не были оборудованы обшивкой дна и теряли большие объемы воды, которая просачивалась в землю или испарялась под солнцем пустыни. На орошение отбиралось столько воды, что реки пересыхали. К началу 1980-х годов приток воды из Амударьи и Сырдарьи в Аральское море сократился почти до нуля, а в 1982–1983 годах и в 1985–1986-х воды не поступало вообще{309}. Аральское море начало пересыхать уже к 1970 году (см. карту 17.1). В период с 1960 по 1987 год уровень воды в нем упал на 13 метров, а площадь поверхности сократилась на 40 %{310}. До 1960 года на море процветала рыбная ловля, а теперь рыбы не стало вовсе. Концентрация соли в море увеличилась более чем вдвое, из-за чего погибла бо́льшая часть морской флоры и фауны, а понижение уровня воды изменило климат в регионе: диапазон температур увеличился, количество осадков уменьшилось и пришли невиданные пыльные бури.

Эти проблемы никак не повлияли на безграничную уверенность советских планировщиков в том, что им удастся покорить природу при помощи научно-технического прогресса. На самом деле они предвидели высыхание рек Центральной Азии и в ответ стали еще больше напирать на технологии. Согласно «проекту века», воду из сибирских рек, текущих на север, в Арктику, следовало перенаправить в противоположную сторону по каналу длиной 2500 км. Вода должна была перекачиваться через водоразделы и другие барьеры в Центральную Азию, где она наполняла бы реки и орошала всё новые земли. Впервые эта идея возникла в 1869 году, в разгар царского завоевания Центральной Азии, но, как и многие подобные идеи, до советской эпохи оставалась лишь мечтой. В 1950-х годах о ней вспомнили, и ее поддержало несколько заинтересованных сторон: союзное министерство мелиорации и водных ресурсов, политические элиты Центральной Азии и многие ученые и инженеры в России. В 1984 году партия одобрила проект, и к первому этапу строительства предполагалось приступить в конце 1980-х годов. Проект должен был сократить сток реки Обь в Арктику на 32 %, что привело бы к невообразимым изменениям в Северном Ледовитом океане и тундре у его берегов, а следовательно, и в глобальных климатических условиях. У проекта всегда были свои скептики – как в техническом сообществе, так и за его пределами, – которые обвиняли его сторонников в недооценке стоимости, технических трудностей и воздействия на климат. Оппозиция проекту объединила зарождающееся экологическое движение с русскими националистами, вставшими на защиту российской природы и ресурсов. Время было подходящее: Михаил Горбачев только пришел к власти и стремился к большей открытости в общественных обсуждениях. «Проект века» стал первой жертвой этой гласности. В 1986 году партийное руководство провело проверку и отменило проект. Гласность в конечном итоге приведет и к распаду Советского Союза, однако она спасла планету от одного из самых дерзких посягательств на природу, придуманных в советский период.

Наука всегда занимала центральное место в советской одержимости хлопком, и использование химикатов было чуть ли не главной задачей в освоении земель. Если природа отказывается сотрудничать, то химикаты в разных их проявлениях – будь то удобрения, пестициды или дефолианты – помогут заставить ее производить больше «белого золота», как в советской газетной речи называли хлопок. Широкомасштабное использование удобрений для центральноазиатского хлопка началось в 1950-х годах, и сразу за ним последовало повсеместное применение дефолиантов (для удаления листьев хлопчатника и, таким образом, облегчения сбора урожая) и пестицидов. К 1980-м годам количество химикатов приблизилось в среднем к 20–25 кг на гектар{311}. За несколько десятилетий в хлопковые поля Центральной Азии было вкачано столько химикатов, что сама почва стала токсичной. Как только Аральское море начало высыхать, его прежнее дно, и так уже полностью загрязненное, подверглось воздействию разного рода погодных явлений и наполнило своими химикатами пыльные бури и дожди. Загрязнение в буквальном смысле обрушилось на жителей с неба и вызвало массовые заболевания и врожденные дефекты. Но даже в таких условиях аппетит режима к хлопку так и не уменьшился. Никаких послаблений не предвиделось. Наоборот, планы 1980-х годов предусматривали увеличение годового производства хлопка в Центральной Азии до более чем 8 миллионов тонн.

Экологические катастрофы не ограничивались Советским Союзом. Как показали засухи в Калифорнии в 2010-х годах, нерациональное использование природных ресурсов может иметь место и при капитализме, а радикальный переход к новым моделям землепользования так же труден в условиях свободного рынка, как и в рамках командно-административной системы. Капитализм не помешал сделать, скажем, миндаль, которому нужно невероятно много дефицитной воды, основной культурой в засушливой Калифорнии, и, после того как он здесь прижился, этой индустрии стало столь же трудно перейти на другие культуры, как и узбекским колхозам. Не уникальна для Советского Союза и надежда на покорение природы с помощью науки и техники. Советские планировщики разделяли эту надежду со всеми наследниками Просвещения. Многие планы, которые Советы реализовали или собирались реализовать, – как, например, орошение Голодной степи, увеличение производства хлопка и поворот сибирских рек – были задуманы еще в имперскую эпоху. Советская гордыня, в общем, в том и состояла, чтобы совершить то, что не удалось буржуазным планировщикам. Советская специфика же заключалась в сочетании сверхцентрализованной экономики и абсолютно непрозрачной политической системы с периферийным положением Центральной Азии, из-за чего политические элиты Центральной Азии сами стали соучастниками «хлопкизации» своих республик.

Глава 18

Советская по форме, национальная по содержанию?

В 1977 году открылся Ташкентский метрополитен. Он был частью градостроительного плана Ташкента, принятого после землетрясения 1966 года, а кроме того, витринным проектом советской власти. Метро открылось в год 60-й годовщины Октябрьской революции и начиналось с двух веток, которые пересекались в новом официальном центре города на станциях «Пахтакор» (что, разумеется, означает «хлопкороб» – правда, в данном случае имеется в виду футбольная команда Ташкента, которая базировалась на стадионе недалеко от центра) и «Алишер Навои» (в честь великого поэта эпохи Тимуридов). Станции метро в Советском Союзе были настоящими «дворцами пролетариата» и богато отделывались в соответствии с тематикой, отраженной в названии. Станция «Алишер Навои» была одной из самых роскошных во всем Советском Союзе. Ее украсили мозаичные изображения сцен из стихов Навои в стиле живописи центральноазиатских миниатюр его эпохи. Советское государство выделило немалые средства на прославление творчества придворного поэта, который писал произведения мистического содержания, пропитанные исламистской литературной традицией Центральной Азии.

Навои был центральной фигурой в пантеоне узбекских культурных героев, сформированном в советскую эпоху. Его имя носил Узбекский театр оперы и балета и главный бульвар, протянувшийся из центра Ташкента на восток, а в городе ему поставили несколько памятников. В одном ряду с ним на этой выставке национальной гордости оказалось множество светил прошлого, представлявших великое культурное наследие узбекской нации. Пусть в Ташкенте было больше русских, чем узбеков, зато в общественных местах в качестве столицы республики город демонстрировал именно узбекское наследие. Символы прошлого наполняли собой общественные пространства: станции метро, парки, улицы, фасады новостроек. Они постоянно возникали в литературе того периода и исторических книгах, в кино и на сцене, а также в музеях по всей республике. То же самое происходило и в других советских республиках. Коммунисты всегда считали существование наций само собой разумеющимся и признавали, что каждая нация обладает особой культурой и историей. Правила того, как именно нации могли говорить о своем прошлом, менялись на протяжении советского периода. В позднесталинскую эпоху к любым проявлениям национальной самобытности, не выраженным в терминах рабской благодарности русским, относились с глубоким подозрением. В хрущевский и особенно брежневский периоды, напротив, настал золотой век национальных нарративов и национального наследия. Конечно, у самовыражения по-прежнему были какие-то границы и необходимо было сосуществовать с советскостью, общей для всех советских граждан, однако в эти десятилетия национальная идентичность выкристаллизовалась и стала значимой для обычных людей.

Все эти феномены в полной мере «национализировали» регион, то есть разделили прошлое и настоящее Центральной Азии по национальному признаку. Каждая нация рассматривалась как отдельный народ, живущий в своей собственной республике (на своей родине), самобытный и уходящий своими корнями в глубокое прошлое. Большинство людей за пределами Советского Союза считали, что все эти национальные обозначения были не чем иным, как искусственными конструктами Советского государства, которые мало что значили для самих жителей Центральной Азии, ощущавших себя, надо полагать, только центральноазиатами или мусульманами. Однако эта точка зрения была далека от истины. Национальные проекты Центральной Азии возникли еще

1 ... 71 72 73 74 75 76 77 78 79 ... 119

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид бесплатно.

Похожие на Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид книги

Оставить комментарий