самым модным и престижным фасоном платьев. Клиентка стояла в корсете и нижней юбке посреди мастерской, пока мантуйщик прямо на ней подгонял заготовки рукавов и корсажа, ведь эти элементы платья должны были идеально облегать торс и руки красавицы. Чтобы привлечь клиенток, мантуйщики старались воспроизводить последние европейские тренды. Для этого из Европы привозили особых кукол, одетых в наимоднейшие платья. Коллекции обновляли относительно часто. Например, Маргарет Броди из Уильямсберга в своей рекламе сообщала, что ей доставляют модных кукол каждые три месяца от мантуйщика самой королевы[1140].
Мастерицы вроде миссис Броди могли не только сшить новое платье, но и обновить старое. Это было немаловажно при дороговизне тканей в XVIII в. Например, можно было обновить обтрепавшееся кружево манжет-ангажантов, заменить декоративные банты, и костюм снова выглядел свежим. Представительницы элиты иногда давали себе труд отправить потерявшее вид платье в лондонскую мастерскую. Так, Марта Вашингтон посылала свое зеленое платье-сак в Англию, чтобы там его перекрасили, а если это не удастся, то хотя бы перешили на ночную сорочку[1141].
Немного об украшениях и аксессуарах
Конечно же, образ охотно дополняли украшениями. Некоторые из их разновидностей были известны чуть ли не с момента основания колоний. Это относится к печаткам, которые мужчины прикрепляли к цепочкам своих часов, а женщины – к особым поясным цепочкам-шатленам. Шатлен вообще был не только модным, но и полезным аксессуаром: к нему можно было прикрепить что угодно, от ключей до крючка для шнуровки корсета или бонбоньерки с освежающими конфетами. Стиль украшений следовал английским образцам. Их довольно внимательно отслеживали. Например, в 1765 г. «Boston Evening-Post» сообщала, что английские придворные дамы изобрели новое украшение: из золота, серебра и нескольких сортов шелка[1142].
Неизменно популярны были золотые кольца с сентиментальными надписями, которые дарили в знак любви. Модницы сходили с ума по джардинетти – кольцам с изображениями цветов, по брошам и эгреткам с драгоценными и полудрагоценными камнями. Джентльмены могли гордиться ювелирными пряжками на туфлях или эмалированными табакерками.
Моралисты могли ворчать сколько угодно, осуждая «украшения, назначенные для показа, не для пользы», могли снова и снова поминать проклинаемых пророком Исаией «дочерей Сиона», их «увясла и запястья, и пояса, и сосудцы с духами, и привески волшебные»[1143]. К XVIII в. перед блеском драгоценностей сдалась даже пуританская Новая Англия. У Даниэля Паркера бостонцы могли купить импортированные из Лондона брильянтовые сережки, аметисты и топазы для пряжек на туфли, коралловые бусы для детей[1144].
Излюбленным ювелирным камнем в Америке был гранат. Марта Вашингтон была особенно неравнодушна к гранатам и за свою жизнь собрала большую коллекцию, которая включала ожерелья, эгретку, серьги, кольца и броши. Любили также жемчуг. В реках Северной Америки жемчуг есть, но мелкий и тусклый. Так что предметом мечтаний были перлы из Персидского залива и Индийского океана. Активизация торговых связей с Востоком принесла в Америку бриллианты. Колонисты «охотились» за бриллиантовыми кольцами, серьгами, пряжками, ожерельями, брошами и медальонами. Те, кто не мог позволить себе алмазы, довольствовались их имитацией из пасты или горного хрусталя.
Поначалу импортировали готовые изделия с алмазами. Но самые предприимчивые из американских ювелиров под конец колониальной эпохи начали делать на заказ украшения с бриллиантами, а также ремонтировать их. Ювелир Абель Бьюэл из Коннектикута заявлял, что нашел «истинный метод» огранки и полировки рубинов, гранатов, топазов, аметистов, а также неких «белых и коричневых кристаллов (которыми изобилуют американские колонии)»[1145]. Свойственная эпохе Просвещения страсть к новым изобретениям здесь гармонично сочеталась с патриотическим отказом от импорта.
Несмотря на инициативы отдельных мастеров, даже после революции ювелирное мастерство было слабо развито в Америке, и большая часть украшений импортировалась[1146].
Если отвлечься от блеска ювелирной продукции и обратиться к другим, не менее желанным аксессуарам, то стоит рассказать про предмет мечтаний всех американских модниц – зонтик. В 1760-х гг. в Англии в моду вошли зонты из промасленного шелка. Их использовали для защиты и от дождя, и от солнца. «Pennsylvania Gazette» восхваляла модную новинку не просто как «грациозный элемент костюма», но и как защиту от болезней, якобы причиняемых солнечным светом, от головокружения до эпилепсии[1147]. О том, как выглядели зонтики в колониальной Америке, можно судить по объявлениям бостонского ремесленника Айзека Гринвуда. Если верить рекламе, он мастерил элегантные вещицы с ручками из красного дерева, спицами из бронзы или слоновой кости. На раму натягивался шелк, который мог быть расписан. Стоил такой зонтик примерно 4 фунта[1148].
И конечно же, кокетка XVIII в. никак не могла обойтись без веера. Он был столь же необходим для леди, как шпага для джентльмена. Европа открыла для себя прелесть складных вееров еще во времена Тюдоров. Одна из самых ранних моделей красовалась на поясе королевы Елизаветы I. Век Просвещения подарил веерам встроенные механизмы: например, существовали модели раздвигающиеся, точно телескоп, или даже заводные, снабженные аналогом часовой пружины. Простенький веер можно было смастерить самостоятельно, например, из индюшачьих перьев. Дорогие импортные веера делались из слоновой кости и шелка, иногда даже украшались драгоценными камнями. На ткани могла красоваться пасторальная сцена или мифологический сюжет, но бывало и так, что изящные дамские аксессуары становились средством пропаганды. Сохранился английский веер, сделанный в 1782 г., с изображением Победы в колеснице, орла и совы. Что за триумф праздновала его владелица? Вполне вероятно, что она симпатизировала партии вигов – сторонников Американской революции – и демонстрировала свое восхищение победой американцев при Йорктауне[1149].
А еще веер был незаменим при общении с противоположным полом. Можно было уронить его, предоставив кавалеру галантно возвратить «потерянное» владелице. Можно было затеять игру: веера раскладывали на столе, и джентльмены вслепую выбирали один из них, а потом обязаны были танцевать с той, кому веер принадлежал. С помощью модного аксессуара можно было выразить многое (в тогдашней России это называлось «махаться»). Например, прижав веер к сердцу, дама признавалась поклоннику: «Я ваша навсегда», а деликатно зевнув за раскрытым веером, подавала ясный противоположный сигнал[1150].
Обувь
Женские туфельки XVIII в. делались из шелка или атласа, в более практичном варианте – из коломянки (плотная гладкая льняная ткань). Для отделки использовались пряжки, кружево, вышивка. Довольно высокий модный каблук в форме рюмочки был смещен от пятки к середине стопы. От этого ножка казалась меньше, но ходить приходилось на цыпочках. Туфельки на левую и правую ногу не различались.
Ходить в легких шелковых туфельках по грязным городским улицам было невозможно. Дженет Шоу, пытавшаяся пойти в такой
