Такую ситуацию описывала маркиза де ла Тур: «Гостиница была очень хорошая, а главное, безупречно чистая. Но роскошь белых простыней была тогда еще неизвестна в этой части Соединенных Штатов. Потребовать постельного белья, не бывшего в употреблении, представлялось фантазией, которой никто бы не понял, и более того, когда кровать была более или менее широка, вам запросто предлагали пустить туда второго постояльца. Именно это случилось в Лебаноне тем же вечером с господином де Шамбо. Посреди ночи внезапно послышались французские ругательства, которые мог отпускать только он. Утром он нам рассказал, что около полуночи его разбудил некий господин, без церемоний улегшийся на свободную часть двуспальной кровати, на которой он спал. Рассерженный этим вторжением, он тут же соскочил с кровати с другой стороны и провел ночь на стуле, слушая храп своего соседа, которого его гнев нисколько не беспокоил»[937].
Несколько большие удобства ожидали путешествующих леди. Например, в таверне «Микки» в Шарлотсвилле (Виргиния) были специальные комнаты для дам с детьми и служанками. Для дамы была предусмотрена отдельная кровать, для детей – колыбели, а для служанки – выдвижная постель.
Не так-то просто было и пробиться к камину, чтобы согреться после зимней дороги. Бенджамин Франклин, как рассказывали, нашел-таки выход из затруднения. Увидев, что сгрудившиеся у камина путешественники не желают дать место новоприбывшему, Франклин громко спросил конюха, не забыл ли тот дать его коню… устриц.
– Устрицы! Да что вы, сэр, ни один коняга не станет есть устриц!
– Думаешь, нет? Ну, просто попробуй. Дай моему конику дюжину на тарелке, и увидишь, что будет! – ответил Франклин.
Все посетители кинулись в конюшню поглазеть на коня, который ел устриц. Через несколько минут они вернулись с конюхом, который возмущенно воскликнул: «Ну не говорил ли я вам, что коняга устриц не ест! Да ваш коняга на них и глядеть-то не хочет!» – «Нет? Вот глупый, – ответил Франклин, грея руки перед огнем. – Тогда просто отдай их мне. Я съем их за него»[938].
Привычным проклятием даже лучших постоялых дворов были крысы, мыши и насекомые. Английский путешественник, остановившийся в 1790-х гг. в филадельфийской «Городской таверне», соперничавшей с «Индейской королевой», обнаружил там «старых мучителей, клопов»[939]. Конгрессмен Сэмюэль Холтен и вовсе вынужден был бежать из какой-то пенсильванской гостиницы, где хотел переночевать. Клопы его выгнали[940]. Даже на главных магистралях, таких как Бостонская почтовая дорога, путешественники регулярно сообщали, что в тавернах плохая еда, жесткие кровати, тощие одеяла, скудное отопление и плохое обслуживание. В одно из воскресений 1789 г. Джордж Вашингтон, путешествуя по Коннектикуту, обнаружил, что местные жители не одобряют поездки в «день Господень», и поэтому провел день в таверне Перкинса, «которая, кстати, не очень хороша»[941].
И наконец, трактирщики пользовались не слишком хорошей репутацией. Джефферсон предупреждал путешественников: «Люди, которых вы, естественно, увидите больше всего, будут трактирщиками, камердинерами и почтальонами. Это банальные негодяи в любой стране»[942]. Речь шла о европейских постоялых дворах, но в Америке дела обстояли не лучше. Колониальные законы требовали, чтобы владельцы гостиниц предоставляли подходящее жилье по разумной цене. После провозглашения независимости Конгресс рекомендовал легислатурам штатов регулировать прейскуранты трактирщиков[943]. Однако эти рекомендации, видимо, соблюдались не лучше, чем вообще максимум цен в революционной Америке. Во всяком случае, баронесса Ридезель в ужасе смотрела на трактирный счет: за постой двадцати человек в течение шести недель с нее спросили 32 тысячи долларов, «конечно, в американских бумажных деньгах, что составляло примерно четыреста гиней»[944].
Путешественники через Атлантику – вольные и подневольные
Джон Хэнкок[945] предлагал желающим место для трансатлантического плавания на бригантине «Паоли», обещая «хорошие помещения для пассажиров»; плавание должно было состояться через три месяца после публикации объявления[946]. Такой долгий срок до отплытия был необходим, чтобы как следует подготовиться. Переход через Атлантику был нешуточным предприятием. Абигайль Адамс делилась переживаниями с мужем: «Океан так грозен, я покидаю свое жилище и свою страну, оставляю своих детей, своих друзей с мыслью, что, может быть, я никогда не увижу их снова… – в самом деле, мой дорогой друг, бывают часы, когда я чувствую себя не в состоянии выдержать испытание»[947]. Дебора Франклин и вовсе не решилась последовать за мужем в Париж, потому что панически боялась океана.
Для каботажных плаваний и для переходов через океан могли использоваться суда разных типов – одномачтовые шлюпы, двухмачтовые бригантины, трех- или четырехмачтовые шхуны. Один такой корабль был найден в 1982 г. при раскопках на Манхэттене. Это оказалась «Принцесса Каролина» – трехмачтовик с прямыми парусами. Корабль был построен, видимо, в Виргинии и возил табак из Чесапиского залива на Британские острова. Также для связи между Великобританией и ее колониями служили двух- или трехмачтовые пакетботы – небольшие почтово-пассажирские суда. В XVIII в. многие из них строились в Новой Англии. Опытные корабелы начинали строить судно зимой, летом спускали его на воду, а осенью продавали.
Если вам так же везло, как юной Пэтси Джефферсон[948], вы могли пересечь океан за пять-шесть недель без особых приключений. «У нас был чудесный переход на прекрасном новом корабле, который до этого совершил только одно плавание. Пассажиров было всего шесть, и все они были знакомы папе, и всю дорогу весело светило солнце, а море было спокойно, как река», – вспоминала Пэтси[949].
Во время войны переход через Атлантику мог быть намного более драматичным. Джон Адамс отправился с дипломатической миссией в Европу на военном фрегате «Бостон». Плавание оказалось настолько трудным, что моряки всерьез считали фрегат «неудачливым». Они попали в шторм, который отбросил их более чем на 200 миль от курса. Молния ударила очень близко к крюйт-камере с порохом, расколола грот-мачту, убила одного человека на борту и ранила еще около двадцати. Как-то фрегату пришлось вступить в бой с британским судном «Марта». Капитан Сэмюэль Такер приказал Адамсу спуститься вниз. Но среди ядер и пуль, летевших повсюду – некоторые из них попали в корпус корабля, некоторые в мачту над головами матросов, – капитан увидел Адамса с винтовкой. Как сказал Такер позже, его пассажир выглядел, «точно один из моих морских пехотинцев»[950].
Но даже при самых благоприятных обстоятельствах длительное плавание вдали от берегов было нелегким испытанием для психики непривычных к такому пассажиров. Время тянулось долго. Франклин в дороге наблюдал за летучими рыбами, пытался описать океанские водоросли. Юный Джон Куинси Адамс[951] гордился тем, что выучил названия всех парусов на «Бостоне»,
