от разрываемой печали, а мысли в голове лихорадочно сменяют одну другую в поисках решения, которое уничтожит все попытки брюнета, потому что мозгами я понимаю, что могу стать одной из многих. Очередной забавой в руках парня, которому плевать на девушек, но сердце отбивает в груди нечеткий ритм и рвется в плен этого очаровательного подлеца.
– Пожалуйста, Майя, ответь мне что-нибудь, – он упирается ладонями в колени, чтобы встать и подойти ко мне и, если надо, потребовать немедленного ответа. Я делаю шаг назад и упираюсь в стену, в знак протеста поднимаю левую руку, останавливая попытку Харда.
– Я всегда думала, что, однажды, моим парнем станет самый обычный и заурядный молодой человек, но добрый и искренний, рядом с котором мне будет комфортно и уютно. И об этом мечтают все девушки. О человеке, за которым они смогут спрятаться и в котором будут уверены. Это необходимая стабильность, хотя бы для того, чтобы не чувствовать себя одиноким, – мой голос немного дрожит и самопроизвольно то повышается, то вновь делается едва слышимым. Мне было нелегко открываться перед человеком, который в любую секунду может плюнуть мне в душу и поднять все мои чувства на смех.
– Что насчет меня? – прорезающие игривые нотки в голосе брюнета встряхивают меня и я готова наброситься на него с кулаками!
– Ты отвратительный, Хард…
–…несносный, высокомерный, эгоистичный мудак, не уважающий других людей и плюющий на их чувства, – с каждым словом Хард приближается ко мне на целый шаг, а пути моего отступления закрыты. За спиной стена, впереди надвигающийся, как скала, Томас. – Я плохой человек, Майя, – британец прижимается ко мне, и я кожей чувствую завышенную температуру его тела. Горячее дыхание щекочет ухо и плавно спускается вниз по шее, дразня меня. Кончиками пальцев британец поглаживает мою спину, размеренно дыша, в отличие от меня. Моё дыхание было сродни первым глоткам воздуха спасенного утопающего. Только в моем случае, я тону в… Харде.
Томас заправляет прядь волос за ухо и тихим низким шепотом произносит:
– А ты хорошая девочка, Майя, – я слегка бьюсь головой об стену и радуюсь этой отрезвляющей боли, как и стене, которая поддерживает мое слабое и податливое тело. В противном случае, я сползла бы на пол, наслаждаясь своей беспомощностью, на которую меня обрек проклятый мудак. По моему позвоночнику бежит табун колющих мурашек, замирает на пояснице и сводит в тугой узел мышцы в низу живота.
– Ты умная и ответственная, чрезмерно щепетильная, внимательная и заботливая. Одним словом, до ужаса скучная, предсказуемая и, – мокрые губы Харда зажимают мочку уха, вызывая желание вперемешку с немедленной потребностью прекратить это совращение моей хрупкой души, – правильная. Тебе не хватало свободы и раскрепощённой. Одним словом – меня! – Том обнимает меня за талию и прижимается щекой к моему виску, продолжая нашептывать свои убедительные доводы. – Ты на меня так тонко реагируешь, Майя и тебе это нравится. Нравится моя бесцеремонность и мое умение доставлять тебе удовольствие, – он зарывается в мои волосы, шумно вдыхая их аромат, – потому что я всегда знаю, чего ты хочешь. – Хард отстраняется и тянет меня за собой, отступая назад, обратно к постели. Садится на самый край, устраивая меня у себя между ног, не встречая видимых сопротивлений с моей стороны. Томас держит меня за руки и поглаживает большими пальцами, улыбаясь мыслям в своей голове.
– Что это? – напряжение сковывает каждую мышцу на его лице и он с лихорадочной злостью изучает мелкие порезы на моих ладонях.
– Порезалась вчера, когда убирала стекла, – пожимаю плечами, не понимая причину переполоха. Это всего лишь ссадины, от которых совсем скоро и следа не останется.
– К уже имеющимся, я добавил новых, – в карих глазах Томаса сквозит вина, и я вынуждено отступаю от британца. Я не готова вновь возвращаться к разговору о своем прошлом, поэтому прибраться на столе Харда мне кажется хорошей затеей, чтобы избежать нежеланной беседы.
Томас разворачивается и садится напротив меня, наблюдая за моими нелепыми попытками навести порядок.
– Майя, – он берет меня за руку и заставляет обернуться. Слышу в его голосе беспокойство, которое нещадно пронзает моё сердце. Ему не все равно!
– Всё нормально, Хард. Это всего лишь ссадины и в отличие… – слова застревают в горле от подступивших слёз, – эти ссадины пройдут и от них не останется и следа.
– А они болят? – Хард притягивает меня к себе и хватает за бедра, удерживая на месте, потому что если бы он этого не сделал, я как мешок рухнула бы в его объятья…
– Прикосновение к ним боли не причиняет. Эти шрамы скорее заставляют меня вспоминать о прошлом…
– Можно… – я отшатываюсь от одной мысли о том, что Том может коснуться моих отметин и заставить меня снова пережить все ужасы прошлого. Хард понимающе воспринимает защитный механизм моего тела. Британец плавно поднимается на ноги, а мое сердце подлетает к горлу, и я сглатываю, проталкивая пульсирующую мышцу на место. Томас подходит ко мне и прижимается губами к моему лбу, и я просто расслабляюсь от нежного касания сухих губ брюнета и это лучше любого поцелуя.
Кладу ладонь ему на грудь, кончиком пальца касаюсь выступающих ключиц и сейчас меня может накрыть осознание того, что я люблю этого несносного хама и бабника.
Ладонь Харда соскальзывает и аккуратно касается левого бока, усыпанного шрамами на любой вкус. Меня пронзает острая, неприятная, выворачивающая наизнанку боль, но не от прикосновений Томаса, а нахлынувших образов прошлого.
– Том, не надо… – хватаю его за запястье, не позволяя больше прикасаться ко мне и вместе с тем задыхаясь от одного единственного и нежного прикосновения британца.
Он садится на кровать, упирается лбом в мой живот и тяжело дышит. Не двигаюсь с места, прислушиваясь к ощущениям собственного тела, пытаясь понять, чего оно хочет. Чего хочу я. И пока ищу весомые оправдания, губы Харда прикасаются к одному из моих шрамов, оставляя поцелуй на покалеченном участке тела.
– Том… – стон отчаянья вырывается из забитой груди и будучи не в состоянии здраво мыслить, не осознаю с чем связан мой сдавленный с тон, с болью, с чувственным наслаждением и с болезненным удовольствием, неприятные ощущение от которого отходят на второй план.
Хард расстегивает пуговицу и молнию на моих джинсах, и чуть приспускает брюки, обнажая низ живота и бедра. Мне приходится придержать трусики, чтобы нижнее белье осталось на положенном месте. Томас хмыкает, забавляясь моим самоконтролем. Он внимательно рассматривает шрамы с левой стороны и хмурится всякий раз, замечая глубокие и плотные рубцы на коже. Меня
