из слуг. Здоровенный рыжак злобно зыркнул на человека и порскнул под лестницу. Сам не зная зачем, Эпинэ поднял сапог и хорошенько тряхнул. К ногам свалился окровавленный крысенок – наверное, он отстал от своих, побывал в кошачьих когтях и как-то вырвался. Самым умным было бы его добить, но добивать тех, кому худо, маркиз не умел.
Робер оглянулся – кот исчез, люди не появились. Будущий маршал великой Талигойи вслух обозвал себя придурком и осторожно поднял жалкий серо-красный комочек.
Глава 3
Талиг. Оллария
398 год К.С. 10–23-й день Весенних Волн
1
Приказывая оседлать Баловника, Ричард боялся, что его не станут слушать, но конюх как ни в чем не бывало исполнил приказ, а привратник отворил ворота. Оруженосец Первого маршала Талига и впрямь мог распоряжаться своим временем как сочтет нужным. Дик непонятно зачем объяснил, что едет в город по делам и вернется к вечеру, слуга невозмутимо наклонил голову, и юноша покинул вызывающе роскошный особняк.
Баловник с опаской косился на людей и лошадей: столица надорскому жеребцу доверия не внушала, и Дикон был с земляком совершенно согласен, но это стало еще одной заботой. Матушка ошиблась, дав сыну молодого и диковатого Баловника, а не умудренного жизнью Капрала, на котором можно ездить без оглядки по любым улицам. Оллария и для Ричарда, и для его коня была слишком шумной. Шумной и равнодушной, как и дворец. Король оказался жалким и отвратительным, эр – насмешливым и злым, но королева…
Эр Август не зря говорил, что век благородных рыцарей прошел… В прежние времена Люди Чести были бы счастливы умереть за Катарину Ариго, а теперь королева одна среди врагов и ничтожеств. Даже он, Ричард Окделл, и то надел черное и синее. И все равно ее величество верит в сына Эгмонта. Вернее, она сказала не совсем это, и вообще ее слова были обращены к Рокэ…
Ричард еще в Лаик узнал, что Первый маршал – любовник королевы, но тогда юноша не видел Катарину. Неужели это правда? Не может быть, это неправильно, несправедливо, мерзко! Добро не может принадлежать Злу, а Свет – Тьме. Как женщина из дома Ариго могла сойтись с потомком погубившего Талигойю предателя, к тому же подавившего восстание, в котором погибли ее родичи?! Нет, Дикон признавал, что его эр красив, силен и удачлив, но ведь есть в этой жизни и более важное! Слухи о королеве не могли быть правдой. Катарину оклеветали, как оклеветали его самого, объявив Сузой-Музой… Но ведь и он, сын убитого Вороном Повелителя Скал, принес присягу убийце отца! Катарину тоже могли застать врасплох, но это не любовь. Не любовь! Королева не казалась счастливой при виде Алвы, она даже подарку не обрадовалась. Ее величество боится Ворона. И Дорака она тоже боится. Заложница на троне…
Ричард старательно гнал от себя ставшее навязчивым видение, но воображение упорно рисовало Первого маршала, застегивающего на шее Катарины тонкую золотую цепочку. На самом деле подарок королева надела сама, как того требовал этикет… Этикет ли? Алва невероятно красив, и женщины от него без ума… Королева его любит, а он подарил ей камень, который стоит дороже надорского замка со всеми его обитателями… Дик понял, что совсем запутался, и помочь ему мог только кансилльер.
Переговорить с эром Августом сразу же не получилось – Штанцлер уединился с королем, даже не кивнув Дику, а маршал недвусмысленно объяснил оруженосцу, что тот свободен. Пришлось уйти. Лишь выбравшись из дворца, Ричард понял, что идти ему некуда – знакомых и друзей в столице у Повелителя Скал не имелось. Кроме Наля. Но где живет кузен, Дик не представлял. Пришлось вернуться в особняк Алвы. Ричард всю ночь простоял у окна, поджидая Ворона, однако тот так и не появился. Юноша то приходил в ярость, представляя, с кем сейчас его эр, то мысленно хватался за все тот же этикет: в день рождения ее величество не оставят одну, а значит, маршал или играет в карты, или пьет с другими вельможами. К утру в голове воцарилась мысль – найти эра Августа и спросить. Немедленно найти и спросить! Герцог Окделл мог думать лишь о королеве. Печальная юная женщина в роскошном тяжелом платье неотступно стояла перед его мысленным взором. Пестрый жизнерадостный город со всеми его торговцами, служанками, диким виноградом на стенах, яркими вывесками, церквями, дворцами и фонтанами не мог отвлечь от короткой вчерашней встречи, и тем не менее Дикон не заблудился.
Трехэтажный приземистый особняк живо напоминал своего хозяина – надежный, неброский и вместе с тем внушительный. Привратник долго рассматривал молодого дворянина на высоком короткохвостом коне, а потом сказал, что господина Штанцлера нет дома. Ричард вздохнул и медленно поехал вдоль гладко оштукатуренной стены, не представляя, что делать дальше – ждать в каком-нибудь трактире или вернуться к Алве. Назвать это место своим домом было невозможно.
– Молодой господин! Постойте… Молодой господин!
Дикон оглянулся. Его догонял слуга в серо-зеленой ливрее.
– Что такое?
– Молодой господин, вас просят…
Дик, уже ничего не понимая, повернул коня. Давешний привратник встретил его потерянным взглядом, но калитку распахнул, передав гостя с рук на руки конюху и лакею. Первый принялся успокаивать раздраженного Баловника, второй препроводил юношу в мрачноватую комнату, чем-то напоминавшую залы Надора. Кансилльер не нуждался в показной роскоши.
– Рад тебя видеть, мой мальчик!
– Эр Август… Вы дома?!
– Для всех меня нет, но не для тебя… Я случайно заметил твоего коня и послал слугу. Ты поступил неосторожно, явившись сюда… Я же предупреждал…
– Но… Мне очень нужно с вами поговорить… А во дворце не получилось.
– Конечно, мы поговорим, – вздохнул Штанцлер, – а во дворце и не могло получиться. Я кансилльер, ты – оруженосец. Если б ты не приехал сегодня, я нашел бы тебя завтра. Давай договоримся таким образом – ты обращаешься ко мне лишь в самом крайнем случае.
– Простите, эр Август.
– Все в порядке, Дикон. Как тебе понравился дворец и их величества?
Дворец? Их величества? Катарина Ариго и мерзкий толстяк, берущий ее за руку?! Кровавая звезда в руках маршала… Кровавая звезда на шее королевы.
– Эр Август… А правда, что… что ее величество и… Ну, говорят, Рокэ Алва…
Кансилльер внимательно посмотрел на Дика и вздохнул.
– Иногда мне хочется придушить твою мать, хоть она и замечательная женщина. Герцогине родиться бы Круг назад – цены б ей не было, но сегодня по рыцарскому кодексу не живет никто… Ты садись, – Штанцлер
