class="title1">
Бойкоты импорта
Революция тяжело ударила по удовольствиям шопинга. С 1765 и до 1775 гг. стратегия вигов строилась на бойкотах английской продукции. Один из авторов «Boston Gazette» рассуждал так: «Мягкие средства всегда надо испробовать первыми, и они всегда лучшие, если отвечают всякой хорошей цели. Такие средства в нашей власти, и если мы будем использовать их единодушно и мудро, я не сомневаюсь в успехе, ибо Господь защитит праведных и их дело»[1012]. В этих рассуждениях была своя логика. Зависимость американцев от импорта из метрополии имела и другую сторону: британская промышленность зависела от американского рынка. Отсюда и расчет вигов на эффективность экономического давления на метрополию. Этот расчет оправдался лишь отчасти: английских купцов удалось убедить, а вот парламентариев – нет. Но так или иначе, бойкоты в течение предреволюционного десятилетия постоянно возобновлялись, становились все более масштабными и организованными.
В августе 1764 г. пятьдесят бостонских купцов договорились не покупать предметы роскоши из Великобритании в ответ на Сахарный акт[1013]. Это, видимо, был первый пример такого рода. Несколько соглашений о прекращении импорта было принято в период кризиса, связанного с гербовым сбором 1765 г. В частности, двести купцов Нью-Йорка согласились не ввозить из Англии ничего, пока ненавистный акт не будет отменен[1014].
От кризиса к кризису размах бойкотов возрастал. Действия разных колоний координировались сетью «комитетов связи»[1015]. В протестах против Актов Тауншенда и связанных с ними бойкотах объединились купцы Бостона, Нью-Йорка, Филадельфии, других колониальных портов. Наконец, в 1773 г. Парламентом был одобрен Чайный акт, и бойкоты возобновились в еще больших масштабах. «Ни в коей мере недостаточно сказать, что налог ограничен единственным пунктом, а именно, чаем… – гремел С. Адамс на страницах «Boston Gazette», – если это так, то лишь потому, что в данный момент парламенту угодно не требовать у нас большего»[1016]. Он заявлял, что каждый, кто купит хотя бы фунт «проклятой травы», предает тем самым дело свободы. Здесь были возможны местные вариации. Например, жители Провиденса (Род-Айленд) принимая соглашение об отказе от импорта, сочли необходимым уточнить некоторые позиции: запрещалось импортировать сукна дороже 9 шиллингов за ярд, батист дороже 4 шиллингов за ярд. Потребление чая, специй, черного перца предлагалось всего лишь ограничить[1017]. В резолюциях нью-йоркских купцов исключений было больше: из запрета на импорт исключались уголь, соль, парусина, гребни для чесания шерсти, проволока, точильные камни, мел, свинец, олово, листовая медь и немецкая сталь. Зато они договорились прекратить торговлю также с Гамбургом и Голландией (кроме ввоза черепицы и кирпичей). Нарушители запрета провозглашались врагами своей страны[1018].
Наконец, по решению Первого континентального конгресса («Ассоциация»), с 1 декабря 1774 г. американцы должны были полностью отказаться от импорта или потребления товаров из Великобритании, Ирландии, Британской Вест-Индии.
Отказ от привычных моделей потребления стал похвальным знаком патриотизма. Популярный «Совет леди», впервые появившийся в 1767 г. и несколько раз переизданный, призывал красавиц:
Пускай домотканое платье скромнее,
Чем бархат и шелк превосходный.
Но если все будут ходить в домотканом,
Воскликнут: «Ведь это же модно!»
……………………………
Забудьте и черный чаек, и зеленый,
Обложенный новым налогом.
Купите душистый запас «лабрадора»,
И будете с добрым итогом[1019].
Покупатели действительно начали бойкотировать и импортные товары, и купцов-«импортеров». Именно это обещали резолюции маленьких новоанглийских городков. Митинг в Роксбери (Массачусетс) объявлял соглашение о запрете импорта «добродетельным и похвальным планом»[1020]. Жители Эктона (Массачусетс) обещали обращаться с «импортерами» «крайне пренебрежительно»[1021]. Патриоты из Портсмута (Нью-Гэмпшир) приняли решение не давать убежища «импортерам» из соседних колоний и лишать лицензии содержателей таверн, которые позволят продавать импортные товары в своем помещении[1022].
Газеты охотно рассказывали о патриотическом поведении покупателей. Например, в 1768 г. в «Boston Gazette» появилась история о том, как в Чарльстауне (Массачусетс) одна из местных «дщерей свободы» отослала в лавку уже заказанные товары, узнав, что в этой лавке в числе прочего продается чай[1023]. Это действовало на общественное мнение. Священник С. Купер отмечал: «Тех немногих, кто решается импортировать… тех покупатели избегают более, чем когда-либо»[1024]. Если кто-то не проявлял должного патриотизма, ему можно было мягко подсказать правильную линию поведения. В той же «Boston Gazette» в 1770 г. появилось объявление, подписанное «Намек для жены». В нем сообщалось следующее: «Миссис Уингфилд и миссис Кертис просят воздержаться от посещений магазина Макмастера, не то будет считаться само собой разумеющимся, что у их визитов нет иной цели, кроме покупки неразрешенных товаров»[1025]. В 1774 г. не кто иной, как Томас Джефферсон вынужден был публично извиняться за набор подъемных окон, которые заказал для своего особняка в Монтичелло еще до вступления «Ассоциации» в силу[1026].
К 1774 г. за соблюдением бойкотов следили специальные комитеты. Отношения между комитетчиками и торговцами – отдельная интересная тема, полная драматических поворотов. Разрушить налаженную логистику и переключиться на местных поставщиков было не всегда возможно и всегда затруднительно. Не все были готовы жертвовать прибылями ради добродетели.
Комитеты строго следили за выполнением бойкота. Бостонский торговец Грин-младший просил у них разрешения продать со своего склада бочонок гвоздей клиенту, который крайне нуждался в гвоздях. Разрешения он не получил. Через некоторое время «Бенджамин Грин и сын» были все же пойманы на продаже импортных товаров. Комитет потребовал от покупателей вернуть предосудительные покупки или возместить их стоимость[1027]. Впрочем, «комитетчики» не всегда были неумолимы. Порой они шли на уступки. Так, комитет Нового Ганновера (Северная Каролина) официально разрешил пожилой леди-лоялистке пить чай, из сочувствия к ее возрасту и болезням[1028].
Самые смелые «импортеры» пытались просто игнорировать вигские инициативы. Так, бостонский торговец Уильям Пэттин, несмотря на запрет, осмелился рекламировать «английские сахарные головы среднего качества, столь же хорошие, как и сахар двойной очистки, произведенный у нас». Это звучало вызывающе: лучшая местная продукция сопоставлялась лишь со средним уровнем английской[1029]. Но такая дерзость могла закончиться плохо. В 1769 г. разъяренная толпа выступила против бостонских лавочниц сестер Каминг за то, что они продолжали импортировать британские товары. «Я сказала им, что мы никогда не заключали никакого соглашения об отказе от импорта»[1030], – написала Бетси Каминг подруге. Члены наблюдательного комитета пригрозили опубликовать имена сестер в газете, но Бетси заявила, что огласка только «поощряет наших друзей покупать у нас»[1031]. Однако Каминги не смогли долго сопротивляться давлению патриотов, и
