самых разных позах в своих фантазиях.
Глаза начинают слипаться, а дорого теряет четкость и мутнеет. Бутылки с пивом стремительно заканчиваются в ящике, увеличиваясь пустыми на коврике. Машина виляет из стороны в сторону, и я громко хохочу, словно объезжаю невидимые преграды. К счастью для меня дороги абсолютно пустые и только один пьяный кретин пытается угробить собственную жизнь. И изуродовать эту сраную тачку!
– Ненавижу! – можно подумать этот кусок металла слышит меня!
Сворачиваю в какую-то тупиковую подворотню и на приличной скорости въезжаю в бетонную стену. Меня встряхивает как тряпичную куклу. Жестко ударяюсь грудной клеткой о руль, но физическая боль ничто по сравнению с душевной.
Выбираюсь из автомобиля, приземляясь на четвереньки и шатаясь в разные стороны, открываю багажник. Тачке Брэда срочно требуется кардинальные изменения. Достаю небольшую кувалду и хорошим ударом оставляю вмятину на задней двери. Испытываю кайф. Дикий адреналин шарашит в крови, опьяняя сильнее алкоголя. Гладкую и полированную поверхность двери превращаю в огромную вмятину. Калечу переднюю дверь, представляя перекошенную от гнева рожу Брэда. Он пылинки сдувал со своей тачки и по-настоящему любил.
Оскаливаюсь в улыбке помешанного маньяка и со всей дури разбиваю лобовое стекло, но остается только трещина.
Элитная тачка, выигранная в споре, превращается в груду покорёженного металла. Такая же изуродованная и сломленная, как и я. И починить меня может только Майя…
Глава 27. Майя
Томас оставил меня около дома и бросил в одиночестве. После того я спасла Харда от самого себя и защитила от незнакомой женщины – его матери.
Разговор в машине получился тяжелый и очень болезненный для британца. Хоть он и старался выглядеть незатронутым и безразличным. Но мне в очередной раз удалось затронуть зачерствевшие струны души этого мальчишки, прячущегося за маской подлеца. И лучше узнать его. А сейчас я сижу на крыльце своего дома, закутавшись в кардиган и думаю о том, что отпустить Томаса было плохой идеей. Рассерженный и переполненный злостью, с приличной дозой алкоголя в крови, Хард мог натворить дел. Попасть в неприятности. Черт возьми, я позволила Тому сесть за руль в нетрезвом состоянии и уехать неизвестно куда!
– Идиотка! – прислоняюсь к перилам и тяжело вздыхаю, всматриваясь в сумерки. Я наивно верила, что смогу забыть слова Харда в библиотеке. Придумала идеальный, но наивный план по сохранению своего хрупкого сердца. Оставила признание Харда безответным.
Мне не хотелось признаваться кареглазому чёрту в чувствах и оголять свою душу перед парнем, с которым меня ничего не должно было связывать, но собственными руками я обрекла себя на жизнь с этим несносным говнюком и теперь боялась. Меня пугал не Хард, а возникающие чувства к нему. Именно поэтому я не хотела преждевременно признаваться в своих чувствах. Харду они не нужны, а мне не нужно разбитое сердце. Но проблема в том, что мое сердце уже принадлежало ему. Оно верно откинулось после ласковых, но уверенных слов брюнета: «она моя». И это пугало меня еще сильнее. Я не представляла себя ни девушкой Томаса, как и не представляла нас парой, хотя неоднократно шальная мысль о наших отношениях и вертелась в голове. Отвратительный характер британца, его высокомерие и прошлая аморальная жизнь выбешивали меня и от лица всех брошенных им девушек, я ненавидела его. Но моя ненависть быстро утихала, потому что я обладала способностью предугадывать действия Томаса и влиять на него. Хард прислушивался ко мне, хоть и через свойственную ему злость, но прислушивался. И мне нравилась эта странная власть над самовлюбленным придурком, возомнившим себя богом секса.
Нуждающийся голос британца в телефонной трубке и его жалкие попытки убедить меня, что он в порядке рухнули также, как и мой жалкий план. Бросила всё и приехала к испуганному мальчишке, окончательно признавшись себе в том, что влюблена в Томаса Харда.
Самое забавное, что несколько раз за вечер, после нашего безобразия в студии живописи, я собиралась позвонить Томасу, но зависала как замкнувший робот, и секунды таращилась на имя моего фиктивного парня, пока дисплей экрана не гас. Мне хотелось увидеть Тома, и я была даже готова столкнуться с его злостью, но я останавливала свои попытки немедленно заявиться в дом к брюнету. Пока Хард первый не позвонил мне. Приятная встреча с британцем сменилась эмоциональным столкновением с тайнами прошлого замкнутого мальчишки.
Телефонный звонок вырывает меня из тяжких дум, и я тешусь надеждой, что Хард уже соскучился по мне и снова захотел услышать мой голос. Но на экране высвечивается имя и фото самого дорого человека, и я счастливо лыблюсь.
– Привет, ба, – слышу её родной смех и чувствую окутывающее тепло. Словно бабушка сидит рядом со мной и обнимает.
– Привет, моя конфетка. Как твои дела? Безответственная бабка взяла и бросила тебе на несколько месяцев, – задорно хихикаю, представляя, как бабушка строит смешную рожицу, а за счет её больших и выразительных глаз она выглядит жутко смешно.
– У меня всё отлично! – И как ни странно, это чистая правда! – Ничего нового. Одна сплошная учеба… – за исключением того, что я ввязалась в спор с самым желанным парнем университета, поставив на кон свою девственность, успела привязаться к этому подонку и возможно даже влюбилась, а сегодня спасала его от родной матери. Но бабушке об этом знать не стоит, а занимательную часть про спор я вообще унесу с собой в могилу.
– Как у вас дела? Как тетя Люси?
– Тетя Люси закормила меня своими пирогами и фирменной выпечкой. Я подозревала, что она всегда завидовала моей фигуре, но не да такой же степени… – бабушка наигранно причитает, а доносящийся голос тетя Люси на заднем плане заявляет, что завтра она печет лимонный пирог. У меня предательски урчит живот и рот наполняется слюной! За всеми проблемами и переживаниями внезапно появившихся в моей жизни, я перестала нормально питаться.
– И ещё чай. Литры чая. Сначала ты сидишь с чашечкой ромашкового на веранде в кресле-качалке, а потом бежишь в дамскую комнату, – гогочу от смеха на всю улицу. В доме напротив даже загорается свет в окнах, но так спокойно и легко мне уже давно не было. С появлением Харда моя жизнь превратилась в одно сплошное напряжение.
– Майя, разрешишь мне погостить у Люси еще месяц, другой?
– Конечно! За меня не волнуйся. Только не налегай на выпечку, а то мало ли… – тишина в телефонной трубке немыслимо смешит меня.
– Очень смешно, Майя, – нарочито серьезный тон бабушки вообще убивает во мне всю серьезность.
– Люблю тебя, ба.
– И
