не утратив, впрочем, своего величия.
Король! Этот толстяк – король, но как же он не похож на владыку великого государства. В день святого Фабиана Дику не удалось рассмотреть Фердинанда Второго, и сейчас юноша был просто потрясен его незначительностью. Рыхлый, грузный, с похожим на грушу лицом, Оллар оскорблял само понятие королевской власти. Любой из троих приветствовавших сюзерена вельмож выглядел бы на троне куда уместнее.
Фердинанд обвел комнату сонными рыбьими глазами, задержав на Дике ничего не выражающий взгляд.
– Как-то непривычно видеть вас в сопровождении оруженосца, Рокэ.
– Тем не менее, ваше величество, ближайшие три года при мне будет находиться сей достойный во всех отношениях молодой человек. – Несмотря на учтивые слова, Дику показалось, что его оскорбили. Как, впрочем, и короля.
– Вам виднее. – Вялая искра интереса угасла, и Фердинанд повернулся к супруге: – Прошу вас, сударыня. Нас ждут.
Королева снова чуть заметно вздрогнула и оперлась на руку Фердинанда, который мог бы сойти за ее отца, если не деда. Дик помнил, что Катарине Ариго исполняется двадцать пять лет, а Фердинанд Оллар на четырнадцать лет старше жены, но ей нельзя было дать больше восемнадцати, а ему меньше пятидесяти. Когда венценосная чета проходила мимо Дика, королева вздохнула, и у юноши сжалось сердце от сочувствия и нежности – эта женщина была так же одинока и связана с ненавистным человеком, как и он, только герцог Окделл через три года получит свободу, а Катарина навеки отдана сидящему на краденом троне ничтожеству.
Оллар и королева покинули будуар первыми. В приемной с августейшей четой поравнялся перебиравший четки Дорак – шлифованные гранаты в длинных белых пальцах казались застывшими каплями крови, крови, которой на лжекардинале было даже больше, чем на Вороне. Кансилльер Талига и Первый маршал следовали за их величествами, отставая на два шага, Дику же ничего не осталось, как вновь пойти за своим эром. Сзади раздалось шуршание – к процессии присоединялись толпившиеся в приемной дамы и девицы. Юноша спиной чувствовал на себе любопытные взгляды и готов был провалиться сквозь роскошный алый ковер, покрывавший не менее роскошный паркет, но приходилось идти, соразмеряя шаг с шагом Алвы. Оказавшийся во дворце Олларов сын Эгмонта должен показать всем и каждому, что он ничего не боится и обойдется без «навозных» милостей. Походка Ворона и его манера держать голову как нельзя лучше соответствовали поставленной цели: именно так должен ходить человек, презирающий тех, кто пытается презирать его самого. Что ж, сын Эгмонта освоит и эту науку, время у него есть, и потратить его надо с толком.
Шествие остановилось на тронном возвышении, с которого открывался великолепный вид на зал – без сомнения, гордость создавшего дворец архитектора. Высокий полупрозрачный купол поддерживали два яруса белоснежных колонн – их разделяла легкая галерея, обнесенная серебристой оградой, столь изящной, что снизу она казалась кружевом. Паркет был украшен простым, но изысканным орнаментом: использовав древесину, наверное, всех известных ему деревьев, мастер добился невероятной плавности цветовых переходов. Меж колоннами висели люстры, казавшиеся невесомыми, хотя на них ушло немало бронзы и хрусталя.
Их величества уселись в обитые белым бархатом вызолоченные кресла, Дорак занял стоящее ступенькой ниже черное. Кансилльер, Первый маршал и еще двое царедворцев встали за спиной Фердинанда. Дикон, по-прежнему не зная, что ему делать, придвинулся поближе к маршалу. Впереди маячили послы иноземных держав, за ними толпились аристократы – меж бритых лиц «навозников» мелькали бородки Людей Чести. Дикону показалось, что он видит герцога Придда. Интересно, где Валентин?
Фердинанд Оллар кашлянул и монотонно заговорил о своем благорасположении к собравшимся. Король бубнил, а Дикон смотрел на точеную шею ее величества, слегка склоненную то ли под тяжестью перевитой жемчужными нитями прически, то ли под тяжестью одиночества и тоски.
Глава 2
Агарис
398 год К.С. 9–10-й день Весенних Волн
1
Робер в сотый раз оглядел пресловутую шкатулку и водрузил на стол. Красой реликвия рода Раканов не блистала – облупившиеся миниатюры казались чудовищными не столько по содержанию, сколько по исполнению. Некогда украшавшие ящичек драгоценные камни давно были проданы, и на их месте зияли дырки, делавшие ларец еще менее привлекательным.
– Ну что? – Альдо с интересом следил за манипуляциями друга. – Отдаем?
– Как бы Енниоль не решил, что мы над ним издеваемся.
– Ну, – засмеялся принц, – достославный сам пристал к нам с фамильной рухлядью, вот пусть этот гроб и забирает. Главное, чтобы мы тайник не прошляпили, а то обидно будет.
– Да вроде она без секретов, – с некоторым сомнением произнес Иноходец, но все же вновь взялся за реликвию. Та, не считая крышки, казалась выдолбленной из цельного куска дерева. Внутри сохранились следы лака, снаружи дерево было инкрустировано грубо выполненными золотыми и серебряными символами Великих Домов – Скалой, Ветром, Волной и Молнией. Странного вида завитки и зигзаги обрамляли эмалевые медальоны с летящими ласточками, дерущимися жеребцами, морскими чудищами и угрюмыми вепрями, на крышке же древний художник изобразил нечто вовсе несусветное. Среди похожих на подушки облаков парил разноцветный монстр, четырехглавый и нелепый. Какой-то безумец к птичьему телу добавил четыре змеиные шеи, меж которых извивались щупальца, а на самих шеях сидели изрыгающие молнии конские и кабаньи головы – черные и белые.
– Вот ведь тварь, – вздохнул Эпинэ. – Приснится – не проснешься.
Стук в дверь возвестил о приходе слуги, внесшего на блюде письмо от торговца лошадьми. Альдо и Робер переглянулись, затем Иноходец завернул дубовое чудище в плащ, взял под мышку, и приятели вышли, громко разговаривая о достоинствах некоего морисского жеребца. Жеребец существовал на самом деле, и его пришлось «купить» – Енниоль не терпел небрежности даже в мелочах.
Мориск и в самом деле был хорош и полностью оправдывал свое имя. Истинный Шад! Очарованный Эпинэ так увлекся сперва беседой с конюхом о привычках рыжего красавца, а затем налаживанием добрых отношений с ним самим, что, услышав скрип потайной двери, с трудом вспомнил, в чем дело. Пришлось оставить благожелательно хрумкающего морковкой коня и заняться политикой. На сей раз талигойцы оказались в тесной комнатке, расположенной над конюшнями. Достославный Енниоль, показавшийся Иноходцу старше, чем в прошлый раз, приветствовал гостей с уже знакомой витиеватой учтивостью.
– Блистательные желали видеть правнуков Кабиоховых – да будут они в силе разрешить трудности и устранить сомнения.
– У нас одна трудность, – без обиняков заявил внук Матильды. – Я нашел одну штуковину, сделанную до эсператистов, но уж больно страшную. Как бы вы не решили, что мы над вами издеваемся.
– Пусть блистательный не думает
