новые земли. В Казахстане и Сибири были обширные открытые пространства, которые никогда не использовались для выращивания продовольственных культур. Теперь же, когда от кочевого населения избавились, эти земли в коллективном воображении представлялись невозделанной целиной, которая ждет не дождется, когда по ней пройдется своим плугом активный советский гражданин, горящий революционным пылом. В 1954 году партия запустила широкомасштабную программу по использованию этих территорий в сельском хозяйстве. Проект освоения целинных земель и в самом деле вызвал воодушевление в обществе, и на протяжении следующих нескольких лет было распаханы 40 миллионов гектаров, половина из которых располагалась в Казахстане. Более 300 000 человек, в основном комсомольцев, откликнулись на призыв заселить степь и сделать ее плодородной. В последующие годы к ним присоединились десятки тысяч других людей, которые приехали оказать техническую поддержку и наладить инфраструктуру строящихся новых городов и поселков. Подавляющее большинство иммигрантов приезжали из России и Украины, мечтая оказаться на передовой светлого коммунистического будущего. Земли, по которым всего одно поколение назад бродили кочевники, превратились в колхозы и совхозы, где выращивали пшеницу и разводили скот в промышленных масштабах. Эта кампания изменила демографию Казахстана. К 1959 году славяне составляли уже 52 % населения республики, а казахи всего 30 %. Переселенцы, осваивавшие целину, были не единственной причиной демографического сдвига. Депортации поляков перед войной, затем чеченцев и других народов Кавказа во время войны плюс принудительно привезенные сюда сотни тысяч заключенных из системы ГУЛАГа – все это тоже повлияло на демографический баланс Казахстана. Как только Хрущев начал расформировывать ГУЛАГ, лагеря превратились в промышленные или шахтерские города, и так по всему Советскому Союзу{292}. Многим заключенным некуда было идти и негде было искать работу, поэтому они оставались жить в этих городах. Как раз таким городом, очень тесно связанным с деятельностью бывшего лагеря, стала Караганда, которая, согласно данным переписи 1959 года, оказалась вторым по численности городом Казахстана. Интеграция республики в Советский Союз приняла форму демографического наводнения.

Москва по-прежнему была одержима хлопком. Хрущев настаивал на постоянном увеличении производственных показателей, при этом никак не стимулируя эту отрасль. Многие из тех, кого Хрущев назначил на руководящие посты в республиках, были лояльны ему, поскольку он обещал децентрализовать власть, что позволило бы республикам лучше контролировать процессы непосредственно на местах. В 1957 году эти лидеры помогли Хрущеву пресечь бунт сталинистов старой закалки, скептически относившихся к политическому курсу Хрущева. Однако, укрепив позиции, Хрущев отвернулся от своих союзников и стал проводить политику централизации, которая не встретила особого сопротивления. В период с 1959 по 1962 год он отстранил от должности лидеров всех пяти центральноазиатских республик за «недочеты» в экономической или национальной политике. В 1959 году Сабира Камалова, первого секретаря Коммунистической партии Узбекистана, отстранили от должности за невыполнение квот на хлопок, а также за другие упущения. На посту его сменил Шараф Рашидов, герой войны и писатель, который на тот момент был в значительной степени компромиссным кандидатом{293}. В 1961 году Турсунбай Ульджабаев, первый секретарь Коммунистической партии Таджикистана, потерял должность из-за скандала с заполнением отчетов о производстве хлопка местными чиновниками. Первого секретаря Туркменистана Сухана Бабаева сняли за национализм. Его киргизского коллегу Исхака Раззакова, пережившего сталинскую эпоху, также отстранили от должности. В следующем году в Казахстане сместили с поста Динмухамеда Кунаева за несогласие с передачей орошаемых земель на юге Узбекистану и желанием Хрущева перенести столицу республики в Акмолинск, на целинные территории{294}. (Парадокс состоит в том, что в 1996 году президент независимого Казахстана по нескольким причинам совсем другого характера сам перенесет столицу в Акмолинск – на тот момент Акмолу.) К 1962 году все пять новых лидеров центральноазиатских республик оказались в ненадежном положении и, по-видимому, в зависимости от центра. Однако благодаря везению и новым событиям в Москве эта когорта еще долго пробудет у власти. Хоть они, вероятно, об этом и не подозревали, но им предстояло править в Центральной Азии в самый стабильный советский период, в эпоху процветания.

В 1954 году инженеры заложили фундамент Каракумского канала в Туркменистане. Смысл этого грандиозного проекта состоял в том, чтобы забирать воду из Амударьи для орошения пустыни Каракумы. Строительство продолжалось и в 1980-х годах, к этому времени протянувшийся уже на 1375 км канал, который власти продвигали под названием «Река счастья», помогал орошать 600 000 га земли, засеянной хлопком. Каракумский канал был одним из ряда амбициозных проектов, начатых советским правительством после смерти Сталина: цель состояла в том, чтобы приручить природу и принудить ее работать на благо человека. Проект развития Голодной степи в Узбекистане предусматривал строительство ряда водохранилищ вдоль Амударьи, а также Южного канала, который должен был орошать 300 000 га. Аму-Бухарский канал, построенный в 1960-х годах, доставлял воду из Амударьи в Каршинскую степь близ Бухары и должен был способствовать орошению 1 млн га. На реках в регионе построили ряд плотин для производства электроэнергии на ГЭС. Пожалуй, самым крупным таким проектом стала Нурекская плотина на реке Вахш в Таджикистане, построенная в 1960-е годы. Таджикское руководство долго убеждало московское правительство в необходимости этой плотины, однако проект был утвержден только в 1959 году, после чего начался период неопределенности. На момент завершения строительства в 1972 году 300-метровая Нурекская плотина была самой высокой плотиной в мире. Мощность ГЭС составляла 2700 мегаватт – ими предполагалось обеспечивать тяжелую промышленность в республике, чтобы коренным образом преобразовать ее экономику. Многие из этих проектов были задуманы еще в царскую эпоху – в начальном порыве высокомерия, охватившем имперских завоевателей. Теперь же они воплощались в жизнь в послевоенном Советском Союзе. В первые советские десятилетия в Центральной Азии произошло огромное количество принудительных перемещений, отмеченных большой поспешностью и расточительством, причем результаты оказались весьма скромными. Великие строительные проекты 1930-х годов в значительной степени обошли Центральную Азию стороной. Теперь, в середине 1950-х годов, центр был готов вкладывать больше ресурсов в свои стройки в Центральной Азии.

Увеличение инвестиций в регион было отчасти вызвано и ситуацией в мире, сложившейся в результате деколонизации после Второй мировой войны. Советский Союз представлялся альтернативной моделью экономического развития странам Азии и Африки, которые добивались независимости, и во многом пользовался тем, что Центральная Азия, бывшая колониальная периферия, теперь стала частью метрополии. Тем не менее между промышленно развитыми зонами бывшего имперского центра и преимущественно аграрной периферией Центральной Азии все еще сохранялись огромные различия. Партийные лидеры Центральной Азии весьма настойчиво выступали за щедрое финансирование инфраструктурных проектов, часто прибегая к явно антиколониальным аргументам и необходимости предотвратить дипломатические затруднения в связи с существованием неравенства внутри Советского Союза. Турсунбай Ульджабаев, первый секретарь Таджикистана в хрущевские годы, выступал за Нурекскую плотину, поскольку она позволила бы Таджикистану экспортировать электроэнергию в Афганистан и послужила бы примером для соседних стран. «Восток нуждается в свете такого рода», – говорил он Хрущеву{295}.

События, разворачивавшиеся в советской Центральной Азии в послесталинские годы, поразительно походили на то, что происходило в новых независимых странах Азии и Африки. Плотины и гидроэлектростанции стали мощнейшими символами развития в XX веке. От долины Теннесси в Соединенных Штатах до плотины Вольта в Гане, Асуанского гидроузла в Египте и дамбы Тарбела в Пакистане гидроэлектростанции воспринимались как символы господства человека над природой, воплотившиеся в жизнь надежды на развитие и повышение уровня жизни, которые возлагались на современные технологии, а также механизмы, которые должны были дать национальным экономикам новый импульс. В советской Центральной Азии таких проектов было предостаточно. Как предполагает Сергей Абашин, в этом регионе, как и во многих частях третьего мира, в 1950-х годах произошла «зеленая революция», при которой механизировался сельскохозяйственный сектор, усилилась агротехническая поддержка, а для повышения урожайности стали использоваться удобрения{296}. Хрущевский период стал периодом деколонизации советской Центральной Азии.

В конце концов у коллег Хрущева в партийном руководстве иссяк энтузиазм. Пережив потрясения 1920-х годов, Большой сталинский террор и Вторую мировую войну, они больше всего на свете хотели стабильности. В октябре 1964 года Хрущева свергли за неудачи во внешней политике и «волюнтаризм». Начался период правления «коллективного руководства», который продолжался до середины 1980-х годов. Новым лозунгом стало «доверие к кадрам» (а не постоянная подозрительность Сталина к ним). Теоретическую основу

1 ... 67 68 69 70 71 72 73 74 75 ... 119

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид бесплатно.

Похожие на Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид книги

Оставить комментарий