сегодня, – Томас набирает полную грудь воздуха, я вижу, как его плечи поднимаются и задерживаются без движений на несколько секунду, а потом он шумно выдыхает, – сегодня отец просто сказал, что разочарован мной. Спокойным, смиренным голосом, словно потерял надежду изменить меня и перестал бороться. После устроенного скандала с этой… Он принял её сторону. Всё пытается вернуть семью, которой никогда не было.
Не думаю, что мистер Хард имел в виду именно это. Обозленный и расстроенный Томас хорошо умеет приукрашивать и искажать действительность. Почему я всегда пытаюсь найти оправдание поступкам отца Тома и защитить его? Потому что мой отец никогда не боролся за меня…
– Но машина разбита, – Хард ухмыляется и смотрит на меня через плечо, развеселенный моим переживанием и стремлением докопаться до истины. Томас не осознает, что мои тревоги настоящие, а не очередная жалкая игра и показуха, чтобы придать нашим отношениям правдивости в глазах окружающих. Внешне я абсолютно собрана и спокойна, но внутри у меня всё стянуто тугим узлом от всё нарастающего переживания, даже несмотря на то, что Хард относительно в порядке. Эмоционально он был разбит, как все хрупкие и бьющиеся предметы в его доме и покорёжен, как его автомобиль.
– Злость меня выжигала, и я просто решил избавиться от неё. Нашел тупик в подворотне и въезжал в бетонную стену снова и снова, – по спине бежит неприятный холодок от вырисовавшейся картины, – пока автомобиль значительно не пострадал. Полного удовлетворения мне это не принесло. Я нашел среди инструментов в багажнике кувалду и молотил по дверям, пока металл не деформировался.
– И ты пил за рулем! Во время вождения! – от досады хочется рвать не только на себя волосы, но и повыдергивать все милые кудряшки несносного подонка. – А если бы ты попал в аварию? – Хард неосознанно пожимает плечам. Большей безответственности я и представить не могла. Наплевательское отношение к собственной жизни ранит меня сильнее всех его слов.
– Ты была бы единственной кто переживал за меня, Майя, – это неправда! Томас отхлебывает пиво из бутылки, чтобы как-то усмирить предательски дрожащие губы.
– Тебе стало легче? – я тяжело дышу, как будто переживала всё происходящее с Хардом наяву.
– Забыла, как выглядит мой дом, Майя? Оглянись! – Томас огрызается и снова закрывается от собственных чувств. Но за сегодняшний день Том рассказал мне больше, чем за все наши отношения. – Теперь приберись в моем доме! – несносный мудак!
– А мне нужно выспаться!
– Вали! – выхватываю полупустую бутылку из рук британца и остатки содержимого выливаю в раковину, с удовольствием наблюдая как утекает темная жидкость.
– Мамочка, такая заботливая… – от томного, низкого шепота брюнета по телу пробегает приятный, сводящий импульс. Хард впечатывается в мою спину и кончиком носа задевает мочку моего уха, опаляя кожу своим ровным и теплым дыханием. Прокладывает влажную дорожку из поцелуев от ямочки за ухом до плеча. Делаю вид, что меня не трогает выходка брюнета, но рука предательски подрагивает и бутылка падает в раковину, но не разбивается. Это вызывает ухмылку Томаса, которую я чувствую кожей. Льну к оголённому телу Харда. Влажное дыхание британца щекочет ушко, и я полностью прижимаюсь щекой к его губам, прикрыв глаза от наслаждения.
– Не буду отвлекать, мамочка… – тихий скулеж вырывается из груди, а поясницу сводит от приятной тяжести.
Хард отстраняется, уверена, с удовлетворенной улыбочкой наблюдая за моей растерянностью и потерей контроля над собственным телом. Брюнет оставляет меня одну, возбужденную и раздраженную собственной бесхарактерностью, наедине с домашним хаосом…
Глава 28. Майя
У меня выдалась долгая и утомительная ночь. Не по приказу Харда, конечно, я отчаянно убеждала себя в этом всё время, а по собственной воли, целую ночь убиралась в его доме. Ликвидируя все последствия погрома, превращая хаос в прежнюю стабильную и унылую жилую обстановку.
Кухня была первая в моем списке на преображение. Крупные разбитые осколки от тарелок и стаканов, валявшихся по всему полу, я аккуратно собрала руками, отправив их в мусорное ведро. С мелкими осколками пришлось тяжелее и во избежание не нужных травм, я тщательно подмела и вымыла пол, каждую секунду проклиная спящего говнюка, чья вспыльчивость прибавила мне проблем. Но я неоднократно ловила себя на мысли о том, что мне нравилось убираться в доме Томаса. Складывалось впечатление, что я имею право на это обыденное действие, свойственное девушке, которая заботится о своем парне. И если раньше я категорически пресекала любые мысли на тему наших с Хардом отношений, то теперь мне нравилось прокручивать возможное развитие нашей интрижки по другому сценарию. Впервые, я увидела Тома беззащитным и уязвимым, в том состояние, когда могла использовать его в своих корыстных целях. Но всё чего мне не хотелось – это помочь, даже несмотря на то, что британец умудрился со свойственным ему изяществом, нахамить мне. Хард нуждался во мне, если не в регулярных отношениях со мной, когда каждую секунду своего времени он был бы рядом, засыпая и просыпаясь со мной в одной постели или наблюдая, как я сплю, то хотя бы в моем присутствие в его жизни. В противном случае, Томас закончил бы свою мысль. Сказанные слова британца причинили бы мне ожидаемую боль, и я бы ушла. Но этого не произошло и маленькой влажной тряпкой, я протирала стол, надеясь, что отсутствие мелких осколков – это признак хорошей работы, а не зрение, которое меня подводит.
Гостиную убирать оказалось приятнее и интереснее. Колоссальный разгром, разбитые бутылки и стекла на полу с перевернутой мебелью, выдавали яркую и ощущаемую тоску человека, который перевернул всё вверх дном. Я вспомнила надломленный голос Харда, когда он рассказал о своем отце, внезапно смирившегося с тем, что его родной сын плохой человек и переставшего бороться за него, одновременно вставший на сторону женщины, что оставила маленького Томаса. Мне захотелось немедленно ворваться в спальню к брюнету, разбудить, наорать за то, что он использует меня как служанку и поцеловать, вселяя поддержку. Внезапный порыв, возникший в моем сердце, пришлось контролировать и сконцентрироваться на чем-то более реальном и досягаемом, например, на битом стекле от бутылок, которое, как и его ближайшие родственники, отправились в мешок для мусора.
Перевернутый трехногий стол я оставила в том положение, в котором он пострадал от рук Харда, как напоминание о случившемся и возможность вновь поговорить на деликатные темы. Одна из которых – судьба Харда.
Откровенно беседовать с вспыльчивым придурком относительно его будущего – бессмысленная трата времени. Именно поэтому я решила взять ситуацию в свои руки. Убираясь в
