этом речь позже. А пока появился представитель Хиаса и нас повезли куда-то в гостиницу. Путь туда недолгий, гостиница Бельфорт была тоже в центре, но для меня он длился вечность. Первое знакомство с Вечным городом! Сейчас, через сорок лет, я, конечно, не могу вспомнить, что именно мы видели из окна движущегося быстро автобуса. Но ощущение разворачивающегося величия живут и сегодня в моем мысленном взоре.
Гостиница Бельфорт была скромным заведением. Мы вошли во вход с аркой и оказались в довольно просторном фойе с выбеленными стенами. Наша комната была тоже исключительно простая, никаких украшений, кроме одинокого креста на стене. Но мы были одни, без шума идущего поезда, собачьего лая и неувиденных Альп. Лада молчала, наверно, подействовал димедрол? Без звука все четверо уснули мгновенно и проспали почти до вечера. Уже начало темнеть, когда мы вышли на улицу посмотреть, что вокруг гостиницы. Страх, что можем не найти дорогу обратно, не позволял идти далеко, и мы несколько раз обошли вокруг. Всюду было пустынно и чисто, бродило несколько кошек, похожих друг на друга, знаменитых римских кошек, которые потом встречались нам во множестве. Вдруг мы оказались перед большим, освещенным изнутри, магазином автомобилей. Таких в Москве не было. Владик тут же прилип к окну-витрине, а мы с Аллой на расстоянии рассматривали сверкающие машины. Тревога, пришедшая после расставания с нашими дружественными попутчиками, приносила чувство неизмеримого одиночества перед неизвестным будущим. Владик и Лада уснули скоро, а Алла и я еще долго смотрели в темноту. Мы покинули страну с невыносимым для нас режимом и страхом за себя и сына. Но ведь там прошли лучшие годы нашей жизни, нашего молодого счастья и творчества, а теперь мы смотрели в темное окно чужого и неизвестного мира.
Утром следующего дня мы узнали, что сегодня предстоит поездка в отделение Хиаса, который будет нас опекать в Италии. Перед ней, где-то в 2 часа дня, был наш первый обед в Бельфорте. В полуподвальном этаже гостиницы стояло два длинных стола, покрытых красными нарядными скатертями: один для обслуги, другой – для эмигрантов. За нашим столом мы не увидели ни одного знакомого лица. Нам и служащим гостиницы подали одну и ту же еду: большие глубокие тарелки, полные, с горкой, макарон (как мы говорили в Москве) – пастой, как они называются по-итальянски. Никаких ограничений в тертом вкуснейшем сыре не было. К нашему удивлению, с пастой полагалось есть белые булочки, и все вместе было очень вкусно, особенно если прибавить в тарелку оливкового масла. На нашем столе стояли графины с чудной ледяной водой, а на столе обслуги бутылки с красным вином. Но мы не испытывали от этого никакого чувства несправедливости. После обеда были фрукты, иногда яблоки, иногда апельсины.
Из переполненной приемной Хиаса мы, наконец, вошли в кабинет нашей ведущей, синьоры Баттоне. Милое, доброе лицо ее было озабочено скандалом, который произошел как раз перед тем, как пришла наша очередь: скандалил один из наших эмигрантов. Там немало было людей, особенно из среднеазиатских республик, с низким уровнем образования, которые, прибыв в гостеприимную Италию, тут же начинали “качать права”. Синьора Баттоне подняла глаза на нас и, убедившись по нашему виду, что скандала сейчас не будет, расплылась в улыбке. Мне кажется, что она, вообще чрезвычайно доброжелательная ко всем своим подопечным, относилась к нам с каким-то особым вниманием: постоянно искала для меня музыкальные связи, знакомила с интересными людьми и т.п. Забавно, что представляя меня по телефону кому-нибудь, она говорила: “Вы его сразу узнаете – очень похож на Солженицына”. Смешнее ничего нельзя было придумать – между его грубовато сильным русским лицом и моим абсолютно иудейским профилем была только одна общая вещь – борода. Но через некоторое время ее впечатление совпало с совершенно другим человеком. Но об этом позже.
Чтобы быть в вокальной форме, мне нужно было заниматься где-то, где было фортепиано, и Синьора Баттоне познакомила меня с человеком, который помог мне в этом. Он посоветовал пойти в Римскую Американскую церковь, встретиться с ее священником Биллом Вудхамсом и предложить ему, что я буду петь в церковном хоре в обмен на место для занятий. Так начался замечательный период нашего пребывания в Италии, связанный с Американской церковью.
Наша встреча с синьорой Баттоне, а потом Биллом и всем его многочисленным кругом была возвращением того ощущения свободы и легкости, которое мы впервые испытали в Вене. Важнейшей причиной этого был прием, которым нас встретил круг людей вокруг церкви и самого Вудхамса. Несмотря на языковой барьер, мы были признаны равными среди равных, в отличие от большинства эмигрантов, чувствовавших себя из-за незнания итальянского людьми второго сорта, на которых смотрят свысока. Самыми распространенными среди них были разговоры о том, “когда мы прибудем на место”. Это касалось почти всех. А мы хотели как можно больше насладиться Италией. Нам свободно дышалось, краски сверкали. И пусть мой читатель не удивляется, что весь дальнейший рассказ об Италии будет похож не на обычную сагу о трудностях эмиграции (они придут к нам уже в Канаде, хоть и с большой долей положительного, это, наверное, зависело еще от нашего восприятия), а скорее на описания замечательного, почти туристического, веселого знакомства с Италией. Мы назвали его Римскими Каникулами.
После ланча во дворе Американской церкви
Фото Ефима Склянского
Вся большая компания бывала в церкви почти каждый день, для меня – репетиции хора, воскресные службы, просто встречи, вечеринки. Состав был самый разнообразный: американец Билл и его канадская жена Марго; жившая в церкви швейцарка Рут Пирсон, прекрасно говорившая по-итальянски, по-английски и по-русски; американская певица, сопрано Айрин Оливер, приехавшая из Израиля; другие, часто наезжавшие гости и около десятка эмигрантов, как мы с Аллой и Лидой и Володей Фрумкиными.
Были бесконечные дискуссии на самые разные темы. Общим языком был английский, и это очень способствовало моему продвижению в нем. Когда было нужно, Рут переводила на русский. Нас много расспрашивали о жизни в Союзе и слушали с большим вниманием. Иногда, довольно часто, Билл и Марго устраивали вечера с ужином, тут уж веселье бурлило, как шампанское.
Билл и вся компания были у нас в гостях в Остиа Лидо, куда мы переехали из римской гостиницы через неделю после приезда. Практически все новоприбывшие жили в этом замечательном курортном городке на берегу моря в 20 минутах езды на поезде от Рима, где жизнь, и, главное, квартиры были неизмеримо дешевле. Но сам переезд был трудным предприятием, на него нужны были деньги, чтобы
