которые можно расположить так, чтобы представлять Соединенные Штаты и несколько королевств, с которыми они в союзе. Шляпа такого фасона, несомненно, вызовет уважение – она покажет, что красавицы на стороне федерального дела и что федеральный патриот всегда встретит их искреннее одобрение»[1168].
Пенсильванская шляпка в крапинку. Гравюра из альбома модных причесок. 1783 г.
Для защиты от пыли или непогоды на высокую прическу можно было надеть калеш (calash) – чепчик на складном каркасе, не мявший сложно уложенные локоны.
Белые льняные чепчики носились как часть повседневного костюма. Простые американки XVIII в. редко появлялись без головного убора. Покрытые волосы женщины были символом скромности, в соответствии со словами апостола Павла[1169].
В истории мужской прически XVIII век – эпоха пудреных париков. Таким должен был обзавестись каждый, кто претендовал на определенный социальный статус. Преподобный Деверо Джаррет, виргинский священник, выросший в семье бедного фермера, в детстве буквально шарахался от людей в париках, робея перед «знатью». И первым предметом туалета, которым обзавелся он сам, когда получил сан, был именно парик. Старый и, возможно, выброшенный за ненадобностью, он все равно позволял бедному пастору казаться «чем-то большим, чем обыкновенно»[1170].
Парики изготавливались из самых разных материалов – конского волоса, овечьей шерсти, шелка. Но самые качественные модели делались из человеческих волос. Стоили они дорого. В зависимости от вида и качества их цена колебалась от 2 до 4 и более фунтов. На эти деньги мужчина среднего достатка мог одеться с ног до головы. Парик также требовал постоянного ухода – чистки, завивки и обработки пудрой. Брадобреи не только брили своих клиентов (на протяжении всего XVIII века гладкие щеки были непререкаемым стандартом), но и ухаживали за их париками. Здесь от них многое зависело. Массачусетские тори жаловались, что брадобреи-виги намеренно портят их парики. Некий Тимоти Пейн из Вустера (Массачусетс), с которым случилась такая незадача, не нашел ничего лучше, как демонстративно подарить испорченный парик своему рабу и вообще отказаться от париков самому[1171].
Пенсильванский чепчик, или Новая Кларисса. «Модная галерея», 1781 г. Название этой модели чепчика отсылает к актуальной американской теме и одновременно напоминает о героине популярного романа С. Ричардсона
Статья в «Freeman’s Journal» живо описывала, о чем мог побеседовать джентльмен со своим брадобреем воскресным утром в 1783 г. Например, о заселении западных земель, об эвакуации англичан из Нью-Йорка или о перспективе новых налогов. А то еще собеседники не сойдутся во взглядах на судьбу Гибралтара, и клиент выплеснет в лицо брадобрею тазик, полный горячей пены для бритья[1172].
Джентльмены-виги, вероятно, могли рассчитывать на лучшее обслуживание, чем лоялисты. Однако в условиях военных дефицитов им оставалось лишь вздыхать о настоящей пудре, ароматной[1173], белоснежной или, возможно, голубоватой или розоватой. Всю эту роскошь заменяли просто мукой[1174]. Еще одна уловка, на которую шли джентльмены, не имевшие возможности достать хороший парик, была такая: собственные волосы зачесывались и напудривались так, чтобы казаться париком. Ироничный Франклин замечал: «Парики сначала были сделаны, чтобы имитировать хорошую естественную шевелюру; но когда они вошли в моду… мы увидели натуральные волосы, убранные так, чтобы казаться париками»[1175].
Длинные аллонжевые парики еще можно было увидеть в 1760-х гг., но модные тренды требовали более компактных моделей. Среди них: «шапочка» – короткий вариант с буклями; «боб» – недлинный парик с локонами. Парик с оплеткой отличался длинной косицей, плотно оплетенной шелковой лентой. Виргинский политик Пейтон Рэндольф покупал по два парика-«боба» каждый год. А вот Вашингтон, видимо, парика не носил, предпочитая пудрить и завивать собственные волосы. Джефферсон же долго экспериментировал с париками, попробовав и модель с оплеткой (tie wig), и модель с косичкой (queue wig), но в конце концов остановился на «бобе»[1176].
Наиболее популярные фасоны мужских шляп в революционной Америке – треуголка и двууголка. Их широкие поля приподнимались и закреплялись, образуя углы. Способ ношения зависел от капризов моды. В Филадельфии Джозеф Лакост и К° рекламировали шляпы с особенно удобными полями, которые можно было загнуть по европейской или американской моде или просто по собственному вкусу[1177]. Такие шляпы носили военные и охотники, а в светской жизни кавалер часто держал треуголку под локтем, как декоративный аксессуар. Франклин не преминул пройтись и по этому поводу: «При всех дворах и во всех столицах Европы есть множество благородных людей, которые ни сами, ни отцы их, не носили шляпы иначе, как под мышкой, хотя полезность такого способа ношения отнюдь не очевидна, и он сопровождается не только кое-какими расходами, но и некоторой степенью постоянных хлопот»[1178].
Делать меховые шапки в колониях запрещалось специальным законом Парламента (Шляпный акт 1732 г.)[1179]. Джефферсон с возмущением комментировал: «По закону, изданному в 5-й год правления его величества, короля Георга II, американскому подданному запрещается шить себе шляпу из меха, добытого им, возможно, на его родной земле. Это пример деспотизма, которому нельзя найти равного на протяжении самых деспотических веков истории Британии»[1180]. Но антиколониальная борьба сказалась и здесь: уже в 1766 г. некий Дэниэль Джонс из Бостона рекламировал шапки, бобровые и биверетовые (кроличьи «под бобра»), причем своего собственного производства, не обращая внимания на законодательный запрет[1181]. В ходу были и фетровые шляпы (именно такую предпочитал Дэниэль Бун).
Символом фронтира стала енотовая шапка. Поселенцы заимствовали ее у индейцев Теннесси и Кентукки. Шапку шили из целой шкурки, сохраняя голову и хвост енота в качестве украшения. Такой головной убор носил Мерриуэзер Кларк во время экспедиции Льюиса и Кларка[1182]. Бенджамин Франклин явился ко двору Людовика XVI в бобровой куртке и енотовой шапке (по другим версиям, шапка была из куньего меха), как живое воплощение американской близости к природе.
Единственная деталь туалета, которая была прямо связана с революционной символикой, – это фригийский колпак. Он использовался «сынами свободы» начиная с 1765 г. Во время Войны за независимость солдаты надевали такие колпаки, связанные из красной шерсти и часто украшенные лентами с девизом «Конгресс» или «Свобода или смерть». Зимой отвороты фригийского колпака можно было опустить для защиты от холода[1183]. Впрочем, как принадлежность костюма, фригийские колпаки не были сильно распространены. Зато они активно использовались в символическом пространстве. Подобными колпаками могли увенчивать «столпы свободы» (о чем упоминает В. Ирвинг). В 1763 г. появилась гравюра У. Хогарта, изображавшая английского радикала Дж. Уилкса с посохом, увенчанным фригийским колпаком.
