принцесса. – Я чувствую себя замечательно, лучше, чем когда-либо! Бион, приготовь мне ванну и принеси чистый костюм для верховой езды, седло и прочее. Мы еще обуздаем эту зверюгу.
Когда Хелльвир услышала это, у нее внутри как будто что-то съежилось и умерло. Ядовитые слова готовы были сорваться у нее с языка, но королева опередила ее.
– Сегодня ты никого обуздывать не будешь, Салливейн. Сядь.
Принцесса откинулась на подушки, продолжая сгибать и разгибать руки и потягиваться.
– Но, бабушка, я же почти укротила его! Мы скакали во весь опор, ты бы видела, как он несся…
Звук пощечины был оглушительным, как треск льда. Камни в массивных кольцах, украшавших руку королевы, на миг вспыхнули в лучах утреннего солнца. Потрясенная, Хелльвир смотрела, как Салливейн прижимает ладонь к красному пятну на щеке. Ее безумный взгляд погас, лицо омрачилось; глядя на бабку, она сжала руку в кулак.
– Ты только что умерла, Салливейн. Опять. – Королева наклонилась над ней, и тень упала на лицо принцессы. – Ты считаешь, что у меня мало забот и что мне не хватает только глупой смерти внучки, которую она сама на себя навлекла? – Ее голос дрожал от гнева, и Салливейн втянула голову в плечи.
– Бабушка, я…
– Думаешь, я допущу, чтобы ты продолжала искушать судьбу, укрощая диких лошадей? Ты свихнулась?
Салливейн сидела молча, не шевелясь.
– Прости, бабушка, – прошептала она.
Хелльвир показалось, что воздух в комнате гудит от напряжения. Салливейн смотрела на окровавленные простыни. Она казалась очень маленькой и хрупкой под тяжелым взглядом королевы. Смерть все еще витала вокруг нее, словно обрывки паутины.
Прошло несколько секунд, и королева немного успокоилась; она положила руку на плечо Салливейн, притянула внучку к себе.
– Ты останешься в своей спальне до тех пор, пока не пройдет время, требующееся для выздоровления, – произнесла королева, не отрываясь от ее слипшихся пыльных волос. – Никто не должен заподозрить, что здесь сегодня произошло. А если тебе так необходимо ездить верхом, потом можешь ездить на любой из своих сорока укрощенных лошадей.
Салливейн немного отодвинулась.
– Но я почти его…
– Не спорь со мной. Кроме того, спорить бессмысленно. Я приказала его убить.
Салливейн резко отстранилась от бабки и вскочила на ноги. У нее был такой вид, будто ей снова дали пощечину.
– Что? Что ты сделала? – Она вытаращила глаза, и белки контрастировали с грязным лицом.
– Он был опасен.
– Но он был моим! – пронзительным голосом крикнула Салливейн. – Я выбрала его из табуна, вырастила его…
– Довольно, Салливейн, – устало произнесла королева. – У меня больше нет сил с тобой пререкаться. Из-за тебя я зря потратила день, а твоя травница – свои силы. – Выражение ее лица снова стало замкнутым, как обычно, и казалось, что высокие скулы вырезаны из камня. – Я разочарована. Не ожидала от тебя подобного легкомыслия.
Не сказав больше ни слова, она развернулась и вышла из комнаты. Салливейн так и осталась стоять у кровати в грязной куртке для верховой езды, порванной в тех местах, где торчали наружу сломанные кости. Шум и голоса людей, занимавшихся своими обычными делами во дворце, доносились как будто издалека, из другого мира. Принцесса тяжело опустилась на кровать.
– Я приготовлю вам ванну, – сказал Бион и ушел.
Хелльвир бросила взгляд в сторону двери. Ей тоже хотелось уйти, но Салливейн внезапно показалась ей такой одинокой. Крошечная фигурка в огромной комнате, полной позолоты и мрамора. Здесь еще пахло ее кровью. Хелльвир сделала шаг к выходу и замерла.
«Она предала меня, – сказала она себе. – Она не заслуживает сочувствия, я ей ничем не обязана». Не успев мысленно произнести эту фразу, Хелльвир уже двинулась к кровати. Обошла ее и села рядом с принцессой.
Салливейн подняла голову, как будто ее удивило, что она не одна. У нее был бессмысленный, остекленевший взгляд; она стиснула зубы, чтобы не разрыдаться. От нее пахло конюшней.
– Они все равно убили бы его, – прошептала она. – «Дикий», – говорили они. Я хотела им доказать, что даже дикого жеребца можно укротить и приручить. Он был такой красивый, цвета сушеной рябины.
Принцесса смотрела на свои руки. Грязь въелась в кожу, чернела под ногтями.
– Как она могла? – горестно воскликнула Салливейн. Это было почти рыдание. – Он принадлежал мне. – Она встряхнулась. – В конце концов это не имеет значения, верно?
Она шмыгнула носом и отвернулась, чтобы Хелльвир не видела ее лица.
Хелльвир пошевелилась и случайно задела запястье принцессы.
И это произошло снова. Она почувствовала ярость, бурлящую, болезненную чужую ярость; словно река лавы хлынула откуда-то извне, обожгла ее душу, у нее все сжалось, скрутилось внутри. Салливейн резко поднялась и отдернула руку прежде, чем Хелльвир сумела разобраться в ее эмоциях.
– Прекрати это, – рявкнула принцесса.
– Я не нарочно, – возразила Хелльвир. – Вы… что вы чувствуете?
– Я чувствую вещи, которые мне не хочется чувствовать. Сделай так, чтобы этого больше не было.
– Мне очень жаль, но неужели связь между нашими душами доставляет вам такие неудобства? – вырвалось у Хелльвир. Она вскочила на ноги и сердито продолжала: – Возможно, вам следовало подумать об этом прежде, чем умирать… три раза.
– Так вот в чем причина? В том, что ты меня воскресила?
– Больше ничего мне не приходит в голову.
Салливейн отвернулась от нее, обняв себя, словно ей внезапно стало холодно.
– Значит, вот как ты ко мне относишься на самом деле, – пробормотала она и горько усмехнулась. – Я надеялась, что это не так, что это мне только кажется.
– И как же я к вам отношусь?
Хелльвир заметила, что ее руки сжаты в кулаки, и заставила себя разжать их. Салливейн смотрела на нее. Впервые она обнаружила свои истинные чувства. Она выглядела не как принцесса, а как обычная женщина, которой причинили боль.
– Ты меня ненавидишь, – просто сказала Салливейн. – Ты ненавидишь меня за то, что я сделала.
– Естественно, – ответила Хелльвир. – Вы нарушили свое обещание. Калгир мертв, а сердце моего брата разбито – все из-за вас. Моя семья живет в страхе.
– И одновременно ты… ты испытываешь другое чувство. Ты хотела бы ненавидеть меня сильнее.
Наступила тишина. Хелльвир слышала свое дыхание – шумное, учащенное.
– Я не знаю, что со мной не так, – тихо сказала Хелльвир, – потому что я должна вас ненавидеть, от всей души, искренне, безгранично. Вы причинили мне слишком много зла.
Взгляд Салливейн испугал ее. Медные глаза мерцали в полутемной комнате, как монеты, лежащие на дне колодца. Хелльвир ненавидела себя и принцессу за то, что любуется локоном, который упал на ее щеку, этой идеальной золотой спиралью. Ненавидела руку Салливейн, которая поднялась, чтобы поправить волосы, и костяшки пальцев, выступавшие под тонкой кожей. Ненавидела взгляд, который бросила на нее Салливейн. И одновременно желала, чтобы принцесса вечно смотрела на нее так.
– Хелльвир, – прошептала Салливейн. – Я сожалею о том, что сотворила. О том, что рассказала ей. Мне хотелось бы все вернуть. Я не думала, что она… уничтожит его тело.
– А чего вы от нее ждали? – произнесла Хелльвир сквозь зубы. – Какая разница, чего вам хочется сейчас. Вы это сделали. Ничего уже не вернуть.
И тогда Салливейн удивила ее. Ее лицо сморщилось, она наклонилась вперед, к Хелльвир. И у Хелльвир перехватило дыхание, когда лоб принцессы прижался к ее плечу, и она почувствовала аромат розовой воды, оставшийся на коже и волосах другой женщины. Она машинально взяла Салливейн за плечи, остро сознавая, что тело принцессы прикрывает лишь тонкая ткань. Ее мышцы напряглись, чтобы оттолкнуть Салливейн, но она не сделала этого.
– Ее невозможно ослушаться, – послышался голос Салливейн, и Хелльвир показалось, что она чувствует тепло ее дыхания на груди. – Я не могу ослушаться ее. Я думала, что смогу, ради тебя, но ничего не получилось.
– Нет, вы можете, – прошептала Хелльвир, прижавшись губами к ее волосам, следя взглядом за золотым лучом,
