же его оруженосец. Они миновали ворота, и маршал послал Моро вниз по улице. Еще не слишком хорошо узнавший Олларию Дикон не сразу понял, что едут они отнюдь не во дворец. Ворон, хвала святому Алану, молчал, но мысли юноши все равно вертелись вокруг вчерашнего несчастья. Перстень и Баловника нужно спасать, только как? Теперь Ричард не понимал, как позволил втянуть себя в игру. Кости в Надоре были под строжайшим запретом – отец полагал их забавой зажравшихся выскочек и проходимцев и был прав. Кто, в конце концов, этот Эстебан, чтобы наследник Окделлов боялся показаться перед ним скупым или нищим? Всем известно, что Колиньяры – потомки башмачника, за что-то там получившего от марагонского бастарда титул. Людям Чести зазорно с такими в одном трактире сидеть, не то что играть и уж тем более волноваться о мнении «навозных маркизов». И ведь говорил же Наль, а он… Он решил показать, что сам себе хозяин, вот и показал.
– Вернитесь на грешную землю, юноша, – вполголоса окликнул Алва, – мы у цели. Раз уж вы начали играть, вам следует посмотреть, как это делается. Это дом красотки Марианны и ее весьма снисходительного супруга. Здесь играют по-крупному и в кости, и в карты. Последнее гораздо интереснее. Кости – это для тупиц. В них, если не мошенничать, от тебя ничего не зависит, а вот в картах можно схватить удачу за шкирку.
4
Разумеется, Дикон слышал про карты и даже держал их в руках. После того как гайифец Квангелла́тис изобрел печатный станок, разноцветные картинки быстро вошли в моду. Другое дело, что для игры в то́нто[93] или вьехарро́н[94] требовались опыт и сноровка. В иное время Ричард пришел бы в восторг от возможности взглянуть на игру, но после того, что он натворил, это было мучительным. Ворон, впрочем, мнения оруженосца не спрашивал. Ему взбрело в голову променять высочайшую аудиенцию на карточный вечер, и Дикону осталось лишь радоваться, что он предстанет перед глазами Штанцлера и королевы еще не сегодня.
Подобострастные слуги увели лошадей. Моро не преминул выказать свой норов, но Алва и не подумал оглянуться на злое ржание и растерянные голоса. Небрежно раскланиваясь и словно не замечая удивленных и раздраженных взглядов, герцог вступил в ярко освещенный дом. Алву не любили ни Люди Чести, ни «навозники», но мало кто решался сообщать маршалу о своих чувствах. Зло было надежно защищено сталью и золотом.
Дикон шел за своим эром как пришитый, и дело было отнюдь не в приказе. В роскошном, набитом людьми особняке юноша, выросший в разграбленном замке, чувствовал себя потерянным, он вообще робел от шумных компаний. В толпе разряженных чужаков Алва был единственным знакомым, к тому же в присутствии Ворона вряд ли кто-то осмелился бы заговорить с его оруженосцем о вчерашней игре…
– Маршал, вас ли я вижу? – Тщедушный господин в розовом атласе спешил к ним, медово улыбаясь.
– Разумеется, сударь.
– Как вы узнали?
– Что именно? – Ворон щелчком поправил кружево манжет. – Оллария велика, а мир еще больше, в нем много чего происходит.
– Что прелестная Марианна вот-вот сменит покровителя.
– Но, – глубокомысленно протянул Алва, обводя глазами обтянутую золотистым шелком комнату, – покровитель у прелестной Марианны, без сомнения, весьма щедр. Чем же он провинился?
– О, ничем… Но Валме́ бывает слишком азартен. В три часа он сел играть с Килеаном.
– Тонто?
– Разумеется. Наш виконт спустил все, что имел на руках, и…
– И решил сыграть на любовницу и свои подарки? – поднял бровь Алва. – Не сказал бы, что это элегантно.
– Вы угадали. Килеан давно точит зубы на этот персик, а Валме никогда не умел вовремя остановиться.
– В таком случае играют по-крупному. Идемте, Ричард, это по меньшей мере забавно.
Рокэ умудрялся видеть забавное во всем, а вот Дикону стало жаль неведомого Валме, который не мог остановиться. Он тоже не смог… Под десятками чужих глаз признать поражение, сказать, что тебе нечем расплатиться… да легче умереть!
– Надеюсь, юноша, вы поняли, в чем дело? – блеснул сапфировыми глазами маршал. – Нынешний, скажем так, друг баронессы сцепился с вашим дорогим комендантом. Валме весьма богат, но в тонто играют только под расплату, то есть проигравший, вставая из-за стола, немедленно платит или оставляет залог. Расписки и честное слово не годятся. Наличных у Валме не хватило, и он поставил на кон любовницу. Марианна стоит дорого, но если не везет, то не везет…
– Рокэ, – небрежно одетый человек со слипшимися длинными волосами от души тряханул руку Ворона, и Ричарда передернуло от отвращения, – я думал, вы… гм… у ее величества.
– Обстоятельства переменились, – улыбнулся герцог. – Салига́н, тут, говорят, идет форменное сражение?
– Скорее форменный разгром. Кампания безнадежно проиграна.
– Нет безнадежных кампаний, есть безнадежные дураки.
– Насчет войны спорить не стану, – хмыкнул Салиган, – вам виднее, но здесь мы имеем именно разгром. Желаете взглянуть лично?
– Именно. Я намерен показать этому юноше, как проигрывают состояния. Это весьма поучительно.
Ричард напрягся, ожидая, что эр расскажет про вчерашнее, однако тот спокойно пошел дальше. Мелькнули глаза Придда, но однокорытник не подошел – здороваться с Вороном было выше его сил. Алва продолжал свое шествие, люди расступались перед улыбающимся герцогом так, словно тот шел с обнаженной шпагой, но за их спинами бежал шепоток. Дикон не сомневался – гости Марианны обсуждают явление маршала. Как ни странно, это льстило. Святой Алан, жить, ни на кого не оглядываясь и над всеми и всем смеясь, – как это, должно быть, жутко и восхитительно!
– Всеблагий и Всемилостивый! – Пышная брюнетка с бархатистой кожей и огромными глазами всплеснула унизанными браслетами ручками, одну из которых Алва не замедлил поцеловать.
– Счастлив засвидетельствовать свое почтение Звезде Олларии.
– Нет, это я счастлива. – Ричард сообразил, что это и есть прославленная Марианна. Она и впрямь была красива, но юноше припомнились голубые глаза и пепельные волосы Катарины Ариго. Роскошная роза и бледный гиацинт… Кому нужна роза!
– Я отчаялась увидеть вас в этом доме…
– Отчаяние – глупое чувство, эрэа, – заметил Ворон. – Впрочем, любовь, вера и надежда еще глупее. Как бы то ни было, я здесь. Вы, я вижу, следите за игрой. Что, бесподобный Килеан-ур-Ломбах и впрямь выигрывает?
– О да, – женщина засмеялась, но Дикону показалось, что ей хочется плакать, – сейчас у него тысяч тридцать…
– Прискорбно. Вы не будете возражать, если мы с моим оруженосцем присядем у камина?
– Я прикажу подать вина. Вы ведь пьете только «Черную кровь»?
– Слухи, как всегда, преувеличены. Я и впрямь предпочитаю это вино, но если его нет…
