class="subtitle">От шелка до посконины. Одежда для джентри, одежда для фронтира. Немного об украшениях и аксессуарах. Обувь. Прически и головные уборы. Макияж. Макарони и прелестницы. Прядильные посиделки
От шелка до посконины
Символом роскоши в одежде XVIII в. были дорогие ткани: шелк, бархат, тафта, парча. Ткань воспринималась как зримый показатель элегантности[1100]. Шелк был несомненным символом статуса. Бомарше вместе с пулями разных калибров и одеждой для солдат отсылал в Америку шелковые чулки и платки «для господ офицеров»[1101]. Президент Конгресса Генри Лоуренс просил Сэма Адамса посоветовать, где можно купить шелковые платки по разумным ценам[1102]. Столь же статусным было кружево, шедшее на отделку и мужской, и женской одежды. Самые дорогие кружева, мехельнские, славились по всему западному миру, ведь они были в моде при французском дворе. Именно такие были на подвенечном платье Марты Вашингтон. Из бархата шили дорогие платья и мужские кафтаны.
Сердца модниц поскромнее были отданы индийским тканям. Именно такую скромную элегантность описывал Джон Адамс: «Наши парни покупают голубые сюртуки с красивыми желтыми пуговицами и баутонские суконные куртки и бриджи. А наши девушки носят набивные ситцы, чинцы[1103], и кружева, и другие финтифлюшки для украшения»[1104].
В противоположном сегменте размещались ткани дешевые и прочные: саржа, «лебединая шкурка»[1105], каразея и др. Неожиданной популярностью пользовалась русская посконина. Эта ткань из конопляного волокна отличалась исключительной прочностью, но никогда не считалась элегантной. В русской культуре она устойчиво ассоциировалась с бедностью. У Некрасова заветная крестьянская мечта:
Кабы так нам зажить, чтобы свет удивить:
Чтобы деньги в мошне, чтобы рожь на гумне;
Чтоб шлея в бубенцах, расписная дуга,
Чтоб сукно на плечах, не посконь-дерюга…
Словом, менее экспортный товар и представить сложно. И тем не менее, в XVIII веке эта ткань шла на экспорт. В рекламных блоках колониальных американских газет она постоянно встречается. Существовали даже два типа: более тонкая (Russia sheeting) и более грубая (Russia drab). Обычно они не отбеливались и, соответственно, были серого цвета, но могли и окрашиваться. Русская посконина считалась настолько качественной, что успешно конкурировала с английской мануфактурой. Дошло до того, что в 1773 г. в парламент поступила петиция портных и мануфактурщиков, производящих девонширскую каразею (Devonshire kersey) – грубую шерстяную ткань. Они жаловались на конкуренцию со стороны русской посконины и подобных грубых иностранных тканей, которые английские низшие классы предпочитали отечественной шерсти и льну[1106]. Из этого прочного материала изготавливали ранцы, мешки, сумки, сиденья для стульев, чехлы для фургонов, палатки и одежду. Во время Войны за независимость в русскую посконину одевались солдаты пенсильванского ополчения и южнокаролинские партизаны из отряда Фрэнсиса Мариона[1107].
Джинсовая ткань не ассоциируется с XVIII веком. Джинсы были впервые сшиты Джекобом Дэвисом в партнерстве с Леви Страуссом в 1853 г. За исключительную прочность их полюбили золотоискатели и ковбои тогдашней Калифорнии, и началась история их триумфального шествия по миру. Но джинсовая ткань была известна задолго до этого. В 2010 г. были выставлены картины итальянского художника XVII в., получившего прозвище «Мастер голубых джинсов». Его персонажи щеголяют куртками и юбками из очень характерной синей ткани. Дешевая и прочная, она производилась в Генуе и окрашивалась в синий цвет при помощи индиго. Ее охотно покупали английские моряки, ведь джинсовая ткань не боялась непогоды и была ноской. Американцы тоже ее оценили. Так что ничто не мешает представить себе, скажем, Джона Адамса, занимающегося хозяйством на своей ферме в джинсовой куртке.
До 1765 г. все эти ткани, от шелка до посконины, объединяла одна особенность – они были импортными. Колониальные магазины предлагали широкий ассортимент, «только что из Англии» или «только что из Европы». Франция, Англия, Индия постоянно упоминались в объявлениях торговцев мануфактурой. В Бостоне у Калеба Бланшара на Юнион-стрит можно было приобрести сатин и шелк, бязь, фланель, уилтонскую шерсть, немецкую саржу, каламанко (плотная шерстяная ткань, имитирующая верблюжью шерсть), шалон (разновидность легкого сукна из Франции; шла обычно на летнюю мужскую одежду), тамми (шерстяная или полушерстяная подкладочная ткань), «сновальщики» (так назывались ткани с крупным узором, особенно производимые в Манчестере), клетчатые ткани, лен всяких видов[1108]. Но бойкоты импорта во второй половине 1760-х гг. сильно изменили ситуацию.
Именно тогда, например, появился американский шелк. Первые попытки получить шелк в Северной Америке относятся еще к первым годам существования Джеймстауна. По приказу Якова I в Виргинию были завезены гусеницы шелкопряда, но не прижились. В 1760‐х гг. патриоты взялись за дело более энергично и планомерно. В одном из типичных объявлений этого времени садовник Уильям Дэвидсон счел необходимым дополнить свой ассортимент саженцев «тутовыми деревьями для шелковичных червей»[1109]. В Филадельфии в 1770 г. (не без участия неизменного Франклина) заработала шелкоткацкая фабрика. В Коннектикуте шелководство расцветало благодаря энтузиазму Эзры Стайлза, президента Йельского колледжа. Он экспериментировал с разведением шелкопряда и в 1772 г. с торжеством подарил старшей дочери платье из шелка собственного производства[1110]. Особый акт штата Коннектикут, принятый в 1784 г., обещал премии за разведение тутовых деревьев и производство сырцового шелка[1111]. К 1804 г. в Мэнсфилде (Коннектикут) производилось 1300 фунтов шелка-сырца. В его производстве были заняты около трех четвертей жителей городка[1112].
Стремление к экономической независимости дало толчок и производству кружев. Оно сосредоточилось в Ипсуиче (Массачусетс). Кружево делалось на коклюшках и напоминало мехельнские и валансьенские образцы. Особенно популярны были черные кружевные шали из Ипсуича. В такой шали щеголяет миссис Эзекиль Голдтуэйт на портрете, написанном Джоном Синглтоном Копли в 1771 г.
Для тех, кто не мог позволить себе ни импортные ткани, ни даже продукцию американских мануфактур, оставался только один выход – заняться их изготовлением самостоятельно. Домотканая одежда на фронтире делалась обычно из шерсти или льна; «король Хлопок» еще не воцарился в южных штатах, и хлопчатобумажные ткани были только импортными. Распоряжения Конгресса, поощрявшие разведение овец, привели к тому, что производство шерсти действительно распространилось в США. Обычно овец стригли весной. Затем шерсть мыли, сушили в тени и складывали в мешки до зимы, когда было больше свободного времени для ее обработки. Далее пряли и окрашивали нити. Использовали скорлупу грецкого ореха для коричневого цвета, золотарник для желтого или зеленого, ферментированные ягоды сумаха для серого. Если удавалось разжиться покупным индиго, то можно было обзавестись и синим платьем. Самодельные ткацкие станки были громоздкими, и для них приходилось выделять особый сарай или навес. Ткачеством занимались весной и летом, а на зиму станки
