вместе с подругами занялась шитьем рубашек для солдат. Американки собирали оловянную посуду и свинец из оконных рам, чтобы делать пули. Старые платки, простыни и одежда перерабатывались на перевязочный материал для раненых. Таких инициатив было довольно много[1085].
Почти все мобилизационные и регуляторные инициативы Войны за независимость действовали на местном уровне: такие вещи были вне компетенции Конгресса. Он мог лишь советовать. Тем не менее, в ряде случаев Континентальный конгресс также рекомендовал штатам установить максимум цен. Сторонником регулирования цен в Конгрессе выступил, например, Джон Армстронг из Нью-Йорка. Он считал «трусливым» предоставить внутреннюю торговлю самой себе и определенно высказывался в пользу максимума: «Я знаю, что против доктрины регулирования цен есть веские возражения, вернее, они выдвигаются очень веско… Я знаю огромные трудности, равно как и тонкости, сопровождающие исполнение [законов о максимальных ценах], а предусмотренные законом наказания, хоть они и тяжки, все же не следует считать неодолимым препятствием [для спекуляции]. Правда, добродетель черни очень низка, но все же не исчезла совершенно, и ее скрытые остатки должны еще спасти нас»[1086]. Армстронг не случайно упоминал о добродетели. Понятие добродетели, понятие самоограничения, критика роскоши и эгалитаризм были связаны в просвещенческом сознании теснейшим образом.
Конгресс неоднократно рекомендовал торговцам соблюдать максимальные цены. Так, в октябре 1775 г. был рекомендован потолок цен на кожу для изготовления одежды, в мае 1776 г. – на соль[1087]. Неожиданный толчок очередным попыткам установления максимума дало прекращение федеральных эмиссий. Люди опасались дефляции и надеялись таким образом остановить колебания курса бумажных денег. В декабре 1779 г. акты о регулировании цен приняли Нью-Джерси и Мэриленд. В январе 1780 г. собрался конвент 10 штатов (исключая обе Каролины и Джорджию) для обсуждения проблем таксации[1088]. Конгресс также поддержал эту идею.
Даже те политики, которые принципиально выступали против государственного регулирования экономики, возлагали надежды на максимум в чисто бытовом плане. Джон Адамс тревожился за семью: «Что с вами будет, не знаю. Как вы сможете жить, выше моего понимания, но я надеюсь, что регулирование цен вам поможет»[1089].
Не помогало. Таксация цен – это была типичная радикальная политика, аналог которой легко обнаружить в истории Французской революции. Однако в США эта политика оказалась неэффективной. Причины становятся очевидными при сопоставлении таксации в Америке и в якобинской Франции. В Америке отсутствовал важнейший элемент, необходимый для успеха максимума и прочих регулятивных мер: сильная центральная власть, способная навязать всей стране единообразную экономическую политику и соответствующие меры принуждения, которые только и могли заставить торговцев и предпринимателей соблюдать ограничения цен. Против таксации действовала и недостаточная урбанизация США: фермеры, в отличие от городских низов, вовсе не были в ней заинтересованы.
Торговцы пытались обойти максимум или просто его игнорировали. Когда чайный бойкот был наконец отменен, Абигайль Адамс обошла бостонские лавки, разыскивая чай по рекомендованной Конгрессом цене. Ее постигла неудача. «В этом вопросе продавцы не обращают внимания на Конгресс», – сообщала она мужу[1090]. Кушинг и Уайт из того же Бостона изобрели более тонкую стратегию, чем возмутившие Абигайль торговцы. В своей рекламе они выражали полную готовность продавать соль по фиксированной цене. Но более ласковый прием был обещан тем покупателям, которые принесут «в уголке своей сумы» индейку или другую домашнюю птицу[1091].
В конце концов, «монополизаторы» могли просто придерживать товары. Отсюда печальные результаты максимума, которые описывал массачусетский политик Руфус Кинг: «На рынок не привозят продуктов. Нет дров. Три дня назад в Бостоне я видел множество семей, уезжающих в деревню. Некий джентльмен, знакомый с положением в городе, сказал мне, что в тот день, по его предположениям, более сотни семей остались совсем без топлива, если только не находили его на городских складах. Те, кто был в Бостоне во время осады, говорят, что никогда еще не было так плохо с топливом и продовольствием»[1092].
Разумеется, с нарушителями пытались бороться. Обычным наказанием был штраф в размере незаконно полученной прибыли. Так, в феврале 1775 г. уилмингтонский комитет (Северная Каролина) получил сведения, что некий Джонатан Данбилри продавал соль по четыре шиллинга за бушель. Представ перед комитетчиками, торговец не нашел ничего лучше, как заявить, что столь высокую цену назначил «по ошибке». Он пообещал также вернуть покупателям деньги. И то, и другое удовлетворило комитет[1093]. В то же время, по данным историка Дж. Гроссмана, такие случаи были редки, и судебные архивы содержат лишь несколько примеров наказания спекулянтов[1094].
Неспособность властей остановить рост цен приводила к эксцессам, подобным «форт-уилсоновскому бунту» в Филадельфии в октябре 1779 г. В январе 1779 г. исполнительный совет Пенсильвании пытался зафиксировать цены на хлеб и другие жизненно необходимые продукты. Распоряжение совета требовало выявлять и наказывать спекулянтов, которые «губят трудолюбивых бедняков»[1095]. В апреле тем же вопросом пыталась заняться пенсильванская генеральная ассамблея[1096]. Но инфляция не останавливалась. Последовала петиция пенсильванских ополченцев, сетовавших на «чудовищно выросшие цены» и не знавших, как теперь прокормить свои семьи[1097]. Филадельфиец Сэмюэль Паттерсон не мог сдержать крик ужаса: «Помоги нам Боже! Ужасные времена! Бедняки голодают и ищут мести. Многие в страхе бегут из города»[1098].
В октябрьский день в таверне Бернса на 10-й улице собрались филадельфийские ополченцы. Мишенью их раздражения стал вигский лидер Джеймс Уилсон, пользовавшийся в городе славой умеренного политика и действительно выступавший против максимума. Кто-то кричал: «Хватай Уилсона!» Художник Чарльз Уилсон Пил, случившийся при этом, пытался остудить горячие головы, но безуспешно. Ополченцы захватили четырех известных в Филадельфии торговцев и протащили их по улицам города в ритуале публичного унижения. Джеймс Уилсон, не дожидаясь, пока до него дойдет очередь, забаррикадировался в своем доме вместе с несколькими единомышленниками. Ополчение осадило дом. Одному из «осажденных» пришла в голову неудачная мысль то ли оскорблять бунтовщиков через раскрытое окно, то ли даже выстрелить в них (рассказы очевидцев расходятся). Разъяренная толпа взломала двери, подожгла первый этаж. Оскорбивший ополченцев капитан был убит на месте. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы прибывший отряд городской легкой кавалерии не навел порядок. Было убито три или четыре ополченца. Позднее участвовавшие в бунте были помилованы. По мнению историков, инцидент показал границы радикализма вигов из среднего класса. Они определенно не были готовы выполнять требования городских рабочих и ополченцев[1099].
После 1783 г. попытки регулировать цены были оставлены. С наступлением мира суровая республиканская добродетель уступала место привычным и комфортным моделям потребления.
Глава 11. Одежда и мода в революционном обществе
