми устроили показательные суды с большой оглаской. Саидазимова и Юлдашходжаева (а также поэт Хамза) стали мучениками нового строя.

Сталинская революция тем временем была в самом разгаре. Главный аргумент Сталина в борьбе за власть состоял в том, что мировая революция зашла в тупик, а потому советскому режиму необходимо построить социализм в отдельно взятой стране, прежде чем всерьез задумываться о мировой революции. Построение социализма в одной стране подразумевало безудержное стремление к ее скорейшей индустриализации. Экономику предполагалось развивать не за счет хаотических импульсов рынка, а в соответствии с государственным планом. Плановая экономика требовала интеграции деревни, поскольку излишки сельскохозяйственной продукции должны были обеспечивать переход к индустриализации. Однако бóльшая часть сельскохозяйственного сектора оставалась в руках частных лиц, и государству приходилось использовать экономические стимулы, чтобы закупить продукты питания для городов и на экспорт. Нередко поставленных целей по закупкам оказывалось трудно достичь. Решение состояло том, чтобы коллективизировать сельскохозяйственный сектор, слить небольшие хозяйства в крупные коллективы, что позволило бы добиться экономии за счет объемов и механизации. Этот процесс должен был всколыхнуть «крестьянское болото» и поднять отсталых крестьян на более высокий уровень цивилизации. Это относилось и к русским крестьянам, и к «культурно отсталым» народам бывшей империи. Предполагалось, что плановая экономика приведет отсталые страны в мир социалистической современности. По всему Советскому Союзу коллективизация осуществлялась насильственным путем. Городская молодежь, многие представители которой были членами партии или ее молодежного отделения – комсомола, приезжала в деревни и устраивала там собрания, на которых людей, которых классифицировали как кулаков, лишали собственности, или раскулачивали, а их имущество переходило в коллективную собственность. Эти городские агитаторы разглагольствовали о поддержке бедных и безземельных крестьян в деревне, однако насилие всегда преобладало над увещеваниями. Как и все кампании той эпохи, коллективизация вышла из-под контроля, а местные активисты игнорировали законы и основополагающие принципы. В идеале план нужно было перевыполнять (выполнять пятилетний план за четыре года – вот вам и планирование!), и в этом стремлении советских активистов ничто не останавливало. В безумии, которое творилось, невозможно было выделить какой-то метод, и даже Сталин в своей знаменитой речи признал, что партийный актив испытывает «головокружение от успехов», и потому дело иногда доходит до «эксцессов». Коллективизация развязала руки тем, кто прибегал к грубому произволу на местах.

Мало кто из крестьян отказывался от земли и скота по своему желанию. Повсюду вспыхивали бунты, а в отношении агитаторов и их местных пособников применялось насилие. ОГПУ расценивало такое сопротивление как террористические акты баев и кулаков, и для обозначения бунтующих снова стали использовать слово «басмачи». В ход пошла Красная армия, поскольку местной милиции не хватало сил справляться с оппозицией. В Туркменистане вооруженное восстание распространилось на 14 из 38 районов республики с эпицентром в пустыне Каракумы. Советскую власть удалось восстановить только после массированного применения силы, в том числе воздушных бомбардировок со стороны Красной армии и военизированных формирований ОГПУ{170}. Были и другие формы сопротивления. Десятки тысяч туркмен бежали через границу в Афганистан или Иран. Другие забивали свой скот, лишь бы не отдавать его государству. Но государство выдержало потрясения. Как только пыль улеглась, сельская жизнь Центральной Азии преобразилась. Коллективизация вынудила крестьян работать в крупных хозяйствах на государство, однако для поддержания таких крупных хозяйств не было нужной инфраструктуры. Не хватало техников, бухгалтеров или агрономов, а технологий тогда почти не было. Тракторы – эти повсеместно распространенные символы советского прогресса – были чрезвычайно редки, и их дефицит мог сравниться разве что с дефицитом механиков, способных их обслуживать. Однако в соответствии с распоряжениями правительства колхозы в любом случае обязаны были поставлять государству продукцию, причем по ценам, которые то и устанавливало. Многие крестьяне в России рассматривали коллективизацию как возвращение крепостного права, которое отменили только в 1861 году. Центральная Азия с крепостным правом никогда не сталкивалась, и в этом регионе удушающая хватка государства в сельской экономике была совершенно беспрецедентной. Крестьяне и так вечно терпели поборы со стороны ханов и беков, но их еще не заставляли работать непосредственно на государство и не принуждали любой ценой отдавать государству сельхозпродукцию в тех количествах, которое то запланировало.

Коллективизация в Узбекистане сосредоточилась на хлопковых хозяйствах. Советы с самого начала проявляли живой интерес к туркестанскому хлопку. В 1918 году, когда еще бушевала Гражданская война, Москва начала посылать миссии по закупке хлопка в Центральную Азию и вкладывать средства в восстановление ирригационной инфраструктуры, разрушенной во время революции. В 1920-е годы из Москвы неоднократно поступали распоряжения об увеличении посевных площадей под хлопок и о повышении урожайности. Приходилось инвестировать значительные средства в ирригацию и восстановление всей кредитной инфраструктуры с нуля, поскольку банки и фирмы по закупке хлопка, которые поддерживали производственные цепочки до революции, исчезли. С 1921 года Главхлопком, центральное учреждение со штаб-квартирой в Москве, стал единственной организацией, предоставляющей кредиты на производство и закупку хлопка. Закупочную цену на хлопок устанавливала партия, и обсуждению она не подлежала, несмотря на требования лидеров республик. В последующие десять лет соотношение между ценой, которую государство платило за хлопок, и ценой, которую оно взимало за зерно, неуклонно снижалось, и после голода 1917–1920 годов многие крестьяне отводили под хлопок новые земли все с большей неохотой. За товар Главхлопком расплачивался наличными деньгами или зерном, заменявшим собой деньги, а в иных случаях крестьян приходилось уговаривать сажать хлопок. Комсомольские активисты начали организовывать Дни хлопка, настаивая, что это важные праздники, и призывать крестьян выращивать больше хлопка, рассказывая, что это особая форма борьбы с баями и способ строительства социализма. Аппетит режима к хлопку тем временем лишь рос. В 1929 году советское руководство назвало «хлопковую независимость» главной экономической целью и объявило максимальное увеличение производства этой культуры неотъемлемой частью социалистического строительства. Хлопковый вопрос приобрел такую важность, что директивы по нему поступали напрямую из Политбюро, высшего партийного органа в Москве, часто за подписью самого Сталина. К примеру, Сталин отправил Исааку Бауману, руководителю Центральноазиатского бюро, телеграмму о том, что две хлопкоочистительные фабрики в Узбекистане не вырабатывают должное количество продукции. «Такое невнимание к производству основного сырья для борьбы с саботажниками хлопка особенно недопустимо для Центральноазиатского бюро, поскольку оно срывает важнейшие мероприятия по защите урожая хлопка, – возмущался Сталин. – Центральный комитет возлагает на вас персональную ответственность за своевременное выполнение планов [двух фабрик]»{171}. Центральноазиатское бюро стало выполнять функции агента Москвы в деле закупок. Сам Узбекистан, в свою очередь, стал синонимом хлопка. Цветок хлопчатника останется символом этой республики в советском визуальном языке вплоть до конца СССР.

В Казахстане коллективизация обернулась

1 ... 47 48 49 50 51 52 53 54 55 ... 119

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид бесплатно.

Похожие на Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид книги

Оставить комментарий