вода из реки.
В высоком зеркальном небе отражалось ее поднятое лицо, но это зрелище больше не пугало ее. Хелльвир не испытывала ни головокружения, ни желания прижаться к земле, ни ощущения, будто сейчас «упадет» вверх, провалится туда, за зеркало. Если там вообще что-нибудь было. Она привыкла смотреть на свое отражение в небе. Хелльвир чуть не рассмеялась. Привыкла. Оказывается, к Смерти тоже можно привыкнуть.
Она поднялась с земли, отряхнула иней со штанов и огляделась в поисках кота. Заметила движение на противоположном берегу реки: хвост мелькнул и исчез за приоткрытой дверью в высокой стене, окружавшей сад. Хелльвир впервые видела эту дверь. Недолго думая, она пересекла застывшую реку по узкому мостику и побежала по замерзшей траве к стене сада.
Войдя в дверь, она оказалась во дворе, обсаженном деревьями, в том самом, где существо по имени Смерть впервые предложило ей заключить сделку. Но на этот раз здесь было кое-что новое – статуи. Серые каменные фигуры воинов, закованных в латы, сжимали в руках мечи, направленные остриями вниз. Латы и мечи были старинными, но выглядели намного более грозно, чем современное оружие гвардейцев из королевского дворца Рочидейна. Эти доспехи были выкованы для сражений, для того, чтобы выдержать удар меча, а не для того, чтобы красоваться в них. Этими клинками разрубали мышцы и кости.
Хелльвир почувствовала его присутствие еще до того, как увидела. Она взглянула в сторону фонтана – он сидел на бортике, отбросив за спину плащ, упершись руками в колени, и наблюдал за ней своими черными глазами.
Сердце забилось чаще от смутного нехорошего предчувствия. Глядя на него, Хелльвир испытывала ужас – он пугал ее не меньше, чем статуи в доспехах с тяжелыми мечами. Это был физический страх; она знала, что ему ничего не стоит пролить ее кровь, разорвать ее на куски.
– Здравствуй, – произнес он.
– Здравствуй.
– Ты пришла, чтобы купить душу?
Хелльвир ощутила движение воздуха, как будто его слова предвещали приближение гигантской приливной волны.
– Я… да, можно и так сказать. Но я не ожидала увидеть тебя, потому что ищу не человека, а животное.
– Все души после смерти попадают сюда. Души животных, птиц, людей. Все имеют дело со мной.
Хелльвир хотела ответить, но увидела кота: он вился под ногами у Смерти, терся головой о его штанину. Человек с черными глазами наклонился и рассеянно погладил животное. Это было странное зрелище.
– У кота тоже есть душа, – продолжал он. – Можешь забрать его.
– Ты ничего не потребуешь взамен?
– Нескольких капель крови будет достаточно. И яблока, которое лежит у тебя в кармане.
Хелльвир подошла к фонтану и медленно опустилась на край каменного бассейна. Кот прыгнул к ней на колени, и она почесала его за ухом. От страха сердце у нее бешено стучало. Ей почти казалось, будто оно порождает в воздухе волны, как камень, упавший в озеро. Горло сжал спазм. Она откашлялась.
– Могу я задать тебе вопрос?
– Можешь, но я не обещаю, что отвечу на него, – сказал он.
Хелльвир снова кашлянула и прикусила губу. Сейчас она сболтнет ужасную глупость. Во-первых, она наверняка ошибается, а во-вторых, своим вопросом снова навлечет на себя его гнев. Она уже чувствовала этот гнев, он дрожал где-то на краю ее поля зрения, как горячий воздух над раскаленным песком. Он был вездесущ, от него было не скрыться. Но она все же решилась и пробормотала, запинаясь:
– Ты Онестус?
Наступило молчание. Хелльвир подняла взгляд на черного человека. Да, она ошиблась. Он смотрел на нее, прищурившись, нахмурив брови. Видимо, это предположение озадачило его. Но лучше пусть он будет озадаченным, чем разгневанным, подумала Хелльвир с облегчением.
Разумеется, он не Онестус. Она знала это с самого начала – точно так же она знала, где искать его «сокровища». Все-таки Салливейн ошибалась.
– Нет, не думаю, – произнесла Хелльвир, смутившись. – Я просто… мне нужно было знать.
– И зачем же?
– В последнее время я постоянно натыкаюсь на упоминания о нем, о его религии. – Хелльвир поколебалась, прежде чем добавить: – Я нашла дневники, записи о том, что делали раньше с людьми, подобными мне, во имя Онестуса. Это происходило в действительности?
Мир немного потемнел; если бы она не следила за этим, то ничего бы не заметила. Тени воинов грозно смотрели на нее из-под забрал.
– Я не могу говорить о делах умерших, – пророкотал мир.
– Значит, это правда?
Существо, которое она именовала Смертью, не ответило, но Хелльвир вдруг охватила печаль, и над рощей пронесся порыв холодного ветра. Она решила, что лучше не настаивать.
– Он существует? – спросила она вместо этого. – Онестус? Он существует на самом деле?
Человек с черными глазами выпрямился и встал; на Хелльвир упала тень, как будто темная туча скрыла солнце. Он медленно обошел фонтан, касаясь рукой висящих в воздухе капель. Они блестели на кончиках его пальцев.
– Ты разговаривала, – заметил он, и капли воды задрожали. – Разговаривала обо мне со своей принцессой.
– Принцесса вспомнила тебя. – Хелльвир помолчала немного. – Я рассказала кое-что, чтобы отделаться от нее, а потом… мне стало любопытно. Я решила, что должна узнать, кто ты такой. Если ты не Онестус, то кто?
Воздух в роще сгустился, и Хелльвир невольно поморщилась. Но напряжение постепенно спало, и она вздохнула с облегчением.
– Я привратник, – произнес он, не глядя на нее.
Это было то самое слово, которое она употребила в разговоре с Салливейн. И Хелльвир подумала: может быть, он наблюдал за ними, подслушивал?
– Я привратник, – повторил он. – И даже если это не совсем так, если я – больше, чем привратник, то живущим об этом знать не обязательно. – Он говорил насмешливым тоном, который Хелльвир так хорошо знала. – А что до Онестуса, я не знаю, существует он или нет. Но скажу тебе так: надеюсь, что… нет.
– Почему? – рискнула она спросить.
– Почему? – усмехнулся черный человек. – Потому что люди сами не знают, о чем просят, когда молятся о вечной жизни в обществе своего бога. Бога, который якобы должен спасти их от ужаса превращения в ничто.
– Я не понимаю.
– Какая же ты нетерпеливая, – заметил он. – В том, чтобы перестать существовать, нет ничего ужасного. Они не понимают, что небытие – это счастье. А эта их вечная жизнь, напротив, – настоящий кошмар, пусть даже вечная жизнь будет протекать в раю. – Смерть скривился. – Они похожи на ребенка, который срывает с дерева яблоко и тут же впивается в него зубами, даже не подумав взглянуть, нет ли внутри червяка.
Хелльвир показалось, что он разговаривает сам с собой. Оказывается, даже Смерть может устать от вечности… Эта мысль угнетала. В этот момент, когда он невольно выдал свои чувства, ей почти захотелось пожалеть его. И еще, несмотря на то что его слова произвели тяжелое впечатление, Хелльвир внезапно ощутила себя сильной. Она была сильнее, чем в ту ночь, когда читала дневники жрицы. Она радовалась тому, что у нее хватило духу обратиться к нему с вопросом. Да, казни, совершенные служителями Онестуса, были ужасной реальностью, но разговор с черным существом напомнил ей о том, что она не верит в их Единого Бога. Пусть ее мать и Салливейн поклоняются своему кровожадному Онестусу; ей, Хелльвир, не нужно нести это бремя.
Она ничего не ответила, поднялась, держа кота в одной руке. Другую руку сунула в карман и вытащила яблоко, предназначенное для детей пациентов. Протянула его человеку с черными глазами.
– Это за кота, – сказала она. – Можешь взять капли крови.
Он удивленно взглянул на яблоко и рассмеялся. Смех разнесся по пустой роще, как эхо в пещере. Он взял яблоко, задев ее ладонь своими холодными, как железо, пальцами, и несколько раз перекинул его из одной руки в другую. Красное яблоко ярко светилось в сером безжизненном мире.
– Откуда этот внезапный интерес? – спросил он.
Хелльвир пожала плечами, не зная, как описать беспокойство, которое вызвал у нее простой вопрос Салливейн.
– Я думаю, что их вера, Обещание их Бога – все это не имеет отношения ко мне, –
