бесстрашие ведет ее прямиком к Смерти. Да, она не испытывает страха, но только до того момента, пока не почувствует прикосновение клинка к горлу.
Хелльвир заскрежетала зубами.
– У меня нет выбора, – хрипло произнесла она.
– Как скажешь. – На его лице отразилось разочарование. – Хотя мне интересно знать, какой выбор ты сделала бы, если бы тебя не шантажировали.
Хелльвир ничего не ответила, не желая признаваться в том, что сама не раз задавала себе этот вопрос. Что она сделала бы сейчас, получив возможность отказаться от службы у принцессы? Как поступила бы, если бы ее семье ничто не угрожало?
– Возможно, сначала ты стала ее агнцем из страха. Но теперь… – Он помолчал. – Теперь ты видела ее в тех двух обличьях, которые она может принять. Живой и мертвой. Ты своими глазами видела ее разложившийся труп. Мне кажется, после всего, чем тебе пришлось пожертвовать, чтобы воскресить ее в первый раз – а теперь и во второй, – ты не способна бросить ее в стране мертвых. Даже если они отпустят тебя.
Хелльвир задохнулась от негодования, хотела возразить, но не смогла. Перед глазами у нее снова возникла эта жуткая картина: Салливейн с перерезанным горлом. Так не может быть, не должно быть.
И в мозгу у нее что-то щелкнуло. Она наконец все поняла.
Уже месяц или два она бессознательно пыталась спрятаться от этой мысли, прогнать ее; подавляла это чувство, маскировала его гневом, злобой, возмущением. Она вспомнила ту минуту, у камина, когда в последний раз говорила с Салливейн, внезапное желание сделать шаг вперед, коснуться ее лица.
«Вот оно что», – подумала Хелльвир.
Смерть протянул ей руку, торжествующе улыбаясь. Ее молчание сказало ему, что он прав. Как во сне, она сунула руку в карман, где лежали жемчужины, завернутые в записку. Она поколебалась – всего лишь секунду, – потом достала одну. Тысячи Хелльвир в зеркалах повторили ее движение, глядя на нее сзади, сбоку, сверху, снизу. Она положила жемчужину на ладонь Смерти. И подумала, что он, наверное, слышит гулкий стук ее сердца, но он просто взял жемчужину большим и указательным пальцами и осмотрел ее. На мгновение в его черных глазах что-то промелькнуло, появился какой-то странный блеск, но Хелльвир моргнула, и блеск исчез, а вместе с ним и жемчужина.
– Как жаль, что такие драгоценные вещи тратятся на бессмысленное спасение одной и той же жизни, – неодобрительно заметил человек в черном.
Воздух в зале сгустился, и Хелльвир показалось, что от этого давления сейчас треснут оконные стекла.
– В то время как столько людей гибнет напрасно в расцвете сил. А ты, в свою очередь, готова помочь любому, кто попросит тебя о помощи. Настанет день, когда тебе нечем будет расплатиться со мной за умершего, но не думай, что я сделаю тебе скидку. Тогда ты заплатишь полную цену – заплатишь своей душой.
Хелльвир стало страшно. Ей казалось, что его слова царапают ей ребра, сердце.
– Когда мы заключали сделку, ты не сказал, что я не могу покупать у тебя одну и ту же душу несколько раз, – смело произнесла она, хотя плотный воздух сдавливал ей горло.
– Да, ты права. Моя ошибка.
– Как насчет следующей загадки? – спросила Хелльвир. Ее голос слегка дрогнул. Давление ослабло, но не исчезло полностью.
Смерть протянул ей клочок бумаги. Она хотела забрать загадку, но край бумаги резанул ее по пальцу; сразу же выступила кровь, алая струйка побежала по ладони. Хелльвир зашипела и сунула палец в рот.
– Мог бы предупредить, – буркнула она и взяла загадку другой рукой.
Впервые с того момента, как Хелльвир познакомилась со Смертью, она увидела, как гаснет эта насмешливая, снисходительная улыбка. Линии, тянувшиеся от носа ко рту, разгладились. Губы сжались в линию.
– Я тебя предупреждал, – произнес он, и весь огромный зал задрожал от звука его голоса.
Он протянул руку в сторону, и рядом из ниоткуда возникла Салливейн. Он вложил ее руку в ладонь Хелльвир. Принцесса нахмурилась, глядя в окно, и потянула Хелльвир за собой, как ребенок. У Хелльвир словно камень с души свалился. Она так боялась, что Смерть откажет ей сегодня. Она сжала пальцы Салливейн.
– Скорее бы дождь перестал, – жалобным тоном обратилась к ней принцесса.
– Сейчас нет дождя, – сипло произнесла Хелльвир.
– Так темно. Я хочу выйти на улицу, Кори ждет меня.
– Мне кажется, вам там не понравится.
– Откуда тебе знать. Может, и понравится. Как ты думаешь, он принес мой новый лук?
Хелльвир прижала руку Салливейн к своей груди. Ей нравилась эта Салливейн, упрямая девчонка, не знающая ни о каких угрозах или сделках, не думающая о дворе и придворных, – девушка-воин, которой просто хочется пойти на стрельбище.
– Спасибо, – сказала Хелльвир, взглянув на человека в черном.
У его глаз возникли морщинки; на лице снова появилось насмешливое выражение.
– Сегодня ты впервые благодаришь меня, – заметил он и взмахом руки отпустил ее.
В первые мгновения после возвращения Хелльвир испытала тошнотворный ужас. Это был не ее ужас – он пришел откуда-то извне, накрыл ее, как морская волна во время шторма, и она захлебывалась. Перед глазами возникла ослепительная белая вспышка, потом кроваво-красная завеса; потом резкая, мучительная боль; что-то давило на нее, мешало ей дышать, она не чувствовала ничего, кроме вкуса крови и этой дикой, обжигающей боли в горле. Но еще более страшной, жгучей, безумной была ярость.
Она очнулась, хватая ртом воздух, и поняла, что Салливейн стиснула ее пальцы так, что они онемели. Хелльвир поморщилась, выдернула руку, ничего не видя вокруг себя, ничего не соображая после перехода из мира Смерти в мир живых.
Чья-то рука вцепилась в ее плечо, как клешня огромного краба, и больно сжала.
– Ты сделала это? – сурово спросила королева.
Хелльвир хотела ответить, но не смогла и просто кивнула. Ее трясло.
Королева бросила на нее сердитый взгляд и села на кровать возле Салливейн; взяла руку внучки, сжала ее в своих, поцеловала кончики пальцев, не сводя взгляда с лица принцессы.
Края раны, похожей на рот, уже начинали смыкаться, мышцы срастались, сухожилия соединялись. Хелльвир, откинувшись на спинку стула, смотрела на тело. Ледяная волна, как это всегда бывало после пробуждения, накатила на нее, но этот холод казался сущим пустяком по сравнению с яростью, которая опалила ее несколько секунд назад. У нее тряслись руки – она не понимала почему.
«Это была она, – подумала Хелльвир. – Я сейчас чувствовала то, что чувствовала перед смертью Салливейн. Боги. Эта ярость». Хелльвир никогда не ощущала ничего подобного. При одном воспоминании об этом в горле возникали спазмы, ей хотелось кричать.
Салливейн села, и ее вырвало кровью, которая попала в желудок. Она сжала руку королевы с такой силой, что у той посинели пальцы, но королева не выдернула руку, лишь убрала окровавленные волосы, налипшие внучке на лоб, и ждала. Выплюнув остатки крови, обессиленная Салливейн опустила голову, но успела улыбнуться Хелльвир, сидевшей у кровати. Хелльвир оставалось только восхищаться ее самообладанием. На ее месте у самой Хелльвир не хватило бы сил на улыбки.
Королева встала, и Салливейн откинулась на подушки. Ее бабка отвернулась, щелкнула пальцами, и Бион распахнул двери спальни. Вошли два стражника, волоча за руки человека, который, как поняла Хелльвир, был вторым убийцей. Он вырывался и рычал, обнажив кривые зубы. Хелльвир поразила его внешность. Он выглядел совершенно нормальным. Разве у убийц не должно быть повязки на глазу, татуировок банды, ауры зла? Встретив его на улице, она бы не взглянула на него дважды. Приняла бы его за рыбака или рабочего: это был сильный мускулистый мужчина, его руки, скованные цепью, загрубели от тяжелой работы, под ногтями чернела грязь.
Нет, это не грязь, догадалась Хелльвир. Это запекшаяся кровь Салливейн.
– Вот человек, который перерезал тебе горло, – обратилась королева к внучке.
Убийца в ужасе смотрел на Салливейн, на ее шею. Он не верил собственным глазам.
– Это колдовство? – прохрипел он.
Королеву, казалось, позабавили
