взяла птицу на руки, прижала к груди. Ее друг был цел и невредим, и от облегчения у нее даже подогнулись колени. Она опустилась на пол.
– Я совершила ошибку, Эльзевир, – пробормотала Хелльвир. Она старалась не плакать, но слезы все равно текли по щекам. – Я не поняла, в какую опасную игру ввязалась.
Вытирая лицо рукавом, она рассказала обо всем Эльзевиру.
– Это моя вина, я должна была сразу пойти к принцессе, – закончила Хелльвир хрипло.
– Королева все равно уничтожила бы этот Дом, – возразил Эльзевир, тыкаясь головой в ладонь Хелльвир. – Ты же слышала, что отец рассказывал тебе о войне, о том, что творили Де Неиды. Твое признание ничего не изменило бы.
– Но это еще не конец, – с трудом произнесла Хелльвир. – У меня остался шанс вернуть его.
– Думаешь, принцесса выполнит свое обещание? – усомнился ворон.
– У меня нет выбора. Придется довериться ей. – Она сделала глубокий вдох, медленно выдохнула. В голове пульсировала боль. – Я знала, что Салливейн может быть жесткой. Но не знала, что она может быть жестокой. Я уже не понимаю, какие из ее поступков совершены под влиянием королевы, а какие – нет.
Но Хелльвир почувствовала что-то, когда прикоснулась к руке принцессы. Она поняла: Салливейн испытывает чувство вины, похожее на головокружение, страх совершить чудовищную ошибку. Более того, Хелльвир угадала сожаление, сильное, неотступное. Это чувство было удушающим, как клубы дыма.
Дни летели незаметно. Хелльвир несколько раз пыталась выйти из комнаты, но стражники не выпускали ее. Дважды в день ей приносили поесть, по вечерам разжигали огонь в камине. Когда наступала ночь, она ложилась на широкую кровать, но уснуть не могла.
Смерть – он наблюдал за ней. Хелльвир чувствовала это. Он злорадно усмехался, ожидая того дня, когда она придет и принесет ему новое сокровище. И она сжимала в кармане семена ириса и вторую жемчужину, которой так и не воспользовалась, и размышляла об истории, вычитанной в книге, которую ей дала Эдрин. Ее вещи принесли в комнату; Хелльвир нашла сборник легенд, внимательно перечитала его от начала до конца. Напрягая зрение, она при свете свечей рассматривала гравюру, изображавшую короля в черном с оленьими рогами, торчавшими из шлема.
Наступал рассвет. Она садилась на кровати, положив подбородок на колени, и смотрела на тонкие полоски солнечного света, которые просачивались сквозь щель между тяжелыми занавесями. Потом поднималась и отдергивала их, впускала свет в комнату. У нее покраснели глаза, веки отяжелели; ей хотелось высунуться из окна, подышать свежим воздухом, послушать пение птиц, но мешали железные решетки.
Хелльвир отвезли в город в карете. Бион сидел напротив нее, его колено подрагивало от нервного возбуждения. Даже отвернувшись, она краем глаза видела, как слуга покачивает ногой, и едва сдерживала себя, чтобы не попросить его прекратить.
На главном проспекте было полно народу, и чем дальше они ехали, тем многочисленнее становилась толпа. Разносчики кричали, звенели и гремели товары, которые они тащили в коробах на спине, сверкали украшения и всякие побрякушки. В лавках толклось полно народу.
– Почему я должна туда ехать? – едва слышно прошептала Хелльвир.
Бион взглянул на нее, явно удивленный тем, что она заговорила.
– Мы обнаружили заговор благодаря вам, – объяснил он. – Поэтому вы заслужили место на площади.
– Я не хотела.
– Неважно, хотели вы этого или не хотели. Результат один и тот же. – И Бион снова принялся смотреть в окно, на пешеходов и экипажи.
Хелльвир зажмурилась и постаралась не слушать.
Наконец, пробравшись через толпы людей, они выехали на главную площадь, выложенную ослепительно-белыми каменными плитами и окруженную красными и желтыми, как тюльпаны, домами. Осеннее солнце заливало невыносимо ярким светом сотни зевак, и их громкие грубые голоса были хорошо слышны в карете. Бион достал наручники, и Хелльвир позволила надеть их на себя.
– Зачем мне теперь бежать? – спросила она.
Он пожал плечами и сунул ключ в карман.
– Королева предоставила вам свободу и как вы распорядились ею? – бросил он.
Слуга вышел из кареты и помог ей спуститься на мостовую, после чего повел туда, где цепочка стражников сдерживала толпу; Хелльвир пропустили и велели подняться на помост, сооруженный для высокопоставленных зрителей. Она оглядела площадь, увидела несколько других похожих помостов, на которых собралась знать Рочидейна. У нее замерло сердце при виде виселицы, стоявшей в центре площади. Виселица была сделана из дерева, темного, как смерть. Люди высовывались из окон, чтобы лучше видеть, дети карабкались на бортик фонтана.
– Сядьте, – велел Бион и заставил ее сесть на стул.
– Я не хочу на это смотреть, – пробормотала Хелльвир, но он не слушал ее.
Она услышала тяжелые шаги; Бион выпрямился по стойке смирно и отошел в сторону. Стул, стоявший рядом с ней, скрипнул. Онемевшая от страха Хелльвир повернула голову и увидела орлиный профиль королевы. Та, небрежно скрестив ноги, оглядела толпу.
– Знаешь что, – задумчиво произнесла она, не глядя на Хелльвир и как будто обращаясь вовсе не к ней, – горожане уже много лет не видели стоящей казни. Время от времени, конечно, вешают убийц, но не целое семейство предателей. С тех пор как последних Бержерадов постигло заслуженное наказание, здесь не происходило ничего интересного.
Хелльвир не ответила. У нее было такое чувство, что ей не только надели наручники, но и вставили кляп.
– Несколько Бержерадов бежали в самом начале войны, не хотели в ней участвовать. Прятались на болотах, в горах, скрылись за границу. Ни один из них не пролил крови Де Неидов, не замышлял заговоров. Но я все равно выследила их всех и пригнала обратно в Рочидейн, словно заблудившийся скот.
После этих слов королева обернулась к Хелльвир. Глаза ее, серые, как сталь, гипнотизировали, пронизывали ее.
– Я боролась за корону четыре года и ношу ее уже двадцать пять лет. Как, по-твоему, мне удалось этого добиться?
Хелльвир молчала.
– С помощью страха, – спокойно ответила королева. – Тысячи различных видов террора. – Она взмахнула рукой, и наруч блеснул на солнце. – Люди как огня боятся новой войны. Многие слишком хорошо ее помнят. Служители боятся утратить контроль над верующими, ведь они только-только отняли этот город у язычников. Таких, как ты. – Она жестоко усмехнулась, точнее, скривила губы. – А благородные Дома – мы все знаем, чего они боятся. Что мы обнародуем их секреты, неосторожные поступки, грешки. С помощью этих секретов я держу их в узде.
Снизу, из толпы, послышался грубый хохот и крики. Хелльвир вздрогнула.
– Я всегда боялась того дня, когда моя хватка ослабеет. Когда они перестанут бояться. Все вокруг совершают грехи; так ли страшно, если остальные узнают о твоих некрасивых поступках? Но после сегодняшнего дня никто больше не осмелится пойти против меня. Сегодня у меня появилась возможность напомнить им, почему именно Де Неиды выиграли эту войну и почему все прочие должны по-прежнему склоняться перед нами.
Хелльвир вдруг заметила, что дрожит. Наручники сдавливали запястья, и она сцепила руки, чтобы не было заметно, как они трясутся.
– Ты дала мне возможность держать их в страхе немного дольше, – вслух размышляла королева. – Я перед тобой в долгу. Я должна поблагодарить тебя.
Толпа расступилась, раздались приветственные крики, и Хелльвир с королевой, обернувшись, увидели, что на королевский помост поднимается Салливейн. Она была великолепна в белой с золотом одежде; на ее золотистых, как колосья, волосах сияла корона. При свете дня она была прекрасна, словно осколок солнца.
Неожиданное чувство захватило Хелльвир. Неожиданное и могучее. Оно помогло ей выбраться из глубокого колодца, куда ее сбросили жестокие слова королевы, подхватило ее, подняло к свету.
«Еще есть надежда, – подумала она. – Салливейн обещала мне. Калгир Редейон будет жить, несмотря на тебя и твой террор».
– А как вы держите в страхе Салливейн? – спросила Хелльвир, наблюдая за принцессой, которая улыбалась и махала толпе.
Она почувствовала, как королева повернулась к ней, почувствовала, что все внимание женщины сосредоточено на ней, словно тяжелый, горящий взгляд Смерти.
– Салли –
