трясло, когда попадались пни, срубленные не вровень с землей»[905]. Иной раз измученного тряской пассажира выносили из экипажа за руки, за ноги и укладывали отлеживаться в трактире перед следующим, не менее мучительным днем пути.
Но дело было не только в удобстве. Грейс Гэллоуэй недаром переживала, когда ее карету конфисковали революционные власти. Как и в Европе, кареты были признаком статуса. Говернер Моррис, принадлежавший к нью-йоркской элите, с гордостью подчеркивал, что его близкие знакомые «из тех, кто ездит в каретах»[906]. В каретах приезжали послы на аудиенцию в Конгресс. А вот у самих конгрессменов не всегда была возможность приобщиться к роскоши. Джеймс Ловелл сетовал: «Вы говорите о моем [возможном] приезде в Бостон. У меня нет лошади. Разве что я сбегу от своих долгов и буду побираться по дороге: помогите делегату Массачусетса добраться до дома»[907].
Для экономии дорожных расходов можно было прибегнуть к своеобразному «каршерингу». Объявление, напечатанное в 1770 г. в «Boston Gazette», предлагало «любому джентльмену или леди общительного нрава», кому нужно попасть в Нью-Йорк или Филадельфию, разделить одноколку с книготорговцем Робертом Беллом[908].
Демократичным средством передвижения считался дилижанс. Так, из Нью-Йорка до Филадельфии можно было доехать за три с половиной доллара дилижансом «Старой линии». Отправление три дня в неделю, по понедельникам, средам и пятницам. Владельцы компании уверяли пассажиров, что их ни в коем случае не бросят на дороге из-за нехватки кучеров, лошадей или экипажей[909]. Даже представители элиты не брезговали дилижансами. Жак-Пьер Бриссо ехал в компании сына губернатора Нью-Джерси, и это вдохновило его на размышления о демократии в Америке: «Американские дилижансы – это настоящие политические экипажи. Я знаю, что французские петиметры[910] предпочли бы пеструю карету с хорошей подвеской; но такие катятся в странах Бастилии, в странах, страдающих от большого неравенства и, следовательно, от большой нищеты»[911]. Дилижансы можно было использовать и как службу доставки. В 1767 г. часовщик, проживавший в Сэйлеме, перенес свою мастерскую в Бостон, но, не желая терять своих клиентов в провинции, предлагал жителям Сэйлема и Марблхеда присылать ему часы в починку при помощи дилижанса, «который ходит регулярно три раза в неделю между Сэйлемом и Бостоном»[912].
Недостаток дилижансов как средства передвижения заключался в полном отсутствии комфорта. Английский путешественник, оказавшийся в США в 1790‐х гг., не мог найти достаточно выразительных слов для описания этой «неуклюжей и неудобной машины». Дилижанс, который он вдохновенно проклинал, был рассчитан на двенадцать человек. Забираться нужно было с переднего колеса и рассаживаться по поперечным скамьям без спинок. Самой удобной считалась задняя скамья: там можно было прислониться к задней стенке экипажа. Обычно эти места галантно предоставляли дамам. От капризов погоды пассажиров несколько защищали кожаные занавески, что не мешало основательно промокнуть в ветреный и дождливый день[913]. Такой способ путешествия был доступен не везде. Джордж Вашингтон отмечал, что «линия дилижансов в настоящее время прервана в некоторых частях Новой Англии и полностью прекращена на Юге»[914].
Зимой северяне пересаживались в сани, прикрывая ноги от мороза овчинами и бизоньими шкурами.
На Западе кареты и дилижансы не появлялись. Здесь было царство тяжелого фургона-конестоги, какие делали в Пенсильвании. Бриссо описывал переселенцев и их транспортные средства: «Авангард состоял из двух молодых женщин, ехавших верхом, и сопровождавшего их юноши. Женщины, со свежим цветом лица, полные живости и скромно одетые, ехали впереди, чтобы приготовить место для ночлега. Через час показались основные силы: два фургона, полные детишек, играющих на матрасах, посреди домашней утвари. За ними присматривала старуха. Рядом с фургонами шли молодые женщины и остальные дети. “Куда вы идете?” – спросил я. “В Огайо”, – ответили они весело»[915].
Тяжелая конестога могла везти до 5,5 тонн груза. Тягловой силой служили лошади особой породы или волы. Швы в кузове фургона были просмолены, чтобы защитить их от протекания при переправе через реки. Кроме того, на случай непогоды был натянут жесткий белый брезентовый чехол. Рама и подвеска делались из дерева, а колеса часто имели железную оправу для большей прочности. Сбоку фургона крепились бочки с водой, а сзади – ящик с кормом для лошадей. Обычно конестога не возила пассажиров. Ее тормозная ручка располагалась с левой стороны между колесами, и возница либо шел рядом с фургоном, либо мог присесть на «ленивую» выдвижную доску, с которой можно было дотянуться до тормоза. В колониальные времена конестоги двигались вместе с потоком переселенцев через Большую долину в Аппалачах на Юг. После Американской революции они возили грузы из Питтсбурга и Огайо. Во время Войны за независимость конестогские фургоны, выкрашенные в красный, белый и синий цвета, перевозили припасы для армии.
Миссионер м-р Эрмстон, разъезжавший по Северной Каролине в начале XVIII в., авторитетно замечал: «Кто захочет хорошо исполнить свою миссию, должен обзавестись не только хорошим конем, но и большой лодкой и парой опытных лодочников»[916].
По рекам Северной Америки курсировали суденышки, переправлявшие людей и грузы. Самыми маневренными и легкими были каноэ, сделанные на индейский манер. Именно в каноэ или похожей маленькой лодке пробирался на английский корабль экс-губернатор Массачусетса Бернард, опасавшийся какой-нибудь прощальной демонстрации ненавидевших его бостонцев[917]. Во время войны генерал Чарльз Ли посылал своего адъютанта на разведку в таком же каноэ[918].
Несколько больше каноэ был периаугер (перриаугер, периагуа) – двухмачтовая лодка, выдолбленная из ствола болотного кипариса. Английский натуралист Джон Лоусон описывал периаугеры: «На суденышках такого рода пересекают реки, ручьи и бухты, перевозят товары и древесину с одной реки на другую. Некоторые из них так велики, что могут нести тридцать бочонков, хотя сделаны из одного ствола»[919]. Они применялись для перевозки грузов, переправы, патрулирования рек и прибрежных бухт. Баронессе Ридезель пришлось свести не совсем приятное знакомство с этим или похожим суденышком: «Едва мы отошли от берега, лодочник выпрыгнул и оставил нам только одного из своих людей, который не знал даже, как правильно управляться с рулем, и в итоге из-за его неумения и противного ветра мы плавали вверх-вниз по реке в большом страхе более пяти часов, прежде чем наконец достигли другого берега»[920]. Отец будущего миллионера Корнелиуса Вандербильта был лодочником в нью-йоркском порту и возил на периаугере товары и пассажиров со Стейтен-айленда на городской рынок. Юный Корнелиус тоже начинал с собственного периаугера под названием «Быстроходная»[921].
Периаугеры использовались и на Миссисипи, но в основном грузы по великой реке везли (когда это
