Что прошло, то прошло.
3
В глубине дома раздался истошный вопль, и Робер с готовностью проснулся. Самая противная действительность была лучше сна, где он оказался одной из голов дурацкого Зверя. Перед ним стоял огромный короб, наполненный вареной морковью; ее следовало съесть во имя победы Раканов, но, сколько Робер ни жевал, проклятая морковка не убывала.
Когда неизвестная женщина вырвала Иноходца из объятий кошмара, он еще ощущал ненавистный сладковатый привкус. Робер вскочил и высек огонь, думая лишь о том, чем бы запить приснившуюся муть. За окошком висела густая синяя мгла; судя по всему, ночь едва перевалила за половину, можно спать и спать. В буфете отыскалась бутылка «Девичьих слез» – последняя из принесенных Мэллит, но откупорить ее маркиз не успел. Вопль повторился, к нему присоединился другой и третий. Теперь орали по всей гостинице. Талигоец, помянув Разрубленного Змея, закатных тварей, Леворукого и прочие прелести, потянулся за рубашкой.
Одеваться пришлось под несмолкающие крики, причем крики эти были какими-то странными. Робер успел побывать в самых разных передрягах, но ничего подобного ему слышать не доводилось. Опоясавшись шпагой и кинжалом, Иноходец выскочил в коридор и столкнулся с толстым хозяином, на котором висела его тощая чернобровая супруга. Женщина самозабвенно орала, мужчина казался раздраженным и слегка испуганным.
– Что случилось? Пожар?
– Крысы, сударь, – несколько неуверенно пробормотал трактирщик. – Как есть рехнулись.
– Крысы? – потряс головой Эпинэ.
– Они… Помолчи, Анита. Да вы в окошко гляньте, сами увидите…
Совет казался разумным, и Робер подошел к чистенькому окошку, на котором торчал горшок с разлапистым пестрым цветком. Стояла глубокая ночь, но Агарис славился своими фонарщиками, так что света хватало. Сначала талигоец ничего не понял, потом до него дошло – улицу запрудили крысы.
Твари сплошным потоком текли вниз, к городским воротам. Зрелище было столь жутким и невероятным, что Эпинэ ущипнул себя за ухо, чтобы проснуться. Боль не помогла – крысы никуда не делись. Анита вновь заголосила, и маркиз отчего-то разозлился сначала на нее, а потом на себя. Смотреть на живую реку было противно и страшно, но Эпинэ заставил себя спуститься на первый этаж. Парадную дверь успели запереть и завалить скамьями, и талигоец воспользовался ведущим во двор черным ходом, предварительно отодвинув внушительный сундук.
Двор был пуст, если не считать пары толстых котов, настороженно замерших у подпертых перевернутой телегой ворот. В Агарисе «подданных Леворукого» не жаловали, но трактирщики и повара, выбирая между оскорбившими Создателя кошками и грызущими припасы мышками, предпочитали первых, а церковники, исключая разве что самых рьяных, закрывали на это глаза. Считалось, что кошки, как и мыши с крысами, заводятся в амбарах сами и извести их невозможно. Эпинэ, хмыкнув при виде разожравшихся желтоглазых хищников, вскочил на телегу, ухватился за кромку стены, подтянулся и уселся на толстой воротной перекладине. Крысы продолжали свой марш, не обращая никакого внимания ни на маркиза, ни на то и дело вспарывающие тишину вопли, ни на мелькающие в окнах огни.
Робер знал, что серые твари покидают обреченные корабли, но почему они уходят из города? В памяти всплыло, что в Седых Землях вроде бы живут какие-то мышевидные существа, которые порой сходят с ума и тысячами топятся в море. Может, агарисские крысы тоже рехнулись?
Наследник рода Эпинэ, сам не зная почему, не мог оторвать взгляда от диковинного зрелища. Сколько прошло времени, он не представлял, время словно бы остановилось: в ночной мгле покидающие город животные сливались друг с другом, и бьющийся в стены домов и заборы серый поток тек и тек сквозь успевшие стать привычными женские взвизги.
Где-то ударил колокол, ему ответил другой, над Агарисом, смешиваясь с людскими воплями, поплыл скорбный, торжественный перезвон, навевая мысли о скоротечности бытия. Крысы все еще шли, но их стало заметно меньше, они больше не напирали друг на друга, а скоро речка и вовсе разделилась на пару ручейков – зверьки схлынули с дороги и теперь бежали, прижимаясь к стенам. Близилось утро, на позеленевшем безоблачном небе мерцали звезды, острые как кончик иглы. Робер в последний раз глянул вниз и спрыгнул на землю. Спать не хотелось, и маркиз, как всегда, когда его тревожило что-то непонятное, отправился на конюшню.
Лошади не спали – волновались, Шад немедленно учуял хозяина и призывно заржал, Эпинэ прошел к жеребцу, тот сразу же потянулся к другу мордой. Они были вместе очень недолго, но Иноходец успел покорить сердце мориска.
– Такие дела, сударь. – Выглянувший на шум старый конюх изнывал от желания поболтать. – Не иначе Последний Суд не за горами, отродясь такого не видал.
– Крысы? – Талигоец протянул Шаду морковку.
– Они, подлюки! Я тут ночевал, Фиалка вот-вот разродиться должна, и вдруг как бросятся изо всех углов, как побегут, прямо по мне. И все во двор! Я спервоначалу решил, что горим, ан нет! Прошелся по конюшне – ни дыма тебе, ни огня, а лошадки дурят. Я к хозяину, бужу, стало быть… Он меня облаял по первости, а как глянет в окно! Мама родная! Крысы, да здоровые такие, придворные, видать. Крысью матерь на горбу тащат, тьфу, мерзость!
– Крысью матерь? – переспросил Робер. – Я думал, сказки это!
– Как же, сказки! – вскинулся старик. – Мулы и те знают – в каждом городишке у крыс есть матерь. Здоровая, что твоя собака!
– И ты так вот в темноте и рассмотрел?
– Да-да, так вот и рассмотрел, господин хороший. Как есть с собаку, а при ней холуев дюжины две. Эти трошки поменьше, но все одно – жуть. Не к добру это! Ох, сударь, прощенья просим, никак Фиалка!
– Помочь?
– Спасибо скажем, господин хороший. Оболтусов моих сейчас не докличешься! Только тут дело такое…
– А то я не знаю?! У меня на гербе лошади, я вырос на конюшнях. Пошли…
Они провозились часа три, а когда все закончилось, никаких крыс не было и в помине, утренний город выглядел на удивление тихим и грустным. Эсперадор все-таки умер, потому и зазвонили, как он сразу не сообразил!
В знак траура уличная торговля была запрещена. Уставший Робер немного постоял у открытых ворот – пустая улица казалась таким же мороком, как и заполоненная уходящими грызунами. Надо же, крысья матерь… Хоть одна сказка обернулась правдой, и на том спасибо. Жаль, он не видел, ну да не гнаться ж за тварями. Теперь чего-нибудь выпить – и в кровать. До обеда!
Вернуться Робер решил все тем же черным ходом и по дороге едва не наступил на кота, охранявшего лежащий на боку сапог – видимо, принадлежавший кому-то
