себе вскоре после 1717 г. В его становлении приняли участие португальские дезертиры из гарнизона Сакраменто, испанские контрабандисты из Корриентеса и Санта-Фе, а также беженцы из Южной Бразилии. Эти мужчины вступали в связь с индеанками минуану и другими индейскими женщинами и были изгоями, вся жизнь которых вращалась вокруг лошадей и стад дикого скота. Они и их наследники вскоре стали профессиональными наездниками, прекрасно владевшими лассо, бола и пикой. Питались исключительно мясом, пили мате (парагвайский чай) и курили табак. Эти два последних товара они приобретали в испанских и португальских поселениях в обмен на лошадей и скот. Не приходится говорить, что
гаучо варварски убивали скот. Как пишет в 1740 г. Андре Рибейру Коутинью, «валухов убивали ради шкур, но их мясо не употребляли в пищу, ели говядину, причем только самые нежные части туши». Лишь спустя много лет властям удалось установить за ними относительный контроль.
Гаучо юга имели не только некоторые общие черты с пастухами-вакейру центра и севера страны, но и разительные отличия. В Пиауи и Байе вакейру был либо наемным работником, либо арендатором или поселенцем на ранчо, которым владели земельные магнаты, такие как Думингуш Афонсу Сертан или Бернарду де Карвалью де Агиар. В эпоху освоения территории Сан-Педру-ду-Риу-Гранди-ду-Сул гаучо был либо вне закона, либо человеком полностью независимым. Он жил как бродяга, часто объединяясь с такими же, как он, изгоями. В Пиауи индейцев не любили и презирали, «трех или четырех краснокожих отдавали за одного негра из Анголы». В Риу-Гранди-ду-Сул минуану были обычно союзником и соработником гаучо, хотя, конечно, случались стычки между белыми и краснокожими.
Первыми, кто положил начало колонизации Пиауи, были скотоводы из долины реки Сан-Франсиску, и потому прозвище «банану», то есть родом из Баии, стало в скотоводческих районах Пиауи и Мараньяна синонимом выражения «деревенский житель». С другой стороны, колонисты, прибывавшие из Баии в Риу-Гранди-ду-Сул, были, в большинстве своем, бродягами, которых призвали на военную службу в драгунский полк. Прозвище «банану» имело уничижительный смысл. Так называли (и продолжают называть) человека, не наученного обращению с конем и лассо. Когда в 1737 г. прибыли первые новобранцы, бригадир Жозе Паиш и Андре Рибейру Коутинью приложили большие усилия, чтобы научить рекрутов хорошо держаться в седле. Так как жизнь в Риу-Гранди-ду-Сул уже давно вращалась вокруг лошадей и скота, Юг также пережил свой «век кожи». Требуется снова процитировать, что писал Андре Рибейру Коутинью о времени первопроходцев в Риу-Гранди: «Жилища, навесы для мастерских, колеса ручных тележек, корзины для переноски земли и множество других вещей делались из кожи». Экспорт вяленого мяса, которым позднее прославился регион, был незначителен в первое время, но конские табуны (большую их часть составляли жеребята) и мулов гнали по тропе через Куритиба для продажи в Минас-Жерайсе.
Кожи были важной статьей бразильского экспорта, о чем напоминает Антонил своим читателям в самый разгар золотой лихорадки в Минас-Жерайсе. Золото, однако, продолжало вызывать больший интерес, как среди его современников, так и в целом у его потомков. Герцог Кадавал, один из главных советников короля Жуана V, настаивал, чтобы монарх отказался от претензий на владение колонией Сакраменто, на которую претендовал король Кастилии во время переговоров, предшествовавших подписанию Утрехтского договора. Герцог заметил, что Сакраменто имеет небольшое значение, добавив, что королю, «который имеет в своих владениях столько золота, добываемого в немыслимом количестве, не следует беспокоиться о нескольких кожах, которые производит эта колония». Эту точку зрения разделяли многие в Португалии и Бразилии, хотя Антонил не принадлежал к этим людям. Если скотоводство было фактором, менявшим границы Баии, Пиауи, Риу-Гранди-ду-Сула и Сакраменто, золото продолжало быть путеводной звездой, которая вела пионеров бразильского Дальнего Запада к целинным землям Гояса и Мату-Гросу.
Глава 10
Изменчивые границы
Презрительное мнение герцога Кадавала, что Сакраменто – бесполезное место, поскольку там не производили «ничего, кроме кож», в отличие от массивных золотых слитков, которые давал Минас-Жерайс, было не совсем верным. Это было правдой, что стоимость содержания и строительства укреплений этого поста легла тяжелым бременем на корону. Но если король не получал никакого дохода от Колониаду-Сакраменто, множеству других людей это удавалось делать. За исключением того времени, когда Сакраменто находилось в осаде или подвергалось блокаде, а иногда и в этих условиях, этот пост был райским местом для контрабандистов. Основными бенефециарами этой процветавшей контрабанды перуанским серебром, бразильским золотом, европейскими промышленными товарами и местными кожами были не какие-то неизвестные гаучо и коррумпированные таможенники. Наибольшие доходы получали губернаторы на обоих берегах Ла-Платы.
Поселение было основано португальцами в 1680 г., в том же году оно перешло к испанцам, в 1683 г. вновь вернулось к португальцам, а с 1706 по 1716 г. его опять оккупировали испанцы. Границы этого поселения так и не были определены, когда португальцы завладели им в третий раз после длительных переговоров, закончившихся подписанием Утрехтского договора. Испанцы заявили, что португальцы должны владеть участком земли на северном берегу Рио-де-ла-Плата на расстоянии пушечного выстрела с батарей Сакраменто. Это расстояние определило испанское правительство в 1733 г. с помощью 24-фунтовой пушки. Португальцы, в свою очередь, считали границей между Бразилией и территорией Испании Ла-Плату. Они утверждали, что не занятая никем область от Лагуны до Сакраменто принадлежит им. В основном из-за инертности и безразличия губернаторов Буэнос-Айреса испанцы не попытались силой поддержать свои требования до 1724 г. и не помешали португальцам захватить Монтевидео в январе этого года. Еще одно и более серьезное вооруженное столкновение случилось в 1735 г., к этому времени португальская колония пустила глубокие корни и протянула свои щупальца в северном направлении.
Менее чем через семь лет после окончательного захвата Нова-Колониа-ду-Сакраменто, официальное ее название, район пастбищ протянулся вглубь суши почти на 90 миль. На протяжении следующих 10 лет португальцы продолжали консолидировать свою власть, а отчасти и продолжили свою экспансию, несмотря на периодические письменные протесты испанцев. Когда в 1735 г. испанцы начали военные действия, в колонии проживало более 3000 человек, включая гарнизон из 935 солдат. Местность была застроена деревенскими и фермерскими домами, небольшими усадьбами, между которыми были разбросаны ранчо, фермы, плодовые сады. В плантационном хозяйстве выращивались различные виды европейских и американских овощей и фруктов. Были высажены и прижились даже виноградники, на некоторых из них росло более 90 тысяч кустов. Для нужд процветающих сельских коммун были построены ветряные мельницы, печи для обжига извести и гончарные мастерские. Средняя семья привыкла забивать ежедневно одно животное, чтобы обеспечить себя свежим мясом. Они могли легко позволить себе это, поскольку стада домашнего скота насчитывали около 87 тысяч голов, не считая 2300 овец и 18 тысяч
