за подтверждением, если хочешь. Иди приготовь карету.
Должно быть, стражник повиновался; алый силуэт исчез.
– Все хорошо, – услышал Фарвор ее шепот, потом ему на глаз положили что-то влажное, прохладное. – Все будет в порядке.
Его рука словно сама собой поднялась и вцепилась в ее локоть.
– Они сделали это с ним? – прохрипел он и услышал, как она ахнула, увидел, что она отвернулась. Вцепился в нее сильнее, из последних сил тряхнул ее руку. – Скажи мне!
– Фарвор, давай сначала доберемся домой…
– Пожалуйста, Хелльвир, скажи мне. Прошу тебя, просто скажи мне.
Она молчала. Ему казалось, что грудь стягивают железные полосы, но он не отпустил ее.
– Он… да, они это сделали.
Фарвор закрыл глаз, его голова откинулась назад, как будто сестра ударила его. Но он знал это, знал. Как могло быть иначе? Он понял, что сжимает руку Хелльвир слишком сильно, потому что она поморщилась от боли, и заставил себя разжать пальцы. Закашлялся и снова почувствовал вкус крови. Поймал ее руку, когда она прикоснулась к его щеке.
– Ты вернешь его, – прошипел он, глядя на нее единственным глазом. – Прямо сейчас. Ты вернешь его.
Его вторая рука нашарила ее плащ и сжала его, как ребенок сжимает в пальцах юбку матери.
Хелльвир промолчала и снова отвернулась. Ее руки, крепко державшие его запястье, были холодными и липкими. Он знал, что она сдерживает рыдания, потому что не слышал ее дыхания. Какое право она имела плакать?
– Я пыталась, – глухо произнесла сестра, а потом у нее перехватило дыхание. – Я пыталась. Но они…
– Что? – Это слово упало, как камень. Он услышал его эхо, отразившееся от стен камеры.
– Воскрешать было некого. Они сожгли тело, чтобы я не смогла его спасти.
Фарвор почувствовал, что его сейчас стошнит. И его действительно стошнило, а потом тени, наступавшие со всех сторон, поглотили его целиком.
Глава 21
Они отпустили Хелльвир домой. Две недели, сказала королева, чтобы вылечить брата. Можешь считать это жестом доброй воли.
Фарвор не вставал с постели. Она делала компрессы и накладывала мази на его раны, наложила тугие повязки. Компресс для снятия опухоли она сделала по рецепту Миландры; в его состав, среди прочего, входил гамамелис. А еще Хелльвир делала припарки из окопника, крапивы и сливочного масла, с несколькими каплями масляного настоя тысячелистника и цветов бузины. Пока она ухаживала за братом, тот лежал с безразличным видом, глядя в сторону, словно она была наемной сиделкой.
– Он что-нибудь сказал? – спросил отец, когда она готовила Фарвору обед. Он почти не ел, ей приходилось буквально впихивать в него еду.
Хелльвир покачала головой.
– Ничего, – ответила она. – Как будто меня в комнате нет. Как будто его нет.
– Это пройдет, – сказал отец, теребя в своих больших руках край скатерти. – Пройдет. Он сильный парень, охотник, он выздоровеет.
Хелльвир ничего не ответила. Поставила чашки и миски на поднос и направилась к лестнице, но отец окликнул ее:
– Ты по-прежнему останешься ее травницей? Несмотря ни на что?
Хелльвир смотрела на поднос, на отвар ивовой коры и небольшой флакон с вытяжкой из маковых головок, которую она давала брату для облегчения боли.
– У меня нет выбора, папа, – сказала она. – Две недели, а потом я снова стану узницей во дворце. Кроме того, королева могла поступить с нами и хуже. А если бы Салливейн умерла, это означало бы войну.
Она уже наизусть выучила эти слова, они звучали фальшиво и бессмысленно.
– Только не с Фарвором, – мрачно возразил папа. – С Фарвором она не могла поступить хуже.
Она услышала его вздох.
– Прости, девочка моя. Всегда может быть хуже. Мне не следовало так говорить. Это значит искушать судьбу.
Она оглянулась, увидела, что он сидит, глядя в пол. Поставила поднос на стол, подбежала к отцу, обняла его, вдохнула запах кожаной куртки. Он похлопал ее по спине.
– Я просто зол, вот и все, – грустно сказал он. – Так зол, пропади все пропадом, что мог бы сейчас поджечь дворец, чтобы они все там сгорели, ушел бы и даже не оглянулся. Только подумаю о том, что ты служишь этой девице после того, что сделала ее бабка… у меня прямо какая-то красная пелена перед глазами появляется. Не понимаю, как ты это выдерживаешь.
Первым, что пришло в голову Хелльвир, было оправдание для Салливейн. «Если бы она освободилась от своей бабки, то стала бы другой», – хотелось ей сказать. Но она промолчала, потому что знала: это лишь ее собственная упрямая надежда.
Отец покачал головой. Хелльвир знала, что он ощущает бессилие, как и она, и ненавидит себя за это.
Хелльвир отнесла поднос наверх. Она чувствовала себя так, словно в ее груди, на месте сердца, образовалась огромная дыра, сквозь которую дул ледяной ветер. Но она уже начинала привыкать к этому чувству.
Фарвор сидел в постели и смотрел в окно, на город, людей и лодки. После его возвращения они переставили кровать так, чтобы ему было хорошо видно канал и набережную.
– Кухарка позволила мне распоряжаться на кухне, – сказала Хелльвир. – Но я травница, а не повариха.
Фарвор ничего не ответил. Он пристально смотрел в сторону главного проспекта, и она подошла к его кровати, чтобы увидеть то, что его так заинтересовало.
По улице двигалась процессия – видимо, у поклонников Онестуса был какой-то религиозный праздник. Служители в серых одеяниях шли по улицам, выстроившись в колонны и размахивая кадилами; белый дым плыл над парапетами набережных, над водой. Они несли какие-то длинные черные штуки вроде змей, держа их над головами и раскачивая взад-вперед. Даже с такого расстояния Хелльвир чувствовала аромат благовоний – сандал. Ей нравился запах сандала. Несколько служителей несли музыкальные инструменты, и веселая мелодия разносилась над домами. У некоторых на запястьях и пуговицах были укреплены ярко-зеленые ленты, и они развевались, словно речные водоросли.
На тротуарах виднелись неподвижные фигуры, похожие на статуи. Блестели острия пик. На доспехах выделялись золотые эмблемы в виде галеона. После казней в городе было больше солдат. Они наблюдали за людьми, словно волки, которые ждут, когда споткнется слабейшее животное в стае.
– Они идут по медным дискам, – тихо сказал Фарвор. – Которые вделаны в мостовую, помнишь, мы видели их?
Удивленная, Хелльвир оглянулась. Впервые за несколько дней он произнес связное предложение.
– Так эти штуки изображают угрей? – спросила она, глядя на черные предметы, которые извивались, образуя зигзаги.
– Наверное.
Они смотрели вслед процессии; вскоре служители скрылись из виду, а за ними и длинная вереница верующих. Где-то там была их мать. Хелльвир совсем недавно узнала, где та находилась все это время; оказывается, она просто пряталась в храме. В то время как ее детей арестовали и заперли во дворце, казнили друга ее сына. Хелльвир прогнала непрошеные воспоминания и постаралась сосредоточиться на настоящем. Ей не хотелось думать о неприятных вещах.
– Тебе нужно поесть, – сказала Хелльвир. – Хотя еда, наверное, немного остыла.
Она поставила поднос брату на колени, стараясь не касаться синяка на бедре, который никак не заживал.
Фарвор взял ложку двумя пальцами, рассеянно посмотрел на суп. Хелльвир взбила подушку и подложила ему под голову.
– Тебе не нравится, как он пахнет? – спросила она, когда стало понятно, что он не будет есть суп.
Ей хотелось, чтобы он съел хоть что-нибудь. Она увидела, как двигаются его челюсти.
– Значит, вот как теперь? – прошептал он. – Мы едим остатки?
Хелльвир села на край его кровати.
– О чем ты? – мягко спросила она.
– Это… это нормально, – бормотал он. – Это нормально. Но не должно быть нормально. Как так может быть,
